– Нет, – с томной тоской ответила Алиса. – Что-то вот показалось…

– Показалось? – в голосе Каледина звучала злоба. – Месяц прошел, все никак определиться не можешь – беременна ты или нет. А виноград, значит, тебе по графику носи и носи. Купила бы наконец тест, как все нормальные люди.

– Мне чисто психологически страшно, – отрезала Алиса. – Если я залетела, то вскоре придется идти на УЗИ и узнавать пол ребенка. Окажется мальчик, ему крышка – задушу в колыбели. Второго Каледина в семье я не вынесу.

– Не забудь, он родится с титулом графа, – кротко напомнил Каледин.

– Ладно, – упилась собственным милосердием Алиса. – Пусть поживет. Я забыла, что, по крайней мере, этот ребенок унаследует ум своей матери…

Каледин представил себе сына с умом Алисы, и ему стало нехорошо. Он положил ладонь ей на живот, заставляя нервную систему успокоиться.

– Интересно, а что будет дальше? – спросил он вслух сам себя.

– Понятия не имею, – повела плечами Алиса. – Известное дело: успешные сыщики всегда напрашиваются на сиквел приключений. Не исключаю, что мы с тобой через пару лет опять влипнем, иначе у нас просто не бывает. Нечто очень кроваво-мистическое, опасное, из глубины веков… дааааааа.

– Не уверен, – чихнул Каледин, от запаха благовоний у него разболелась голова. – Ты третью «Мумию» смотрела? Дешевка со спецэффектами, юмор картонный. «Пираты Карибского моря-3»? Джека Воробья там такой перебор, что тошнит уже, а сюжет глючный – тетка на крабов рассыпается. Третья часть делается тяп-ляп, главное – заработать бабло на имени и популярных у публики героях. Есть, конечно, исключения в виде «Смертельного оружия», но там только Джо Пеши фильм вытащил. Резюме: в жопу все третьи части.

Алиса игриво щелкнула его по кончику носа.

– Не ругайся в божьем храме, – зашипела она. – Нам потом тут ребенка крестить. А вот лично я не возражала бы против третьей части. Да и ты сам сказал в прошлый раз – зло не умирает никогда. Надеюсь, что Чичмарков благополучно умер. Лучше б ты его пристрелил перед тем, как ко мне идти.

– Не из чего было, – признался Каледин. – Патроны кончились, а руками душить не комильфо. Но он и так не оживет – у него с харизмой проблемы. Ладно, чтобы меня после не дергать, скажи… ты хочешь виноград или нет?

Алиса метнула на него взгляд, искры зеленых глаз пронзили мундир прямо до заветной майки с надписью «Раммштайн», а то и слегка поглубже. Она испытывала терзания монахини, соблазняемой лучшим красавцем Ада.

– Я тебя хочу, – сказала она тихо, но жестко. – Прости меня, Господи.

– К черту свадьбу! – шепнул Каледин. – Сейчас все устроим.

Взяв Алису за руку, он потащил ее прочь из Успенского собора. На выходе государь благословлял куриные окорочка, а тщательно подобранный жандармами народ бросал в воздух головные уборы, имитируя счастье. Лейб-гвардейцы соорудили импровизированную сцену для новобрачной. Государыня Евфросинья, схватив радиомикрофон, запела песню в честь своего второго брака – Oops! I did it again [301]. Пробиваясь сквозь толпу, Алиса поискала глазами цезаря, но того нигде не было видно. На самом деле именно в этот момент младший император сидел в спорткомплексе «Олимпийский», засыпая под однообразный стук пластмассовых мечей.

Ему было отвратительно скучно.

«Даже на свадьбу не позвал, – погружался в печальные мечты цезарь. – А теперь, наверное, и из спальни прогонит… непонятно, где буду спать. И вообще, что мне дальше делать? Пять сотен кафе-мороженых уже открыл».

…Князь Кропоткин наконец-то протиснулся через стенки металлоискателя, переругавшись со всеми, с кем только можно, и обещав написать жалобу «на высочайшее имя». Свободные места для обзора были уже заняты, ему пришлось скорчиться в крайне неудобной позиции на пожарной лестнице близ Успенского собора и поверх головы пьяного купчика наблюдать зажигательный танец новой императрицы. На втором припеве они случайно пересеклись взглядами. Небо вновь расцвело розами салюта – в сердце у князя что-то ухнуло, словно филин. Бритни Спирс едва не сбилась с такта, запнувшись на середине припева. Кольца Кропоткина отозвались звоном.

«Вау», – подумал князь и обольстительно улыбнулся…

…Он не помнил своего прошлого. Хозяйка ничего не объясняла, а просто говорила – так надо. Значит, ему не следует задавать вопросов, как и всем остальным. А, конечно же, спросить очень хотелось… словно ребенку, впервые осязающему целый мир. Тысяча «почему». Почему его тело покрыто не черной, как земля в джунглях, а светло-шоколадной кожей? Откуда на щеках, да и по всему туловищу взялись грубые шрамы, заштопанные суровой ниткой? Отчего ему так грустно по ночам, когда Луна заливает светом листву пальм, а джунгли щебечут миллионами голосов? Ага, спросил как-то раз. Хозяйка, показав на рисунок под крышей, строго сказала – барон Самеди не жалует любопытных. Ой-ой. Да, оскаленных зубов барона на черепе боятся все… и он тоже. Лучше уж маяться в неизвестности, размышляя – кто он такой и для чего пришел в этот мир? Серые дни скучны, как и черные ночи. Единственная радость – когда на ужин (он же и обед, и завтрак) хозяйка ставит перед ним глубокую плошку густого красного супа и наливает в глиняную кружку желтый и ароматный ром. Выпивка совсем не пьянит, но рождает в голове волнующие образы, от которых невозможно избавиться. Улицы с каретами.

Танцующие дамы и кавалеры в старинных платьях… треск вееров, огромные люстры на пятьсот свечей… экипажи, чарующая, прекрасная музыка скрипок… и дрожь тяжелого пистолета в руке. Откуда, откуда он все это знает? Но нет, спрашивать запрещено, Самеди сердится. Пузырьки сладкого вина в бокале. Робкая влажность дамского поцелуя.

Он чувствовал – когда-то с ним это было.

Хозяйка строга. Можно сказать, сурова. Она показывает, что случается с теми, кто забывает о подчинении. Ослушников превращают в бездумных животных, слуг для дома – не годных ни на что, кроме как подавать еду. Мулат вспомнил человеческие головы у хозяйки в сарае и грустно усмехнулся. Мертвые, печальные, с вытаращенными глазами. Особенно ему запомнилась одна – длинные каштановые волосы, вскрытая черепная коробка… у ее владельца перекошен рот, вроде как он сильно чем-то разочарован. Сейчас не надо работать, у мулата свободное время, но он не знает, чем его занять… так, болтается по двору хижины без дела, глазея на скачущих по пальмам, крикливых обезьян. Под одной из пальм, у шеста Огуна, вкопан стол, побуревший от крови… хозяйка разделывает там животных, чьи внутренности необходимы для привлечения лоа. Может быть, сесть за него и… нет, не надо. Неизвестно, как к этому отнесется хозяйка.

…Мари-Клер, скрестив ноги у митана, занималась составлением зелья. В череп Субботы горстями сыпались сушеные глаза гремучих змей, перемешанные с костяной мукой и мускатным орехом. Она украдкой взглянула в сторону зомби. Определенно это самый интересный труп, что ей приходилось видеть. Нет, она предполагала, но не думала, что… да, просто уникальный случай. Чего уж там – даже сам Люкнер, видавший виды, и то ахнул, завидев это. Надо сказать, и она, и бокор поначалу были разочарованы провалом их плана – порошок из мозга белого, смешанный с пылью оборотня, не сработал на невидимость. Почему? Никто не знает. В конго часто так происходит, это ювелирная работа. Один компонент не подошел, и разваливается все блюдо. Может, этот белый родился на минуту раньше или позже, чем нужно – а Луна, покровительствующая водуну, чутко реагирует на такие вещи. Люкнер был очень расстроен – ему пришлось вернуться в Майами. Остается лишь лелеять надежду на то, что барон Суббота будет милостив и своею волей пошлет им с Люкнером еще одно белого, чей день рождения – в ночь между 28 и 29 февраля, в год Оборотня.

Она окинула взглядом зомби. Тот в нерешительности застыл у залитого высохшей кровью стола. Превосходно. Вершина ее способностей. Создание этого зомби помогло Мари-Клер частично стереть боль утраты. Да, у нее уже никогда не будет дочери. Однако… она залюбовалась мулатом. Настоящая человеческая кожа с прелестным оттенком… здесь, на Гаити, весьма ценится то, что посветлее – мулаты считаются аристократией и свысока относятся к неграм. Каждый сантиметр такой кожи на Железном рынке продают из-под полы, ценителям она обходится в приличные деньги. Перекупщики гурды не берут – исключительно доллары. Остальное уже мелочь… кости у нее были.