Изумрудный свет – очень красивый. Яркий, пробивающийся откуда-то изнутри. Солёные брызги. Монотонный звук, поначалу принятый за вой ветра… Пение. Мелодия – переливы тонкие и нежные, звон, как от бьющегося хрусталя. Утёс над морем. И… нет. Нет! Нет! Хрипло застонав, девушка с отчаянием сдавила виски ладонями.

Боже, она не хочет ЭТО вспоминать!

Фелиция даже не знала, гонятся ли за ней. Один из них просто обернулся и, как ей показалось, взглянул в её сторону. Оцепенение словно рукой сняло – она тут же сломя голову понеслась во мрак. Заметили? Да кто же знает. Проблема не только в ночных гостях. Даже если она сумеет выпутаться из передряги, отделавшись царапинами и сорванным ногтем, в деревне ей не поверят даже родная мать и лучшие подруги. Посмеются, покрутят пальцем у виска, посмотрят как на седую дурочку Лючию, ту самую, что уже двадцать лет ходит встречать утонувшего жениха на скалу у Мджарр.

Краешек луны выглянул из-за туч, разбавив темноту: мертвенно-бледный свет лёг на поверхность выжженных солнцем гор… Страшная картина – силуэты оскаленных утёсов на фоне серой равнины. Плача, девушка кляла себя последними словами. Зачем, ну вот зачем она сюда явилась? Проклятая легенда. Лишь бы убежать, вернуться домой… и НИКОГДА БОЛЬШЕ! Никогда и на полсотни миль она к морю не подойдёт!

Фелицию не заботило, как поведут себя «томми», завидев обнажённую шестнадцатилетнюю девушку. Однажды на празднике она слышала, как пьяная мать обсуждала с тёткой, что требуется мужчинам. Фелиция тогда ужаснулась: неужели муж в первую брачную ночь сотворит с ней такое?!.. А сейчас подумала – да ради Бога. Она отдаст всё что угодно, если солдаты задержат их.

Девушку колотила нервная дрожь, кожа покрылась пупырышками… Дикая жара, а тело словно опустили в снег. Интересно, почему?..

Наверное, это немцы. Нет, точно – больше некому.

После начала войны с Германией на острове боялись, что фрицы обязательно придут сюда. А как иначе? У них самая лучшая армия и удивительная техника: летающие аэропланы с бомбами, лодки, опускающиеся на большую глубину. Наверное, на таких они и приплыли. Ничего, Фелиция всё-всё расскажет «томми». Опишет в мельчайших подробностях. Остаётся понять – где она сейчас? Как далеко от дороги? Куда двигаться дальше? Девушка стиснула в кулаке крестик – края врезались в кожу, но она ничего не чувствовала, кроме животного желания спастись.

«Святая Матерь, не оставь рабу свою, заступись, помоги…»

Лунный свет померк – пространство вновь погрузилось во мрак. Попятившись, Фелиция натолкнулась на огромный камень. Обернулась, пошарила ладонью. Стена. Неровная, шершавая поверхность. Кажется, коралловый известняк. Сердце захлестнула волна леденящего страха. Знакомое место. Ох, до чего же знакомое…

Получается, она всё время бежала не в ту сторону.

Двигаясь наугад, девушка ощупывала стену обеими руками. Здесь должен быть вход. Да, вот колонна. Может, ничего страшного? Зачем так трястись? Она взмолилась небесам, и те откликнулись на просьбу – предоставили ей убежище. В подобную темень разыскать пост «томми» нелегко, так почему бы не отсидеться тут до утра? До восхода осталось не больше двух часов, а там… Её не покидала надежда: раз они собрались под покровом ночи, значит, боятся солнца… Или, по крайней мере, опасаются вылезать на дневной свет. Ей это на руку. Посветлеет – она сообразит, как добраться до дороги. Толстые стены – отличная защита. Если фрицы (или кто они там) сейчас её преследуют, сюда наверняка не заглянут. Пройдут мимо.

Девушку покинули последние силы.

Рухнув на осколки камней, она зарыдала. Вдруг стало всё равно – слышат её или нет.

– Успокойся. Не следовало тебе бежать. Ты пришла куда надо…

Фелиция неистово завизжала, уставившись во тьму. Она не видела лица говорящего, но её одновременно удивляло и пугало то, что голос был ласков, а его интонации завораживали: он будто бы обволакивал бархатом, заворачивал в себя. Виднелись лишь глаза – бледно-зелёные, светящиеся, как у зверя – кота или волка. Неожиданно стало спокойно. Дрожь утихла. Фелиция больше не ощущала боли в изрезанных ступнях. От лодыжек до макушки тело заполнило странное чувство – приятное, сладкое и томительное, как месяц назад, когда она впервые увидела своего Адониса. Девушка поднялась на ноги, одной рукой поглаживая грудь, другой лобок – сначала робко, а затем всё увереннее. Облизнула пересохшие губы. Шагнув в направлении зелёных глаз, она утонула в их глубине, словно провалилась в бездну. Неизвестное доселе предвкушение грядущей близости наполнило лоно влагой.

– Возьми меня.

– О да, – любезно согласился бархатный голос. – Именно это я сейчас с тобой и сделаю.

Фелиция не видела, как развалины здания, построенного из огромных каменных блоков, окружили они – те самые, кого она случайно увидела в лучах изумрудного света. Существа подходили, смыкая круг. Фелиция запрокинула голову, вне себя от счастья. Ей хотелось, чтобы вся деревня почувствовала сладость, отчаянно терзающую её тело изнутри.

И тут наваждение сгинуло.

Она поняла: сейчас случится что-то очень плохое. Совсем. Даже ужасное.

Девушка раскрыла рот, пытаясь закричать. Лёгкие разорвала страшная боль: корчась, Фелиция прижала обе ладони к груди. Внутренности жгло, будто в тело щедро сыпанули горящих углей. Взгляд померк. Упав на колени перед чужаком, Фелиция взмолилась. О милости. О жизни. Забормотала о том, что ей хочется к маме. И что она никому и ничего не скажет…

– Я очень разочарован, – печально произнёс голос. – Теперь всё будет иначе.

Глаза Фелиции остекленели. Из открытого рта, ушей и носа, пенясь, хлынули струи морской воды…

– Ох, итить твою в телегу! Да неужто сдох? Вот же ж сука хохломская!

Купец первой гильдии Африкан Карпыч Тихомиров, перекрестясь, с душой набрал полный рот слюны и смачно плюнул на дверцу своего новенького автомобиля.

Не так давно сам великий государь (дай ему Господь Иисус Христос доброго здоровьичка!) сел за руль детища имперского автопрома «Медведюшка Super», собранного на заводе в посёлке Ковернино, и высочайше изволил проехать на нём цельных 500 вёрст. Правда, злые языки говаривали, император за это время раз восемь поменял машину: сперва она заглохла, затем спустило колесо, а потом «Медведюшка» и вовсе взревел, да и развалился к чертям, едва его величество занял переднее сиденье, – один только руль в монарших ручках и остался. Так или нет, однако ж всех купцов обязали приобрести автомобильчик (минимум по штучке), дабы поддержать отечественного производителя звонкой монетой супротив всяких там «мерседесов» бесовских.

Африкан Карпыч, дурак эдакий, едва ли не первым кошель раскрыл. Заказал честь по чести, с хохломской росписью: санками, конями да птицами красными. Он же небось воистину русский да православный, а фирма его «Святой духъ», что производит лучшие в империи презервативы (да ещё и с благословления митрополита Онежского), – самая престижная. Дочку Африкана на бал в Кремль приглашали, с графьями эклеры господские-с кушать…

Ну и что теперь? Проехал от силы десять вёрстушек: задымил «Медведюшка», харкнул бензином и встал намертво. На дороге, посреди леса! Ну что за говно в Расее-то матушке собирают?! А время, как назло, раннее – народу никого, шоссе пустое. Наплевав на дородность и купеческое приличие, попытался Африкан сеть поймать – уж и подпрыгивал, и приседал, и на сосну хотел забраться (да с неё упал), – не ловит проклятый рукотрёп. Что ж, делать нечего. Придётся, как полному лоху, чапать до городка Корнилова ботиночками из жирафьей кожи от нехристя Гуччи (батюшка специально их святой водичкой кропил), вызывать оттудова техподдержку. Вот Господь-то наказал, а! Это явно за то, что купец в пост не удержался, украдкой ночью ветчинки куснул. Искушал сатана проклятый – и добился, подлец, своего.