– Кто… она? – подавив в себе желание возразить, спросил Каледин. – И заодно уж повторю первый вопрос: зачем ты прилетела в Словакию?

– Из-за нее, – призналась Алиса. – В том ящике, что мне принесли, содержалось огромное количество материалов об этой женщине, знаменитой своей жестокостью на весь мир. Тебе что-нибудь говорит имя Елизавета Батори?

– Да, – ответил Каледин. – Хрестоматийный образ. Венгерская графиня, убившая самое меньшее 650 крестьянских женщин и девушек. Она живьем запирала их в «железной деве»: полой металлической статуе, сплошь заполненной шипами – чтобы из тела жертвы вытекала вся кровь до капли. Батори купалась в этой крови, пытаясь омолодить стареющую кожу.

– Зачет, мальчик, – стучала зубами Алиса, заворачиваясь в воротник, – ты помнишь – оригиналы финикийских табличек пропали из архива Будапешта во время неразберихи, вызванной турецкой осадой города. Если верить архивному досье по Елизавете, ее муж – граф Ференц Батори, был страстным поклонником античного искусства. Он объехал всю Европу, скупая вещи, которые имели отношение к древним государствам Средиземноморья. На него работали все ведущие специалисты «черного рынка», доставая афинские амфоры, ассирийские копья, фиванский папирус. Денег он не жалел. Коллекция Ференца считалась самой большой в Священной Римской империи – граф превосходно знал древнегреческий и латынь, пытался (правда, неудачно) расшифровать египетские иероглифы. Я прилетела на зафрахтованном вертолете к дому Елизаветы, где она убивала девушек. Это Чахтицкий замок, свадебный подарок ее супруга. Возможно, мне удастся здесь выяснить о ней то, чего мы еще не знаем. И это поможет ее поймать.

– Хорошо, – лаконично отозвался Каледин, что-то прикидывая в уме. – Я сейчас поеду домой, взгляну на ее изображение в Интернете – сделаю фоторобот. Насколько я помню, сохранился средневековый портрет Елизаветы Батори. А ты вообще уверена, что тебя сейчас пустят в замок? На дворе ведь ночь.

– Это же Восточная Европа, – рассмеялась Алиса. – Сторож все равно будет на посту. Сто евро – мне замок в бумажку завернут и отнесут в гостиницу.

– Договорились, – подытожил Каледин. – Я забираю на время мобильник у парня из оперативной бригады. Нароешь нужную фактуру – звони по его номеру и вылетай в Москву первым же рейсом. Пока мы не возьмем эту сволочь вместе со всеми уликами, нам никто не поверит. Кстати, я вот думаю… Баал, Танит, луна… в крови купается… в табличках ничего не сказано… может, чтобы такую тварь убить, серебряные ножи нужны или заговоренные булавки? Осиновый кол мне не пойти обтесать во дворе?

– Нет, – после краткого раздумья ответила Алиса. – Серебряные пули тоже отливать не надо. Эта женщина точно такой же человек, как ты и я. Ну, разве что сжигает сердца и мозг жертв на алтаре Баала, принимает душ из крови и обретает молодость – в остальном же все нормуль. Осиновый кол не понадобится, летать она явно не умеет и в мышей превращаться тоже.

– Уфф, слава те Господи, – выдохнул Каледин. – А то прямо не знаю, что делать в первую очередь – кол строгать или в церковь бежать с канистрой, набирать святую воду. Хотя, конечно, жаль – это бы существенно упростило нам жизнь. Пришли б с пожарным шлангом – и все, шиндец барышне. Московские силы зла угнетают меня своей банальностью.

– Напрасно, – осадила его Алиса. – Девушка, считай, профессиональный спецназовец. Учти, она убивает четыреста лет подряд, и ее ни разу не поймали. Сам же говорил – дама легко нейтрализовала двух охранников Смелковой: вряд ли это была пара дистрофиков. С ней придется повозиться. Если, конечно, мы ее сможем найти – пока ты не отбыл вялить моржей.

– Да понял уже, – сник Каледин. – Гой еси, короче – поехал я фоторобот составлять, буду на телефоне. Бери потом билет сразу первого класса.

– Ясное дело, – без тени сомнения согласилась Алиса. – Деньги же казенные. Я хоть и немка, но что такое «халява», с детства знаю очень хорошо.

Сунув телефон обратно в сумочку, она задрожала: замерзла ужасно, уши просто отваливаются. Еще бы, полчаса стояния на безжалостном февральском ветру. Растерев щеки и мочки ушей и ощутив, как заиграла кровь, Алиса подошла к позеленевшим от старости воротам замка. Слева от изображения дракона с колючим изогнутым хвостом виднелся электрический звонок, выглядевший инородным телом на замшелых камнях. Сняв перчатку и высвободив из сжатого кулака один палец, Алиса ловко ткнула им в кнопку. Звонить пришлось долго – минут пять, пока не послышалось тяжелое звяканье отодвигаемых засовов. На пороге появился вовсе не заспанный дед с ржавой берданкой (к чему она морально готовилась), а пожилая женщина в форменной тужурке – впрочем, также заспанная и на этом основании выглядевшая очень сердито. Видимо, одна из служащих музея припозднилась с делами и решила заночевать в замке.

– What do you want?[235] – злобно спросила она Алису, распознав в ней иностранку.

– Экскурсию, – робко ответила та на английском, переминаясь с ноги на ногу.

– Вы что, пьяны? Или сошли с ума? – тетка не выбирала выражений. – Знаете, сколько сейчас времени? Приходите завтра, к девяти утра. Все закрыто.

Служащая потянула дверь назад, ухватившись за медное кольцо.

– У меня утром самолет, – горько захныкала Алиса. – Я ничего не успею. Всю жизнь собиралась приехать… Пожалуйста… я заплачу сколько угодно.

В ее руке хрустнула желтенькая купюра с цифрой 200: даже в темноте она заметила, как глаза тетки вспыхнули таким же лимонным цветом.

– Ну что ж, – женщина преобразилась, гостеприимно улыбнувшись. – Конечно-конечно… если вам завтра улетать, то почему нет? Похвально, такой интерес… признаться, к нам зимой приезжает не так уж много туристов.

Алиса вложила банкноту в ненавязчиво протянутую ладонь.

– Прошу, мадам, – склонилась смотрительница. – Часа вам хватит?

– Вполне, – заверила ее Алиса.

Склонившись, чтобы не удариться о низкую притолоку, она шагнула вперед, под своды Чахтицкого замка. Железные ворота с тяжелым грохотом закрылись за ее спиной. Из-за туч ненадолго выглянула мрачная луна, бросив голубой отблеск на перепончатые крылья бронзового дракона.

Погода была отличная – за час сверху не упало ни единой снежинки, на черном небе россыпью завлекательно блистали звезды. В целях предосторожности пришлось взять армейский фонарик, размером с карандаш, но ослепляющим лучом, словно прожектор. Сейчас ночь, да еще нужно вспомнить, где находится поляна. Где-то неподалеку в форме ледышки должен валяться этот красавец, с которым они «познакомились» прошлой ночью при обстоятельствах, далеких от романтических. Бурый след от крови, вытекшей из раны незнакомца, будет заметен, даже если его припорошило легким снежком. Все же интересно, а кто он такой? Частный детектив, нанятый одним из безутешных родственников ларца? Такие случаи уже были. И каждый раз получалось с ними справляться. Иногда легко, а иногда – с последствиями посерьезнее, нежели царапина на плече. Тем не менее все недоброжелатели уже давно мертвы.

А она живет.

Осторожно ступая по заснеженной тропе, ощупывая светящимся пятном фонарика сплетения замерзших корней на тропинке, Елизавета затаенно улыбнулась. Самцы? Тогда они тоже не привлекали ее всерьез. Что мужчина XVI века мог предложить женщине, какие сексуальные изыски? Да они не мылись по три месяца: воду им, видите ли, лень греть. Ее любовный акт с мужем не длился больше минуты – учитывая его запах, она и сама бы больше не выдержала. Впрочем, собственно графу Ференцу Елизавета была благодарна и даже ощущала свою вину перед ним. Он испытывал всепоглощающую страсть не к женщинам, а к мертвым языкам, проводя за пергаментами долгие часы в подвале. Это увлечение его и погубило.

Наверное, любая женщина тяжело переживает старение. Да чего там скромничать – кто из достигших тридцатилетнего возраста не вертелся перед зеркалом, с ужасом считая морщинки под глазами? Она тоже так делала – тратила бешеные деньги на шарлатанов-алхимиков, требуя от них одного – создать лекарство от увядания кожи. Но маски из толченых жаб и цветочная паста не помогали: жестокие годы настойчиво брали свое. И в тот момент, когда она совсем отчаялась, впала в черную депрессию, все чудесным образом изменилось. Неловкая горничная, только три дня назад взятая на службу из пастушьей деревни, завивая волосы госпожи, обожгла ее щипцами. Не владея собой, графиня наотмашь ударила девушку по лицу: из носа горничной брызнули капли крови, попав ей на запястье. В гневе покинув комнату, Елизавета ушла в спальню – рыдать о своей утраченной молодости. Однако через пару часов, снова подойдя к зеркалу, Батори удивилась – кажется, то место на руке, куда попала кровь, стало выглядеть лучше, свежее: жидкость как бы стянула кожу. Уверяют – спонтанно принимать решений не следует. Ерунда. Ее последующий поступок был именно спонтанным. По приказу графини нерадивую горничную отвели в подземную тюрьму замка – спустившись туда, она убила девушку, воткнув десертный ножик в ее яремную вену: подставив руки, умылась пенящейся струей, оставив кровь запекаться на лице. О чудо – наутро лицо выглядело словно новенькое: исчезли трещинки, оно как будто натянулось, став потрясающе привлекательным… Словно маленькая девочка, графиня бегала по замку и, безудержно хохоча, кривлялась перед старыми зеркалами.