Десятку, занявшему первую строчку турнирной таблицы, обещали бесплатную встречу с «утешными». Так себе, если честно, вознаграждение. По крайней мере, для меня. Пока еще сам не видел, но мужики рассказывали, что изредка в тысячу привозят сотню девиц легкого поведения, которые именовались «утешной сотней» и путешествовали от тысячи к тысяче. Что там за дамы, я даже представить боялся, так что на победу своих не старался настраивать. Ну и они не рвались: так как у нас неполный десяток, то шансов все равно нет – количество человек в десятке не имело значения. То есть почти сразу после начала битвы мой десяток сливал победу противнику. Самое интересное, что я не мог просто «лечь» – гордость не позволяла, и потому в конце боя последний из десятка стоял на ногах. Но куда мне против пятерых – семерых остававшихся противников… Массой давили. Ладно хоть без переломов обходилось.

– Как бить будем, Лигранд? – прогрохотал сзади голос Отона.

На следующий день мы, как и остальные десятки нашей сотни, стояли кучкой на осмотре перед учебным сражением. Напротив, шагах в тридцати, расположился неполный десяток противника. Если раньше проигрывать было естественно, то в этот раз… Как минимум четверо сильных бойцов – я, Младший, Отон и Шрам. Плюс численное превосходство. Сдавать бой было стыдно.

– Идем ровно. Строем. Не бежим, – начал давать я распоряжения. – Я, Отон и Младший посередине. Слева Анри, Дроит и Расун, остальные справа. Шагов за пять мы втроем делаем рывок и отсекаем четыре слева. Шрам, задача твоей пятерки – сдержать правое крыло хотя бы сотню ударов сердца. Вшестером глушим левую четверку, ну а дальше помогаем Шраму.

– Раньше проще было… – проворчал Шрам.

– Хе! – проголосил Отон.

Я оглянулся на него. Здоровяк демонстративно разминал плечи; щит на его руке казался игрушечным.

– Ни одного удара! – Расун чуть не прыгал от радости на обратном пути.

Это была не битва, а избиение младенцев. Как только Отон, используемый в качестве основного тарана, пробивающего строй, уронил своего противника, так трое, вместо планируемых четыре из противостоящего десятка, оказались осаждаемыми и затем битыми вдвое превосходящими силами. Победить остальных пятерых было делом техники. Мы больше мешали друг другу, о чем я сделал особую зарубку в памяти. Отон, замахиваясь, разбил локтем нос Старшему.

Радость Расуна была понятна – он каждый раз успевал получить по соплям, даже в битве с десятком складского ему зарядили в ухо.

– Да как-то быстро, – возразил парню Отон. – Лигранд, ты действительно из-за нас на скамью ложишься?

– Нет, из-за себя.

– Ну и зря. Какая разница, кто бить будет. Все равно желающий найдется. Деньги же платят. Я бы пошел.

– В следующий раз тебя порекомендую.

– Тварью будут считать, – прокомментировал желание Отона Шрам.

– Ну и что? Моей семье от этого будет хлеб горче? А я уж как-нибудь вытерплю чужие мысли.

– Прямо все знатные, за честь держатся, – злобно заступился за друга Лывый. – Лигранда понимаю, у них там свой мир, свои порядки, а остальные? После битвы мертвяков все шарят. Балзон какой взбунтуется – мужиков из деревень как скот режем, баб насильничаем, а тут палки дать… Благородные, корень в зуб…

– Коли так мыслить, так и на своих шептать можно, – Шрам не отступал, – и кашу друга съесть, пока он на страже, а то и меч под ребро засунуть в бою, чтобы, значит, башки его в карман сложить. Так и будем потом жить, словно крысы, озираясь за спину. Неправильно это. Вместе надо, а не друг друга палками бить.

– Это другое. Смешно говоришь. У нас в деревне горн, когда налог собирал, так же говорил. Тоже про то, что мы должны вместе содержать балзона и дружину его, ради защиты нашей. Красиво говорил, были и те, кто нес последний медяк. Потом в рабы его отдали – воровал, оказалось, много. Да и кто ж тогда наказывать будет?

– Вот кто потерпел, тот пусть и наказывает. Дали бы той девке палку в руки – и пусть вас хлещет. Коли не виноваты, тогда и словно гладить будет, а коли виновны, так и палку покрепче выберет, и двумя руками держать станет.

– А со стражи если ушел, кто бить будет?

– Со стражи… – Шрам задумался.

– А со стражи уйдешь – я бить буду, – помог я Шраму, мне нравились его рассуждения. – Ты мой десяток подвел, я и бить должен. А лучше всем десятком, – вспомнил я наказание в царской армии. – Выстроиться в две шеренги и провести тебя сквозь строй, а каждый, в меру того, насколько сильной он считает твою вину, палкой по спине тебя.

– Больно? – Ильнас смазывал мне спину мазью алтырей.

– Терпимо. Как там?

– Ударов пять – в кровь, остальные синяками.

Во время получения палок меня, поскольку боли я почти не ощущал – умением пользоваться магией в пределах своего тела я овладел в полной мере – волновал философский вопрос: а кто бы бил меня, в соответствии с теорией Шрама?

Когда поднялся со скамьи, то пошатнулся. Шрам и Ильнас подскочили, чтобы поддержать, но я остановил их жестом. Кроме меня на ноги смог встать только Отон – новый палочник знал свое дело.

Зима в Халайском локотстве отличалась от зимы в балзонстве деда не в лучшую сторону. Если в балзонстве просто слякотная дождливая погода с температурой, не опускавшейся до нуля, то тут бывали и «дикие» морозы, градусов так в десять. В основном же легкий минус при отсутствии снежного покрова. Если снег выпадал – уже через руки таял. Мерзко, ветрено, влажно. Лучше уж постоянные холода.

За зиму я узнал все прелести воинской службы. Очень соскучился по комфорту знатной жизни, и даже… по нищенскому существованию в родном городе – все лучше, чем местные радости. Скудное питание даже в офицерском котле. Холод, от которого слабо спасал выложенный по моему распоряжению в центре шатра очаг. Несмотря на то что сам шатер тепло не пропускал – пропитан специальным составом, оно улетучивалось вместе с дымом. Разогревать себя всю ночь магией не хватало сил, но это как раз даже хорошо – не надо было сбрасывать силу, а то в последнее время при этом действе от меня начали маленькие разряды молний исходить. И слышно, и видно.

Бесила невозможность нормально помыться. Теперь я знал, почему в средние века редко мылись – за зиму привыкаешь. Попытка создать баню была пресечена на корню – в пределах лагеря запрещались не пропитанные магией строения, так как враг мог поджечь их, а алтыри отказались делать столько зелья – для основы зелий нужны были травы, сок которых удерживал бы магию, а трав этих было мало.

В какой-то момент я довольно плотно сошелся с алтырями и как бы невзначай подучился их непростому ремеслу. Мне, наверное, не составило бы труда изготовить те зелья, что варили они, но им… Это все равно, что слепому заниматься вышивкой. Многие зелья, если в них перелить магии, просто теряли свои свойства. Так вот эти парни умудрялись без обладания магическим зрением изготовить такие сложные составы…

– Дотон, – я грелся у котла с готовящимся зельем, – а ведь вы тоже как маги, без зелий можете быстрее двигаться?

– Можем.

– А почему воинами не идете?

– Зачем? – усмехнулся алтырь. – Мне и здесь хорошо.

– Больше бы платили.

– Поверь, мне и сейчас неплохо платят. Чтобы воином стать, надо разрешение ордена иметь, да и тренироваться много, а суть. Даже империи проще напоить воина зельем, чем держать алтыря-воина. Да и не возьмет император нас в воины.

– Почему?

– Много вопросов задаешь.

– А вообще бывают такие? Алтыри-воины?

– У карающих. Передай сон-траву.

Я, сняв с сучка мешочек, передал Дотону порошок из явно наркотического растения, имеющего сильное обезболивающее свойство.

– Там специально готовят, – продолжил он. – А так… Вроде как не запрещено нам воинами быть, только умирают такие быстро. По неестественным причинам. Странность такая есть. Говорят, император даже разговор с орденскими на эту тему вел. А те руками разводят – мол, не виноваты. Поэтому редкий алтырь в себе воина развивает.