– Согласен, – вздохнул корм. – Может, на Клопе проверим?

– Сам нюхни, – огрызнулся Клоп. – Надо было, пока они едят, подкрасться к телегам, да и все.

– Лошади на виду. – Чустам, похоже, настроился на плотную наживу.

Один из мужиков встал и потянулся.

– Ладно, вы как хотите, а я спать.

– Вроде действует, – прошептал Клоп.

Мужики и вправду в течение десяти минут рассосались кто куда. Кто в фургоны, кто, вытащив какую-то дерюгу, под них. У костра остался лишь один, да и тот прилег, подложив под голову седло. Мы выждали четверть часа.

– Думаете, уснули? – спросил Клоп.

Вопрос отнюдь не был риторическим и будоражил наши умы не меньше Клоповьего.

– Сходи проверь, – предложил Чустам.

– Не-э, боязно. Давайте еще подождем.

Большой соблазн вызывала лошадь гонца. Она прямо терлась около кромки леса, правда, хозяин ее все-таки расседлал и спутал. Даже узду снял. Но все эти причиндалы были рядом – на оглобле одного из фургонов. Еще через четверть часа распределились так: я подъезжаю к краю поляны и жду. Клоп пока держится подальше, а Чустам подходит и уводит лошадь. Если что-то пойдет не так, то Клоп сразу бежит в лес, а я дожидаюсь корма, и мы вдвоем на Звезданутом уходим от погони. В случае же успеха, то есть воздействия гадости из кувшина, Клоп и Чустам по очереди, чтобы вне зоны действия снотворного все время находились двое из нас, начинают стаскивать мне вещи, а я уже приторачивать их к лошадям. Ну а если совсем все гладко, то апофеозом должно было стать конокрадство еще троих копытных. Мы оставили их напоследок, потому что как раз в их сторону было повернуто лицо охранника у костра и мы не знали точно, спит ли он.

Перед вылазкой Чустам нацепил меч и, сняв рубаху, соорудил «противогаз», ну то есть повязал ее на лицо. Осторожно, пригнувшись и укрываясь от возможного взгляда охранника, корм вышел на поляну и остановился. Никто не отреагировал. Он, по-кошачьи плавно ступая, дошел до фургона со сбруей. Взяв седло и узду, направился к лошади. Когда закидывал седло, на сбруе что-то металлически звякнуло. Мы все замерли. Сердце даже у меня бешено стучало, представляю, как страшно было главному действующему лицу этой сцены. Опять никакой реакции со стороны обозников. Корм осторожно надел узду и снял путы с фыркнувшей лошади. Когда он подвел ее ко мне, у меня в душе все прямо пело: «А-а-а, получилось!» Корм сразу пошел обратно, а подскочивший Клоп стал затягивать подпругу. Во второй заход корм притащил какую-то палку, длиной метра полтора, какую-то непонятную коробку, обтянутую кожей, и сумку. Вопреки плану стал сам все навьючивать на приобретенную кобылу, кивнув Клопу. Поскольку тому не из чего было делать «намордник», я снял рубаху и отдал ему. Он, повязав, помахал рукой у носа, мол, ну и запах. Я, подергав ткань штанов, предложил ему их. По глазам Клопа было понятно, что он улыбается. Напряжение выливалось в тупые шутки. Из третьего рейса Клоп притащил еще одно седло. Я спрыгнул, а он стал седлать Звезданутого. Не успел он затянуть подпругу, как корм уже припер еще две седельные сумки на круп кобыле, ну и кроме того вожжи. Как я понял, парни тащили все подряд. Ан нет, Клоп направился к сумке с продуктами, которую взял практически в метре от головы лежащего у костра охранника. Я от греха подальше залез в седло. Уже на обратном пути под ногой у Клопа хрустнуло.

Ну вот как, скажите, в самопошивных «мокасинах», подошва которых это три, а то и всего два слоя кожи, можно не почувствовать ветку? Клоп замер.

– Орик! Ты чего как конь туда-сюда бродишь? Сядь и сиди! Спать мешаешь.

– Да я и не хожу, вы сами… Э! Ты кто?! Грабят!

Чустам через секунду был в седле. Клоп замер в самом центре поляны секунды на полторы, затем, спохватившись, побежал, но сумку при этом не бросил!

– Стой! – Наперерез ему из-под телеги выпрыгнул обозник.

Клоп, словно в американском футболе сжимая под мышкой сумку, постарался обогнуть опасность, но был остановлен дискриминирующим противника ударом в челюсть. Мы с Чустамом не знали, что делать. Пока раздумывали, Клоп успел отхватить еще два удара сапогом. Дальше у меня случился короткий провал в памяти. Когда пришел в себя, я скакал во весь опор к Клопу, поскольку расстояние до него уже составляло метры, то я буквально через два прыжка лошади вынужден был натянуть поводья, на другой маневр ума не хватило. Звезданутый встал в «свечку» прямо над Клопом. Пинавший его мужик щучкой отпрыгнул в сторону. Я это улавливал лишь боковым зрением, поскольку был сосредоточен на том, чтобы удержаться на лошади и при этом не натягивать повод – боялся, что жеребец перевернется на спину. Я не знаю, могут ли они так, но инстинкты страшная штука.

Обозники, бежавшие к Клопу, ошеломленно встали. Память запечатлела их главного в выпущенной поверх штанов рубашке с рюшечками, растерянно глядящего на меня, рядом с ним стоял мужик с черной вязью печати на виске. Я обхватил шею животного руками, бросив поводья. Когда тело Звезданутого пошло вниз, причем, слава богу, вперед, я догадался начать выравниваться. Только копыта коснулись земли, я вновь пришпорил жеребца, искренне надеясь, что этого времени хватило Клопу для того, чтобы убежать или хотя бы попытаться сделать это. Кто-то схватил меня за ногу, вернее, почти за причинное место. Через доли секунды жеребец рванул вперед. А я от испуга наклонился от схватившего меня в противоположную сторону, едва не выпрыгнув из седла. В следующее мгновение между мной и обозниками галопом пролетела еще одна лошадь, ее всадник размахивал мечом.

Схватившим меня был Клоп. Все происходило настолько быстро, что я не успевал ничего понять и гнал жеребца в лес следом за Чустамом. Клоп что-то орал, но я не мог разобрать. От страха дикий стук сердца отдавался в ушах. Ветки хлестали по лицу, царапая в кровь щеки. Чего хочет Клоп, я понял лишь метров через сто, с трудом остановив Звезданутого. Клоп выдернул мою ногу из стремени, вставил свою и запрыгнул на круп, я тут же вновь пришпорил жеребца, на ходу пытаясь поймать кожаную петлю стремени.

– А ты чего сумку-то не бросил?

Мы уже минут пять хохотали над ночными похождениями.

– Так растерялся, – простодушно ответил Клоп. – А чего? Они спать должны были, а тут чуть не в ухо… мм…

Клоп поморщился от боли. Досталось ему знатно – у обозника крепкий кулак был. Глаз заплыл, отливая даже не синим, а красноватым. Губы разбиты сапогом. Хотя, может, наоборот, глаз сапогом, а губы кулаком.

– Да я не об этом. – Чустам ехал рядом с нами. – Когда Хромого по мужской части инвалидом хотел сделать, чего не бросил?

– Так рука в лямке запуталась. И ничего я ему там не хватал. Я думал, там лука есть.

У меня уже слезы текли из глаз от смеха. Это со стороны не смешно, а когда ты пережил все это…

– Этот тоже хорош, – Чустам перекинулся на меня, – Звезданутого в свечу, а сам руками машет, не знает, за что схватиться.

– Да он сам, я просто испугался.

– А чего вообще хотел сделать?

– Их напугать, там, может, и Клоп бы убежал.

– А у воина клинок не видел?

– Нет.

– Я думал, он успеет по тебе садануть.

Только затихли, как Клоп продолжил:

– Я ему ору – стой! А он пригнулся на ту сторону лошади и не слышит.

– Так у тебя рубаха на голове была.

– Я сильно орал!

Клоп кроме того, что огреб от обозников, еще и ногой обо что-то ударился, пока я его почти волоком тащил на Звезданутом. Теперь у нас было двое хромых.

Слава богам, что кончилось все хорошо. За исключением подорванного здоровья Клопа и того, что я во время вольтижировки потерял наши седельные сумки, но там, кроме меча, ничего ценного не было. Еще рубаху Клопа и зелье тоже там оставили. На тему невезучей ночи для Клопа мы с Чустамом уже успели поиздеваться, так как меч в утерянных сумках был тоже его…

Размен вещами с обозниками прошел в нашу пользу. За наши убытки мы получили лук со стрелами – это как раз та палка, которую притащил корм, а непонятная коробка оказалась колчаном, седло для меня, лошадь для Чустама, седельные сумки, в которых было все, что может пригодиться путнику, от иголки с ниткой и мыла до магического огнива и соли. Кружка, ложка, нож, фляжка с настойкой… Хозяйственный прежний владелец был. Кроме того, получили большое одеяло – это то, что я принял за сумку, и, самое приятное, мешок с едой. Но снова не повезло Клопу. Если мы в полной мере насладились хлебушком, салом и колбаской, то ему приходилось для того, чтобы откусить, вытягивать разбитые губы, словно лошади.