– Да-а, подвело нас зелье… – когда мы отсмеялись, резюмировал Чустам.

– Не скажи, зато как смело работали, – попытался я найти хоть что-то хорошее. – Так бы струхнули, наверное.

– Ну да. Только вот могли и оставить там кого.

Мы замолчали, обдумывая слова корма. Так-то оставить жизнь за тряпки или кусок сала… Опять же, кто заставляет?

На лошадях, изредка переходя на рысь, мы около полудня были на полпути домой. И это с учетом того, что мы поплутали по лесу, пару раз выезжая на дорогу, чтобы запутать следы, и заехали за вершами. Езда на лошади с седлом и без отличалась как… мм… даже сравнить не знаю с чем, но кардинально. В этот раз отбивать мягкое место приходилось Клопу. Ну не его сегодня день. Впрочем, он не жаловался, только постанывал.

На том же месте, где и в прошлый раз, я вновь ощутил чужой взгляд. Оглядел окрестности. Вроде никого.

– Что, тоже неуютно? – спросил корм.

– Ага. Словно смотрит кто.

– Странное место. Я еще в ту дорогу все осмотрел. Тут даже спрятаться-то толком негде.

– Согласен.

Вокруг был довольно редкий «березовый» лес. Спрятаться, если захотеть, можно было, но вести поиски, полагаясь только на непонятные ощущения… Да и неизвестно что найдешь. Клоп, видимо, тоже хотел поучаствовать в беседе, но Чустам махнул на него рукой:

– Молчи. Опять губы разбередишь.

На всякий случай минут через пятнадцать остановились около кустов и затихли. Убедившись, что за нами никто не едет и не идет, направились дальше, перейдя на рысь.

– Тава… – все-таки решил нас оповестить Клоп.

– Что? – переспросил корм.

Клоп облизнул губы:

– Трава за нами не примята.

Мы развернулись и подъехали к кустам. И вправду, за нами не было следов. А лошади это вам не люди – вес-то у них хороший, да и толклись мы тут достаточно долго… Чустам, спешившись, прошелся назад. Потом вернулся к нам. Стебельки стали выпрямляться через минуту!

– Нехорошее место. Едем отсюда. – Корм ловко запрыгнул в седло.

Заметили нас издалека. Ларк чуть ли не кубарем скатился с холма и побежал навстречу.

– Ого! Вы еще одну лошадь увели? А рубаха где? А с лицом что?

Похоже, у Ларка от переживаний прорезалась почемучкина болезнь. Вечер провели словно в семье. Мы рассказали, как съездили. Толикам осудил нас за безрассудство:

– А что, не догадались камешек в кого кинуть перед тем, как лезть?

Потом в восемь глаз умилялись, как Ларк первый раз в жизни пробовал колбасу. В мешке была крупа, но ее Толикам убрал на будущее. Под конец выпили почти всю настойку из фляги. Почти, потому что наш голубопечатный хозяйственник не дал выпить полностью, оставив на случай дезинфекции загноившихся ран – шамана здесь не было. Ларк со второго глотка закосел. Опять же посмеялись. Осмотрели новую лошадь. Не арабский скакун, но и не старая кляча. Назвали Серебряная Рабыня. Серебряная – потому что шкура серая, ну а Рабыня – потому что освободили из-под злого ига корыстолюбивых купцов.

«Один из лучших вечеров в этом мире», – посетила меня мысль, когда засыпал. Кстати, Клопу хоть в чем-то повезло. Поскольку рубахи у него не было, ему досталось одеяло.

Мы решили сделать передышку и повременить с рейдами. Если честно, то где-то очень глубоко меня глодала мысль о неправильности воровства. И тут дело не в моральных принципах и воспитании. Слово «выжить» глушило мораль, не полностью, но глушило. Ну а рабство меня давно перевоспитало, и отнюдь не в лучшую сторону. Терзало другое. Во-первых, с аналитической точки зрения уверен, что много мы наворовать не сможем – мы же не местные чиновники, которых допустили к казне. А вот рано или поздно попасть в переплет – попадем, только уже с другими последствиями, и ладно, если просто убьют, а если обратно в неволю… А во-вторых, воровали-то ведь мы не у самых богатых людей, а как следствие, могли и довести кого-нибудь до рабства. Вообще, испытав тяготы, по-другому смотришь на некоторые вещи. Нет, правда. Может, конечно, это когда-нибудь сгладится и порастет быльем, но сейчас…

– Я свободе-э-эн… – Напевая, я направился к омуту – искупаться.

– Хромой, – окликнул Чустам, отдыхающий в теньке.

– А?

– Правда, откуда ты? Я много разных языков слышал, а вот тот, на котором ты поешь, – никогда.

– Из Замухрынска, – привычно ответил я.

– Не хочешь – не говори. А как тебя до рабства звали?

– Алексей.

– Ну да… ты же говорил. А как в рабство попал?

– Да я потерялся лет в двенадцать в лесу и вышел к работорговцам. По-местному говорить не умел, они меня и прибрали в рабский торб. Потом годик поскитался у людей, и к оркам продали. А что?

– Да так. Просто вместе уже сколько, а друг о друге мало знаем.

– Ну это ты с нами недолго, мы-то уже более-менее.

– Клоп, а тебя как звали?

– Колопот. – Смахнув предплечьем пот, Клоп продолжил чистить рыбу.

– А в рабы как?

– Сам продался.

– Это как?

Я, хоть и знал историю Клопа, задержался – посмотреть на реакцию Чустама, так как попадание Колопота в рабство было довольно глупое, собственно, как и мое в этот мир. И там и там воздействовали на слабости. Только в моем случае низменные – желание спариться, а в его – нормальные человеческие.

– Ну к нам в деревню, – начал Колопот, – пришли пятеро в латах и сказали, что набор в армию ведут, бумаги показали. С ними уже трое парней были. Отступные семье дают хорошие, и потом пока на обучении – пять башок в месяц плюс оденут. Ну а после обучения по пятнадцать башок платить будут. А у нас семья бедная. Я, как подходящий по возрасту, и согласился. Я да еще два парня из нашей деревни. Ходили мы с ними три дня, еще народ собирали. Десять человек набралось. А потом усыпили нас, а проснулись мы уже с печатями и связанные. На следующий день приехали орки и забрали нас. Сначала в один клан, потом в другой продали… Через год вот с вами оказался.

– Рекрутеры в броне не ходят.

– Да знаю я уже, – мрачно ответил Клоп.

– Понятно. Много родителям дали?

– Десять башок.

– А продали за сколько?

– Не знаю.

Я уже собрался идти по своим делам, как вдруг корм поднял голову:

– А покажи печать?

– Что, печатей не видел?

– Видел. – Чустам встал и сам подошел к неудачливому вояке. Взял его за голову и повернул правым виском к солнцу. – А ты чего ж, даже вывести не пробовал?

– Нет, а зачем?

– Ну да, от орков не сорвешься.

Дело в том, что хоть и понятно, что печать не свести, но больше половины рабов, гораздо больше, не верят и пробуют это сделать. Я пробовал. Трижды. Первый раз ткнул горящей веткой в край татуировки, чтобы сапожник, у которого я тогда был, не заметил. Через неделю волдырь спал, а тату снова проступила. Потом еще дважды – сомневался в первом разе. Ну а когда попал к оркам, это потеряло актуальность – так просто не сбежишь, свел ты печать или нет, уже не важно. Чустам, судя по ожогу, ткнул как минимум утюгом. Ну или с десяток раз пытался вывести. Толикам понятно, что не пытался – он заранее знал, что она невыводима, тем более что у него их две. На печать Ларка я как-то не обращал внимания.

Чустам, посмотрев, отошел от Клопа.

– Ну что? – спросил новоявленный для всех, кроме меня, Колопот.

– Нет, ничего. Я так.

– А что смотрел?

– Ну а вдруг ненастоящая. Давай прижжем?

Клоп посмотрел на Чустама, а вернее, на его ожог, потом, видимо, образумился или изначально не предполагал такого развития событий.

– Не-э, себя изуродовал, хочешь всех такими сделать?

– Да ладно, я только предложил.

Чустам вернулся к дереву.

Представление развернулось через час. Я как раз искупался, выстирал шмотки и развесил их на местной березе. Хотя чем больше расцветало лето, тем меньше это дерево напоминало березу. Вообще я как-то в лесу видел хоть и не пальму, но тем не менее, на мой взгляд, дерево совсем не средней полосы. Такой вроде нормальный серый ствол, из которого торчат лопухи. Может, магия…