– Ну что, лекари… начнем? – предложил я.

– Давай… Вон она! Белеет, – разрезав плоть до первой точки, куда стекались силы лошади, я раздвинул края раны. – Доставай.

Ильнас у нас был в роли операционной медсестры, которая тампоном, вернее, полоской ткани, оторванной от простыни и намотанной на палочку, убирала кровь из раны. В роли второго хирурга был Ротим.

– Ага. Сейчас. А вдруг она прыгнет? – Ротимур держал в руках две палочки, которыми в теории должен был вынуть эту самую резницу.

– Ротим. Это личинка. У нее нет ног.

– Ты-то откуда знаешь? До вчерашнего дня даже не слышал о таких. – Друг аккуратно поддел белый комок и по краю разреза выкатывал его наружу.

Я старался шире раздвинуть рану, чтобы ему было удобнее. Как только личинка выпала на землю, Ротимур отскочил в сторону, сдерживая рвотные позывы.

– Ротим! Убери эту гадость!

Личинка мерзко шевелилась.

– Сам убирай!.. – Ротимур выскочил из конюшни.

Через секунду из-за стены раздались неприятные звуки.

Ильнас щепкой закатил вынутого нами паразита в горшок, специально принесенный для этой цели.

– Давай иголку, – и я сомкнул края раны.

Вторую и третью личинки доставал уже Ильнас, у которого желудок оказался более крепким. Ротимур, вернувшись, занял предыдущее место Ильнаса. Правда, в сам момент удаления личинки друг отворачивался.

– А потом – повезем его в коляске? Или карету вызовем? – пока я бинтовал ногу, спросил Ротимур.

– Бу! – Ильнас сунул под нос Ротиму горшок с личинками. Тот отпрыгнул.

– Ильнас, вывалишь ведь, – пресек я баловство.

– А откуда купец узнал, что у него резница? – раздался голос Лумма из дверного проема.

– Алтыри, наверное, сказали, – предположил я. – Какая разница?

– Разница есть. Как они определили? Внешне не видно. Я скоро вернусь.

Вернулся Лумм уже в третьей четверти. Мы в это время пытались решить вопрос транспортировки жеребца: просыпаться тот не собирался – действительно лошадиная доза снотворного оказалась. Да если и проснется, придется снова усыплять – ходить-то ему все равно пока нельзя.

– Ильнас, съезди на Рыночную площадь, найми телегу, – посоветовал Лумм. – Объясни, что надо сделать, они там разберутся. И заскочи в трактир – есть хочется.

Пока не было Ильнаса, которому Лумм подробно объяснил, куда нужно ехать, мы с Ротимуром отмывались. Грузчики с гужевым транспортом появились примерно через час.

Три щуплых мужика просунули под жеребца четыре жердины, оторванные от загона конюшни. Вернее, перевернули жеребца на них. Смысл этого действа я не совсем понимал – все равно им не поднять. Плотно привязав жеребца к жердям, они подтащили, хоть и с трудом, тушу Шторма к остаткам загона, после чего по одной закинули концы жердин на одну из оставшихся перекладин. К тем концам, что лежали на земле, подогнали зад телеги и закинули их на нее. А дальше – дело техники, то есть гужевого транспорта. Возничий просто сдавал назад телегу, а Шторм, словно на санях, закатывался на нее.

– Теперь поехали, пока не проснулся… – Лумм вытирал жирные после жареной рыбы руки остатками простыни.

– Что там насчет резниц? – спросил я его.

– Да… Купцы – словно дети. Портят друг другу товар. Этот жеребец за руки четвертого хозяина сменил. Одному из купцов сыпанули в табун этих насекомых. Когда заболела третья лошадь, он почувствовал неладное. Разделал тушу сам и нашел личинок. Остальных лошадей сдал за бесценок.

– Тебя-то что в этом заинтересовало?

– Подумал, что проверяют.

– Что проверяют?

– Не что, а кого.

– Лумм, ты…

Я не мог подобрать перевод к слову «параноик». Не было тут такой болезни. Вернее, болезнь-то, наверное, была, только не классифицирована.

– …совершил не самый логичный поступок, в общем.

– Оглядывающийся мускун дольше живет, – понял меня старший воин. – Недооцениваешь орденских.

Ильнасу пришлось ехать на телеге. Мою прежнюю верховую забрал еще Сопот, когда поехал на север, так как лошадь числилась за халайской тысячей, а карету я отправил обратно отцу. Во-первых, она не воинская, а во-вторых, содержать кучера накладно. Платить-то ему приходилось из своего кармана. Да и селить его некуда.

Шторм по дороге не проснулся, и это очень даже неплохо, так как непонятно, как бы он отреагировал. Я бы на его месте точно запаниковал. Проснуться связанным, на телеге, которая непонятно куда тебя везет…

Когда мужики разгрузили жеребца, дело было уже к закату. Ко мне подковылял Юмир, простоявший с сыном все время разгрузки у ворот конюшни.

– Сено заказывать будем? – спросил он после моего кивка.

– Разумеется. – Я глянул мельком на возничего, ожидавшего у ворот.

Юмир кивнул тому.

– Ну что, в казармы? – ухмыльнулся Лумм.

– Почему?

– Есть нечего ни нам, ни лошадям. Спать не на чем. Мыться негде.

Лумм, конечно, был снова прав. Несмотря на то что кровати в доме были, матрасов и постельного нет и взять их вечером негде.

– В казармах, можно подумать, нас накормят… – возразил Ротимур. – Да и бумаги на заселение затребуют. Предлагаю в трактир.

– Олин! – раздался крик сына Юмира, залезшего на крышу конюшни. – Олин!

– Чего?! – ответили из соседнего двора.

– Дай фуража на четверку до завтра!

– Заходи!

Парень скатился с крыши и побежал к калитке.

– Купальня вымыта, – Юмир так и стоял неподалеку, – воду мы тоже наносили. Токмо… греть нечем – дров нет.

– А там кто? – кивнул я на соседний двор.

– Тоже домовой.

Какое точное определение.

– Сами-то обжились?

– Да мы неприхотливые…

– Понятно. А дочь где?

– В прислужном доме, – не сразу ответил бывший воин, глянув на сарай.

Побаивался еще нас.

– Как детей зовут?

– Саннит и Люйя.

– Элидар… – отвлек Ротимур, глядя на меня с укором.

– Я не знаю. Давайте в трактир. Лошадей здесь оставим.

Следующие несколько дней пролетели незаметно в хозяйственных заботах и лечении Шторма. Как, оказывается, приятно заниматься бытовыми мелочами, не задумываясь о глобальных проблемах. Лумм несколько отошел и увлекся обустройством дома даже больше, чем я. Каждый воин в душе хочет оседлой размеренной жизни, а не крови и звона стали. Денег, в связи с удачной покупкой жеребца, оказалось вполне достаточно, и мы развернули совсем даже нешуточный ремонт.

Шторм шел на поправку день ото дня все быстрее. Я бы, наверное, тоже быстро выздоравливал, если бы в меня в лошадиных дозах вливали магию и мазали раны дорогущим зельем. Уже через пару дней на облысевшей вокруг затянувшихся ран коже появились маленькие волоски шерсти. Хромать он продолжал, но субъективно казалось, что уже не так сильно. Жеребец проявил себя норовистым, но довольно умным. Он быстро смекнул, кто приносит ему облегчение от боли и кто кормит. Поэтому я и Саннит заходили в его стойло безбоязненно, а вот остальных он не подпускал.

Увлекшись делами, я чуть не забыл о предстоящем свидании с ларой Исиной.

– Извини, Элидар, – голос рыженькой красавицы сегодня был елейным, – отец имеет довольно старые взгляды на отношения молодежи. Он не может даже понять поцелуя в щечку до свадьбы. Говорит, что они с мамой прикоснуться друг к другу смогли, только когда стали мужем и женой.

Исина, оторвав с лежащей на подносе грозди винограда ягоду, поднесла ее к моим губам. Такое не самое целомудренное поведение для лары, учитывая множество народа в игорном доме. Я приоткрыл рот. Пальчик Исины скользнул по моим губам. Ротимур, видя эту картину, растянул лицо в улыбке и что-то прошептал Лумму. Тот обернулся на нас.

– Твой брат все видит.

– Он же брат. Он ничего не расскажет родителям. Пойдем на балкон.

– Пойдем. Может, ты мне объяснишь происходящее?