Собственно, президент ведь тоже человек, и по этой причине он хоть раз в год подсознательно повинуется логичному желанию поехать на морской курорт. Так и поступил Рэпид Дир, то есть Быстроногий Олень, – индеец из племени навахо, в рамках политкорректности избранный лидером САСШ в 2008 году. Статный, черноокий, смуглый навахо с длинными волосами сразу привлёк внимание и демократов, и республиканцев (в особенности женщин), и дела у него пошли в гору. Однако президент – всегда и вечно на посту, и посему, даже восседая в шезлонге под пальмой возле бассейна, он предавался отдыху в строгом чёрном костюме и головном уборе с орлиными перьями. Оно и правильно – за компанию с ним рядом с водным резервуаром роскошнейшего отеля собрались министры, секретари Госдепартамента и Пентагона.

Несмотря на отпуск, Рэпид Дир определённо пребывал в плохом настроении.

– Я не понял, – повторил он и поднял брови. – Что это значит – нам некого бомбить?

Кабинет министров завздыхал и инстинктивно поёжился.

– Да страны кончились, – нехотя объяснил секретарь Госдепа Джон Берри. – Вчера только по карте смотрели: там, где есть мёд, мы уже бомбили везде. Багдадский халифат, Киренаика, Алавистан. То бишь, сэр, как я понимаю, нужен свежий подход, креативная мысль, иначе совсем ерунда получится. Ну, мы сейчас уже напрягли лучшие мозги Госдепа, они глобус так вертят, что пыль с него летит. Максимум через неделю решим.

– А в чём проблема? – поразилась пресс-секретарь Госдепартамента, 18-летняя студентка Джеми Собаки. – Неужели нам нельзя бомбить тех, у кого мёда нет вообще?

У бассейна послышались сдавленные смешки.

– Ты с головой-то дружишь?! – изумился Джон Берри. – Какая в этом экономическая целесообразность? Одно дело – восстановить демократию в диктаторской стране, поставить под контроль все пчеловодческие хозяйства, ульи и пасеки, выкачать мёд и сразу свалить. А тут – трать деньги непонятно на что. Диктаторов полно, а мёда слишком мало. Любопытно, как я тебя с таким мозгом на работу в Госдепартамент взял?

– Так другие ж ещё хуже, – простодушно пояснила Собаки. – Недавно на экзамене по географии три четверти Госдепа завалилось. А я с пятнадцатого раза Финляндию на карте показала.

Берри умолк. Он понял, что лучше не разбрасываться столь ценными кадрами.

– Зерно истины в словах девушки есть, – поднял бокал с коктейлем Быстроногий Олень. – Надо слегка размяться. Страну что держит в тонусе? Бомбардировки, поддержка революций и программа сокращения безработицы. С последней у нас не очень, поэтому предлагаю вернуться к первым двум пунктам. Где бы сейчас организовать революцию?

– Может, не надо? – нервно произнёс директор ЦРУ. – В Финляндии вон в последний раз отлично организовали. Но кто знал, что они такие сладкоежки? Стали жаловаться на отсутствие сахара в крови. Мы туда и печеньки возили потом, и конфеты, и шоколад, и кредит на мёд пришлось дать двадцать миллиардов. Весь годовой бюджет на революции до дна исчерпали, а им всё мало. Сейчас, сэр, у нас в ЦРУ по этой причине задержки в зарплате, агенты огороды на подоконниках развели, свиней на балконах выращивают. Предлагаю революции в странах поменьше совершать. В Лихтенштейне, например.

– Где это? – сонно спросил Рэпид Дир.

– Ориентировочно в центре Европы, сэр, – сообщил директор, углубившись в бумаги. – Точно не знаю, но бомбардировщики найдут. Мне вчера подали доклад – абсолютная монархия, князь уничтожил демократию, прижал парламент и правит как хочет:[336] думает, если мёда нет, так мы и не увидим. Очень удобное государство, сэр, всего сорок тысяч человек населения, полтора ящика пряников завёз борцам за свободу, и делов-то.

– А там есть борцы за свободу? – удивился секретарь по обороне.

– А если найдём? – в тон ему ответил директор ЦРУ. – Где мы их, простите, ещё не находили? Когда нам нужно влезть в страну, так пострадавшие от режима обязательно отыщутся. Четверть территории Лихтенштейна покрыта лесами. Определённо, угнетают лесников. Мигом закажем исследование, как благородные лесники страдают под игом подлого тирана и мечтают о демократических выборах князей с десятью кандидатами. Неплохой экономичный вариант для страны без мёда, сэр. Одного бомбардировщика хватит, и долларов триста для поддержки оппозиции. Как в «Макдоналдс» сходить.

Президент в печальной задумчивости пощёлкал пальцами.

– Ну сегодня мы хоть кого-нибудь бомбили? – протянул Рэпид Дир.

– Безусловно, сэр. – Секретарь по обороне вежливо откашлялся. – Двести наших самолётов нанесли авиаудары по лагерям подготовки верблюжатников в Алавистане. Видеозапись размещена на Ютьюб. Сброшено четыре тысячи тонн бомб. Согласно брифингу, подготовленному мисс Собаки, в итоге был уничтожен один ослик контрабандистов.

– Я особо подчеркнула на пресс-конференции, что это был пиздец опасный ослик, – добавила Джеми Собаки, одновременно глядясь в зеркало пудреницы и подкрашивая ресницы правого глаза. – На нём располагались командный пункт руководства кочевников, мастерская по производству ятаганов и нелегальная станция для обработки мёда.

– Неужели кто-то в это поверит? – кисло улыбнулся директор ЦРУ.

– А надо, чтобы верили? – удивилась Собаки. – У нас, собственно, прямая инструкция в Госдепе – говори что хочешь, суть не важна. Я вчера вместо доклада о войне в Алавистане третью часть «Звёздных войн» пересказала – и ничего, все сидят, внемлют, записывают. А кто усомнится, я вас спрошу? Неужели русские? Вот уж наплевать. Общеизвестно, что они все отродясь проклятые душители свободы, мерзавцы, твари, гады и слуги тьмы.

С этим мнением собравшиеся единодушно согласились.

– Как у нас дела в Киренаике? – вдруг вспомнил президент. – Демократия процветает?

– Да не очень, сэр, – грустно сказал секретарь Госдепа Берри, отводя взгляд. – Если помните, мы сначала поддержали революционеров против медоносного диктатора…

– Отлично помню, – воодушевился Рэпид Дир. – И ведь хорошо всё вышло?

– Частично, – промямлил госсекретарь. – Они свергли диктатора, а потом стали спорить, кто лучше всех это сделал, и поубивали друг друга. А дальше пришли кочевники, и пираты, и дикие пустынные тушканчики. И там жуткая хрень началась – простите, сэр, я бы про Киренаику забыл. Одни огорчения, честное слово. А так хорошо стартовали…

– Но мы поддерживаем с кем-то связь? – уточнил Быстроногий Олень.

– В данном случае в основном с тушканчиками, – сознался Берри. – Они единственные, кто вылезает к нам навстречу из норок и не пытается взорвать. Остальные кочевники, пираты и революционеры хором объявили Америке священную войну, живьём зажарив нашего бедного посла. Как-то, сэр, вообще неудобно с этой революцией получилось.

– Может, вернём обратно диктатора? – с надеждой спросил президент.

– Да они его ещё раньше посла зажарили, сэр. Чудовищный народ. Дикари-с.

Общество вокруг бассейна сочувственно загрустило.

– Вот интересное кино, – вздохнул Рэпид Дир. – Уже, наверное, в двадцатый раз свергаем диктатора, бомбим всё, камня на камне не оставляем, сотни тысяч противников демократии в гробах, забираем себе честно мёд за труды, дарим свободу и счастье, а потом полный аут и привет начинается. Солдат наших убивают, журналистам головы режут и взрывают то это, то вон то. Ничего не понимаю. Вот что мы неправильно делаем?

– Всё правильно, сэр, – встряла Собаки. – Народ там попросту говно неблагодарное.

Против такой логики никто не возражал.

Справа от президента послышался скрип костылей. С полудетской улыбкой к ним приближался сенатор Джозеф Макклейн, девяностолетний лётчик, сбитый двести четырнадцать раз во время Цинской медовой войны. Полуслепой, полуглухой, с парализованными рукой и ногой, он держался бодро и храбро. Макклейн славился нелюбовью к России и лично к царю-батюшке, ибо все ракеты, выпущенные китайцами по его истребителю, были имперского производства. Стоило России где-то что-то сделать, как Макклейн тут же солидаризировался с пострадавшей стороной. Например, во время конфликта империи с Грузинским царством, известного как Великая Трёхминутная война, он заявил: «Сегодня мы все грузины»; после вторжения русских в Гельсингфорс – «Сегодня мы все финны», а в процессе утилизации санкционных продуктов таможенными службами империи – «Сегодня мы все персики». Приблизившись вплотную к президенту, Макклейн грозно поднял костыль и привычно провозгласил скрипучим старческим голосом: