– Нам нужен хороший адвокат, повелитель, пролепетал Малинин, неловко уворачиваясь от щедро летящих в его сторону протухших «гостинцев».

– Кто бы спорил, братец, – не возражал Калашников, вытирая с разбитых губ остатки лимона. – Но в Римской империи никому адвоката в принципе не полагалось. Да и чем юрист поможет? Серийные убийства плюс подозрение в шпионаже в пользу Парфии – да мы уже десять раз «вышку» заработали.

– И каким образом нас казнят? – зазвенев кандалами, обмяк Малинин.

– Полагаю, распнут на кресте, – дружелюбно пояснил Калашников. – Казнь мучительная, но популярная. Римляне, сам понимаешь – они звери еще те. Например, после разгрома Спартака казнили шесть тысяч гладиаторов из его армии. Кресты с распятыми стояли вдоль всей дороги из Рима в Капую. В качестве особого исключения в империи могут засечь кнутом, удушить или сбросить со скалы. Эстетам и патрициям (к коим мы не относимся), подносили чашу с ядом, либо предлагали добровольно вскрыть себе вены.

…Малинин впитывал информацию молча, лишь часто и горестно вздыхая.

– Но, самое страшное, братец, – подвел итог Калашников. – В этом проклятом Риме нет традиции, чтобы осужденному на смерть подносили последнюю чарку. Опережая твой вопрос, хочу попросить тебя сохранять мужество, к утоплению преступника в водке здесь тоже приговаривать не принято.

Изменившись в лице, Малинин послал по матери Римскую империю в целом, местные законы, Шефа, отправившего их сюда, пятикратно пресветлого цезаря, центуриона Эмилиана (ему досталось больше всех), жаркую погоду, и отдельной, но горячей строкой – твердые, как камень, иудейские фрукты.

…Он еще только заканчивал перечисление, когда на площади раздались жидкие аплодисменты, и визгливые вскрики «Слава!» Кокетливо подмигивая, обмахиваясь шелковым платочком, перед зеваками появился Понтий Пилат, облаченный в малиновую кольчугу от Луция Версачерия. Прижав к накрашенным губам кончики пальцев, прокуратор томно послал публике воздушный поцелуй, полный сдержанной, но пылкой страсти.

– Так это ты, что ли, – певучим, полуженским голосом произнес прокуратор, обращаясь к Калашникову. – Посмел называть себя царем Иудейским?

Он не успел договорить – на его челе отразилась печать недоумения.

– Ой… – вздрогнул прокуратор, и провел ладонью по глазам, размазав парфянскую сурьму. – Откуда у меня ощущение, что я должен это сказать?

– Я бы объяснил, – усмехнулся Алексей. – Но боюсь, у тебя голова лопнет.

Понтий Пилат, с испугом взглянув на него, отошел в сторону. К подножию лестницы вразвалочку приблизился Эмилиан. Приветствуя начальника, он простер в воздух здоровую руку, сжав плотной «лодочкой» толстые пальцы.

– Прокуратор, – хрипло прокричал центурион. – Именем пятикратно пресветлого цезаря – да продлят боги его годы! – я свидетельствую. Прошлой ночью я застал двух этих мерзавцев в пещере у Масличной горы, где они, пользуясь темнотой, раздевали и грабили трупы убитых людей!

Толпа вновь заволновалась, но гнилые яблоки уже закончились.

– Как замечательно работает фантазия у некоторых людей, – заметил Калашников Малинину. – Он всего лишь видел, как мы мешковину сдергивали с покойников. И вот, пожалуйста – получается, раздевали. И главное, логически-то все верно. Хорошо, братец, что ты при этом случайно никого не ощупывал. А то бы нам до кучи еще и изнасилование припаяли.

– Это серьезное обвинение, Эмилиан, – нахмурился Пилат. – Если оно справедливо, то следует, не мешкая, отправить эту пару на Голгофу, дав им в компанию два деревянных креста и мешочек гвоздей. Так я сейчас и сделаю, но… Меня смущает лишь один момент. Только что вернулись «мортусы»[106], посланные в пещеру для перевозки трупов. По странному стечению обстоятельств, они не нашли там ни одного тела. Ты же клялся сердцем цезаря, что видел кучу мертвецов, и среди них – самого Каиа-фу с дыркой в его почтенной голове! Какое объяснение ты можешь дать?

Эмилиан запнулся. Центурион был военным до мозга костей – на этом основании работа мысли не всегда давалась ему с приятной легкостью.

– Вероятно, у преступников были сообщники, – тяжело сообразил он. – Скорее всего, они проникли в пещеру после нас, и перепрятали тела.

Калашников почуял нутром – пора ковать железо, пока горячо.

– Осмелюсь возразить, прокуратор, – поднял он руку со звякнувшей цепью. – Как давно вы были на главном базаре? К сожалению, уже далеко не первый выпуск пожелтевших папирусов, опираясь на показания измученных коллег Эмилиана, сообщает, что центурион подвержен пагубному пороку. Находясь в казарме, он часами вдыхает дым от сожженных корневищ волшебных растений, чему свидетельство – его завидный аппетит. Говорят, что в дополнение к корням Эмилиан поглощает колдовские грибы, услаждая себя экзотическими видениями. Я бы поостерегся доверять такому свидетелю.

– Это правда, Эмилиан? – приподнял выщипанные брови Пилат.

– Наглая ложь, – задохнулся от бешенства центурион. – Вы забываете, прокуратор, я был в пещере не один. Неужели весь мой отряд наелся колдовских грибов? Спросите любого из солдат – все видели тела.

– Типичный вариант массовой галлюцинации из-за недостатка кислорода, – спокойно возразил Калашников. – В пещере было очень душно, из-под земли поднимались белые испарения – возможно, своеобразный природный газ. Предъявите трупы, Эмилиан. Иначе какой-то детский сад получается.

– А, в самом деле, повелитель, – с тревожным любопытством шепнул ему в посиневшее ухо Малинин. – Куда эти мертвецы из пещеры подевались?

– Да по фиг, куда, – быстрым шепотом ответил Калашников. – Хоть на Венеру улетели. Нам сейчас, дорогой братец, главное – на крестах не оказаться.

Пилат с сомнением почесал надушенный затылок.

– Я вынужден признать их правоту, Эмилиан, – сказал он, осуждающе чихнув. – А почему бы, знаешь, и не быть испарениям? Один раз я тоже так надышался карфагенских благовоний, что переспал со своей женой, приняв ее за мужчину. Попрошу тебя – покажи мне хотя бы один труп из пещеры.

Центурион, растеряв аргументы, схватил Калашникова за горло.

Он не представит, – толпа расступилась, пропуская вперед человека с кудрявой бородой и длинными русыми волосами, падающими на плечи.

Эмилиан осел на ступеньки лестницы, беззвучно шевеля губами.

Перед ним стоял оживший мертвец.

…Иуда Искариот выглядел свежим, отъевшимся и вообще довольным жизнью. Ничто в его сытом облике не намекало, что он провел несколько дней на дне подземелья в весьма и весьма неприглядном состоянии.

– Никакого убийства не было, – улыбнулся тринадцатый Малинину и Калашникову. – Центуриону почудилось. Кого ты видел мертвым?

– Андрея, – в панике прохрипел Эмилиан, у которого уже двоилось в глазах.

– Меня, что ли? – высунулся из-за спин толпы Андрей. – Римлянин, у какого торговца ты покупаешь парфянские грибы? Тебя же до сих пор плющит.

– А может, тебе и Фома привиделся? – вкрадчиво спросил Иуда.

…Не в силах отвечать, Эмилиан кивнул, как китайский болванчик

– Какой ужас, – покачал головой Фома, сложив на груди руки. – Вот до чего человек себя работой довел. Организм истощился, видения начались.

Свалившись со ступенек, центурион потерял сознание. Калашников и Малинин были близки к его состоянию – они чудом держались на ногах.

– Повелитель, – тихо ужасался Малинин. – Может, в пещере и верно не обошлось без испарений? Я же сам видел их мертвыми. А теперь они стоят и разговаривают. У меня, видимо, ломка – слишком долго без водки живу.

Повелитель не отвечал, утратив дар речи. Он уже был готов последовать неверному примеру Эмили-ана, но… На этом моменте его угасший разум ожил вновь – среди собравшихся на площади зевак мелькнула фигура Лазаря.