– Чем?

– Ветками! Шевелитесь!

Я чуть не спрыгнул с лошади. Наверное, даже спрыгнул бы, если бы Чустам сказал мне, что делать. А так слез и, спустив Огарика, тупо встал. Даже ребенок кинулся помогать деду и Толикаму. Я, взяв Звезданутого в повод, повел к Клопу, который, продергивая сквозь узды вожжи, привязывал лошадей к дереву. Вспыхнула молния, и через пять секунд прогремел гром – Звезданутый вдруг дернулся и стал вырываться, я еле удерживал его. Ко мне подскочил Большой и мощным ударом ладони по морде привел коня в чувство. Звезданутый, явно побаиваясь Большого, побрел за ним в поводу.

Я не видел ураганов, собственно, и это не ураган. Я даже не знаю, чем отличается буря от урагана, но природа это сила! Страшно не было. Даже раскаты грома, предугадываемые по вспышкам, был ожидаемы. Но какая мощь!

Вымокли до нитки все. Не помогло ни укрытие, сделанное под деревом, ни рабская дерюга, захваченная из обоза хозяйственным Толикамом. Клоп пару раз выскакивал наружу, переживая за лошадей.

– Да прекрати ты, убегут так убегут, ты не остановишь! – в конце концов прикрикнул я на него.

– Он не за лошадей боится, – громко произнес мне в ухо Чустам, когда Клоп в очередной раз отлучился, – а за то, что плохо дело сделал.

– Дед, так что там насчет империалов? – спросил Липкий.

– Когда я у старого грандзона служил, то часто в его балзонстве бывал – там у меня своя комната. А в ней тайник.

– Какое балзонство?

– Нуренское.

– Не слышал о таком.

– Оно называется балзонством, а так кусок земли на границе локотства, который по краю за день пешком обойти можно, причем половину земли озеро занимает.

– То есть крепости нет?

– Есть. Только небольшая.

– Со стеной?

– Да.

– Хлопотно. – Чустам да и остальные прислушивались к разговору.

Хотя как прислушивались, Швану и вору приходилось перекрикивать ветер.

– Двадцать империалов, – парировал Липкий.

Корм промолчал, схватив рукой ветку, которую уже пятый раз пыталось вырвать из стены шалаша.

– Надо хоть посмотреть, – продолжил вор. – Где именно балзонство?

– На границе со Слопотским, – ответил Шван.

– Так нам еще и по пути.

– Немного правее надо бы.

У меня создалось стойкое ощущение, что дед не хотел туда идти. Может, конечно, денег жалел, но сомнительно…

– Хромой, – спросил Липкий, – а что у тебя в сумке?

Я, чтобы не замочить драгоценную поклажу, прижал сумку к груди.

– Книги.

Липкий ухмыльнулся, но ничего больше не сказал.

Буря затихла так же, как началась, – резко. Не за минуту, конечно, но довольно быстро шквалы ветра сменились полным штилем. Лошади не разбежались.

– Чустам, – отозвал я корма в сторонку, пока наши собирались. – Это как понимать?

– Что именно?

– Ты меня в кормы толкаешь?

– Не понял?

– Только не надо…

– Давай отойдем еще, – предложил корм.

Мы отдалились метров на тридцать.

– Знаешь, Хромой, как определяют десятников в имперских войсках?

– Да откуда мне?

– Ну хотя бы предположи. – Корм не шутил.

– Те, кто более умелые, в смысле лучше всех занимаются?

– Нас поселили в одном доме и руки давали задания. Задания давались не кому-то конкретно, а всем. Мы сами не торопились, и за это нас наказывали. Когда оставляли без еды, а когда и лишним кругом пробежки. Постепенно вышли вперед кто не очень хотел наказаний, но за кем шли люди. И это были зачастую далеко не те, кто лучше бился или был сильнее. Тут другая сила – та сила, когда слушают, та сила, когда уважают. Потом, понятно, проверяли и будущих десятников, и кто-то не смог… Так вот, за тобой идут охотнее, чем за мной, и надо быть совсем дураком, чтобы не признавать это. Возможно, ты и не вытянешь, но тогда этот десяток придется разделить между другими, потому как если не самый сильный, то никто. Народ не может без того, кто ведет. Так положено, так правильно, так делают все. Любое твое слово, заметь, воспринимается без возражений. Даже когда ты не прав или сомневаешься. Вспомни хоть остров – тебе было достаточно высказать сомнение, и все встали на твою сторону. Это сродни магии. Эти вон, которых освободили, даже не задумывались, когда обращались к тебе. И не вздумай их переубеждать, а то они почувствуют слабину и потянутся сами верховодить. Вот тот мутный – так точно, только повод дай. Остальное я тебе объяснять не буду – сам не дурень. От меня подлости не жди, мне ведь так же, как тебе, – выжить и быть свободным. По себе знаю, тяжело, но чем могу помогу. И это… забудь про корма. Прошу. Тупость это рабская. Кстати, будь готов, что тебя будут ненавидеть, – ухмыльнулся Чустам.

– Я подумаю над твоими словами.

– Ну давай, думай… только у тебя особо выбора нет. – Чустам развернулся и пошел помогать Клопу вязать вещи на лошадей – две все-таки без седел.

Мы промокли насквозь, но сушиться не было возможности, так как вымокло вообще все вокруг и даже с помощью наполненного магией искровысекателя не удалось развести огонь. Пока ехали, заняться было нечем, и я решил хоть немного прояснить для себя составляющие магии, а то это для меня на уровне необъяснимых фокусов.

– Огарик, ты, случайно, не знаешь, как… вернее, почему магическое огниво высекает такой сноп искр?

– Потому что оно магическое, – удивленно ответил он.

– Да я не об этом. В нем содержится какая-то сила?

– А-а-а. Нет. Алтыри меняют суть камней, и они делаются… ну… другими.

– А ты тоже можешь?

– Дед показывал, но это долго, и я сам не пробовал.

– Долго? – удивился я. Магическое огниво было довольно распространенным, то есть априори не могло быть очень дорогим или трудноизготавливаемым.

– Надо найти хорошие камни, которые искрят, если по ним бить, потом положить их в горшок и сделать так, чтобы эти камни растворились, а во втором растворить железо – чем больше, тем лучше. Потом надо приготовить камни. Быстрее всего наколоть голышей из моря, как у Чустама, и одну половину сложить в один горшок, а вторую в другой. Ну и вымачивать, иногда наполняя силой. Они тогда впитают сущность камней и железа и станут огнивом.

– Долго, это сколько?

– Можно руки, но самые хорошие получаются, если три луны.

– А у Чустама какой? Хороший?

– Не знаю.

– А как…

Тут Огарик ткнул пальцем в Чустама. Корм, согнав минут десять назад Толикама с лошади, поехал чуть вперед, а теперь стоял, подняв руку.

– Тсс! – шикнул я на Швана и голубопечатного, которые шепотом о чем-то разговаривали.

Чустам махнул мне рукой, но я уже и так слышал далекие удары топора. Я подъехал к нему.

– Двое рубят, – прошептал он, как будто они были рядом. – Переждем? Или в сторону?

– А может, узнаем кто?

Корм помолчал пару секунд.

– Можно и проверить. – Он хотел спешиться, но я остановил его.

– Сиди. Проверим твою теорию.

Я повернулся и ткнул пальцем в Липкого, потом указал в ту сторону, откуда доносился стук. Тот, помешкав, подошел к нам:

– Посмотреть?

Я кивнул. Тот без возражений и препираний пошел вперед.

– Думает, его проверяем, – прошептал Чустам, когда вор отошел достаточно далеко.

– Ну и пусть. Собственно, так и есть.

– Может, лучше я? – спросил Огарик.

– Сиди, разведчик нашелся.

– Вы меня бы не нашли, если бы Чустам не наткнулся, – обиделся парень.

– Отпусти его, – вступился Чустам. – Когда тебя готовились освобождать, мы проверяли его. Я отворачивался, а он прятался в двадцати шагах сзади. Я один раз из пяти его нашел, и то по следам – глаза отводить умеет.

– Конечно. Только взгляд прятать не может. Посмотрит, а лесорубы занервничают.

– Ну это да. – Корм подмигнул насупившемуся Огарику.

Липкий вернулся через полчаса с горящими глазами.

– Там дорога, на ней карета, и всего трое стражей, – явно подразумевая добычу, скороговоркой выпалил вор.