– Увидишь.

Ехали эти три дня не торопясь, видно было, что отец, Лекам и Храм знают здесь каждый угол. Мы ни разу не выехали на открытое пространство, хотя здесь лес чередовался с полями. На ночные стоянки всегда выходили на удобные места, где рядом имелся водопой и костер можно было разводить, не боясь, что со стороны заметят.

На четвертый день выехали к огромному дубу.

– Ну что? Кто? – задал непонятный вопрос Лекам. – Я не буду, это смешно.

– Кто привел, тот пусть и зовет. – Отец еще больше заинтриговал.

– Может, молодежь заставим. – как-то стушевался Храм.

– Они и так тебя за сумасшедшего сейчас примут. – Лекам усмехнулся.

– Ладно. – Храм спустился с лошади, подошел к дубу, встал на колени и трижды произнес:

– О великий Савлентий! Выйди к нам, неразумным!

Мы чуть не попадали с лошадей от хохота.

– Дальше смотрите, – выдавил Лекам сквозь смех.

Орк подошел к одной из веток, висящих пониже, и повернулся к ней мягким местом. Простояв две меры с прищуренными глазами, почти закричал:

– Он все-таки развеял плетение! Ух-ху! А как теперь понять, что он слышал?

Тут с дуба со смачным стуком прилетел желудь прямо в лоб Храму. Раздался новый взрыв хохота.

– Ну, вот и ответ, – засмеялся отец. – Можете пока ноги размять, часть, не меньше, торчать здесь, как тычкам.

– Что это было? – спросил я отца, когда хохот улегся и все расселись на земле.

– Да старик с юмором, вызываешь его вот таким вот способом, на другие фразы амулет связи не реагирует. А если он услышал, то раньше вон та ветка по задней части била, сейчас, видимо, желудь. А не подставишь мягкое место – не узнаешь, получил он вызов или нет. Мы раз с Саймолом три части просидели, никто не хотел получить веткой. Подойдем, вызовем, ответа не дождемся, а у него амулет сплетен так, что, если к ветке не подойдешь, вызов не идет.

– А что, просто дойти нельзя?

– Нет. У него по всему лесу отводящие амулеты, ходишь по кругу, а думаешь, что прямо. Мы как-то, как раз когда трактир в Орлином сожгли, потеряли амулет для входа, а около дуба трактирщик ждал – так три дня пытались выйти. А дед посчитал, что мы загуляли. Пока за медом не пошел, на нас нечаянно не натолкнулся, мы выйти не могли.

– Он что, весь лес амулетами завешал?

– Да. Он здесь более ста лет живет. Да и что ему делать?

– А если кто из деревенских явится?

– Ну, их сюда палкой не загонишь. Бывало, грибники из этих мест грибов поедят, потом неделю в туалете живут. А плутаешь так, пока к центру леса идешь! Из леса можно за часть выйти, правда, всегда в одно и то же место – «Отцова гора» называется, там камень локтей десять высотой, в обхвате локтей пять, и два валуна рядом. Угадай, на что похоже?

– Эль, я вот что хотел спросить. – Лекам лежал на траве, пожевывая сухую травинку. – Ты как реагируешь, если тебя ушастым называют?

– Только попробуй.

У Храма, Лекама и отца появились улыбки.

Через три четверти части раздался топот копыт. На поляну выехал деревенского вида дед с аккуратно подстриженной рыжей с проседью бородой и немного взлохмаченными волосами до плеч. Одет он был в мешковатые штаны и соответствующую штанам рубаху.

– О-хо-хо, раздолбаи, сарай, никак, ремонтировать приперлись!

Лекам опустил глаза:

– А еще надо?

Дед по-молодецки спрыгнул с лошади, подошел к Лекаму. Старик был как минимум на голову ниже.

– Да нет уже. – И он отвесил магу хороший подзатыльник.

Плечи Лекама опустились, голова совсем поникла. Дед обнял его:

– Это за обман, я пять кругов эти развалины не убирал, столько шуток придумал на ремонт. Молоток зачаровал, чтобы он по пальцам попадал. А вы так и не приехали.

У эльфа в глазах заиграла хитринка, видимо, придумал, как будет поддевать Лекама.

Дед подошел к отцу, отец серьезно посмотрел на него.

– Что не приезжал?

– Так то одно, то другое…

– Ты кому легенды складываешь, оболтус? Потом поговорим. – И по-отчески обнял отца.

– Клыкатый!

У орка, казалось, цвет лица от счастья поменялся с зеленоватого на серебристый.

– Дед!

– О-о-о!

Они схватили друг друга за предплечья правыми руками, а левыми – хлопнули по плечам. Савлентий не шелохнулся, а орка изрядно качнуло.

– Ого, вот это удар. – Храм потирал плечо.

– Готовился! – гордо сказал Савлентий.

– Ну а здесь кто? – подошел он к нам.

– Это мой сын, Норман.

– Время как быстро идет. Храм, когда заезжал, рассказывал, что у тебя их двое.

– Было четверо, двое погибли.

– Ровный, значит. – Он обошел меня вокруг. – Похож. А младший где?

– Это и есть младший.

– Так он болел.

– Подлечили.

– Ладно, проверим. Он у тебя немой?

– Нет, но, когда молчу, умнее кажусь.

Старик засмеялся и хлопнул меня по плечу.

– Пойдет. А это твой средненький? Чего не пострижешь? – подошел он к Софье.

Она покраснела:

– Я девушка!

– А чегось, это новомодность какая? Мужицкие костюмы носить? Да еще неряшлива?

– Это Софья эр Шальная, хотя, наверное, уже эн. Мы их у светлых отбили, – вступился за Софью отец.

– А-а-а! Меняет дело. – Он потрепал Софью по щеке. – Ничего, дочка, всяко бывает. А я смотрю, тебе, Ровный, как обычно, спокойно не живется?

– Это не ему, – хохотнул орк, – это младшему.

Савлентий посмотрел на меня:

– Вот, значится, как?

– А этот малек кто? – Он подошел к Малику.

– Малик, брат Софьи, – представился тот.

– Тоже, значит, от светлых?

– Да.

Старец взъерошил Малику волосы.

– А ушастый зачем светлым? Войны с эльфами хотят?

Эллалия перекосило.

– Нет, он, собственно, и организовал стычку со светлыми.

– А-а! Значит, ушастые войны захотели?

– Я изгнанный и не ушастый. Я Эллалий из дома Вьющих.

– Это сын Альки, поди.

– Моего отца звали Алиолгус.

– Ну я и говорю, Альки, это он для тебя Логус. А похож, такой же ершистый. Будешь воду мутить, ушастый, выпорю. И мне все равно, сколько тебе кругов.

– Ну а ты, воин, чьих кровей? Тоже графских? – Дед перешел от лихорадочно думающего, что ответить, эльфа к Солду.

– Нет, мужицких. Солдом кличут.

– Солд так Солд. Ладнушки, познакомились. Ну поехали, гости. Тока от меня ни ногой, затеряетесь – искать не буду.

Деревянный дом Савлентия состоял из двух комнат и кухни. Одну комнату отдали Софье, вторую заняли отец, Храм, Лекам и Савлентий. Нас вчетвером загнали на довольно уютный чердак, где из мебели был стол и пара стульев.

– Расположитесь на полу, тюфяки там есть.

– Дед Савлентий…

– Давай без Савлентия, можешь просто дед, ну или просто Савлентий.

– Хорошо. Дед, мне бы чем живность накормить. – Я достал из сумки волчонка, второй барахтался, пытаясь вылезти наружу.

– Ого, хасан! И даже два! Где взял?

– Мы с их родителями против светлых бились, не они – не выбрались бы. Но хасаны погибли. А перед тем как умереть, меня один из них попросил щенков найти.

– Прям попросил?

– Ну как-то показал, где они лежат. Я пять дней искал.

– Картинками?

– Да.

Он повертел в руках щенка:

– Мал еще, десятины четыре. Ему бы мамку пару десятин пососать. Ну давай попробуем. Касса, Касса, Касса… – закричал он. – Касса, Касса, Касса…

Из-за угла конюшни неожиданно вышла черная сейша и перепугала еще не распряженных лошадей. Ростом кошка была немного поменьше моего Аравина, который, раздувая ноздри, испуганно смотрел на нее.

– Это Кассара, три десятины назад вернулась, гуляла! Да вернулась не праздная, десятину назад котенка принесла, он еще слеп. Вот ее и попросим. Молока у нее много должно быть, может, и поможет.

Савлентий протянул кошке щенка, она посмотрела на него недоверчиво, потом огромным носом обнюхала волчонка, подошла ко мне, понюхала сумку. Потом раскрыла пасть и, осторожно прикусив щенка за шкирку, утащила за конюшню.