Алевтина горько усмехнулась. Впрочем, а что удивительного? Она уже побывала в Римской империи, Парфянском царстве, провинциях Египет и Иудея двухтысячелетней давности. По сравнению с ними революционный Петроград – так, семечки. Конечно, встреча с мужем отодвинулась ещё дальше. Но разве в этой фразе есть что-то новое?
– У нас нет денег, нет осенней одежды, нам негде жить, – практично заявила Алевтина. – Да, в одном Шеф точно прав – в Раю всегда косяки. Как Пушкин сказал: «Нет правды на земле, но правды нет и выше». Ладно, давай примем ситуацию такой, какая она есть. Надо поесть, одеться и переночевать – причём в условиях революции. А завтра уже подумаем – как выпутываться. Я чудовищно устала.
Мимо, дымя, проехал очередной автомобиль.
– Это тот редкий случай, когда я с тобой согласен, мама, – кивнул ангел. – Если нам удалось спастись из подземелья в Ерушалаиме, тут тоже справимся. Есть проблема, и мы будем её решать.
Со стороны входа в Смольный послышался топот сапог. Два изрядно запыхавшихся пожилых матроса (судя по всему, они заблудились в коридорах) на всех парах бежали к ним, сдёргивая с плеч винтовки.
– А ну стоять, контра! Чево тут ошиваетесь? Кажи документ!
Алевтина легонько, ласково коснулась плеча ангела.
– Лёша, я тебя очень прошу… пожалуйста, никого не убей.
– Я постараюсь, мама, – обещал ангел. – У меня же нет лицензии.
Услышав лязг и крики, Троцкий приник к окну. Его челюсть отвисла – на тротуаре тёмными пятнами скорчились тела матросов.
…Странная парочка испарилась, не оставив никаких следов.
Глава IX. Крылья в стирке
(грот под метро «Рижская»)
…– Ишшо одну? Пожалуйста, не стесняйся – ты же в гостях.
– Давай. Какая мне теперь разница? Я больше не ангел.
Малинин достал из-под стола вторую бутылку «Абсолюта», разлил по стаканам. Как и в Эрбиле, Раэль выпила половину залпом – не закусив.
– Помянем мои крылья. – Она выдохнула горький водочный воздух.
– Аминь, – хором отозвались Малинин и Калашников.
Казак наколол на вилку хвост селёдки – но, подумав, не стал закусывать: не хотелось осрамиться перед бывшим ангелом. Лицо Раэль опухло от слёз, губы дрожали, она то и дело шмыгала носом. Стены грота, не выражая сочувствия, пульсировали чёрно-розовым: то самое живое подземелье, прямо под метро «Рижская», выполненное как клон кабинета Шефа в Аду. Даже хрупкий столик, гнущийся под тяжестью «Абсолюта» и демонической закуски, и тот менял оттенки, перетекающие из серого в тёмно-зелёный. Звякнув пустым стаканом о столешницу, Калашников подумал, что приводить сюда падшего ангела (который в данный момент считается падшим в квадрате, или суперпадшим) – как минимум, неразумно. Но с Малининым не поспоришь – «вашбродь, бедную выгнали из „Братства Розы“, ей теперича негде жить». Скажи-ка, какой заботливый. Ладно, по крайней мере, система Antiangel в метро на Раэль теперь не сработает.
– Скажи-ка, а это вообще старая традиция – ампутировать ангелу крылья? – спросил он, жуя селёдку. – По крайней мере, раньше я о таком не слышал.
– Лишение крыльев – действительно древнее наказание. – Раэль смотрела в стакан, не поднимая глаз. – И применялось очень избирательно. Первая ступень падения ангела – изгнание из Рая: как ты мог заметить, проклятие меняет цвет перьев. Некоторые теряют крылья уже на этой стадии. Если же крылья уцелели, ангел волен стать одиночкой либо примкнуть к какому-либо союзу. Но если союз принимает решение выгнать ангела из своих рядов, то это вторая ступень… и вот она точно гарантирует усекновение крыльев.
Она повернулась к собутыльникам спиной.
На белой рубашке багровели два пятна, пропитанные свежей кровью.
– Рубцы остаются на всю жизнь, – не оборачиваясь, глухо сказала Раэль. – И никогда не заживают полностью. Стоит совершить новый грех – начинает сочиться кровь. Третья ступень – последняя степень падения. Падший ангел становится изгоем, скитается по Земле. Никто не может подать ему руки или даже поздороваться – тебя якобы не видят. Я дёшево отделалась. Ладно, зато теперь могу шутить: я ангел, просто отдала крылья в стирку.
Она допила остатки водки – одним глотком.
Калашников тактично промолчал, отдав должное закуске.
– У нас ходили слухи, что под Москвой – целая коммуникация подземелий Ада. – Раэль, не отрываясь, смотрела на пульсирующую стену. – Но я не думала, что она практически на виду. Неужели, когда роют очередное метро, строители ничего не находят? Или у вас тоже есть система невидимости?
– Насколько я понимаю, нет, – буркнул Калашников.
У Алексея, вследствие последних новостей, было отвратительное настроение, и он не особенно пытался это скрыть. Звонок Шефа вверг его в депрессию, каковую в России издревле принято топить в «Абсолюте».
– «Братство Розы» выстроило свою систему. – Раэль протянула Малинину пустой стакан. – Невидимые хрустальные сферы. Они охватывают Москву в форме рыбы, или «ихтис», – символа древних фанатов Кудесника. Там можно спрятаться, отдохнуть, пересидеть погоню, провести тайные переговоры. Голова «рыбы» – в центре: хрустальные сферы над Кремлём, Госдумой и мэрией. Одну из сфер поддерживает Останкинская башня – для контроля над ТВ. «Плавники» рыбы – восток и запад, «хребет» – Отрадное и Тушино. Коммуникаций нет, но работает система опознавания, как на истребителях, «свой-чужой», приближаясь к сфере, падший ангел становится невидимым. Ко мне это теперь не относится – я изгнана из «Братства Розы».
Стены размягчились – по ним пошли волны, наподобие морских. Появилось изображение паутины, а кое-где возникли оранжевые всплески, как пламя.
– А у «белокрылых» ангелов из Небесной Канцелярии тоже есть нечто подобное? – спросил Калашников. – Я наслышан о поездках на Землю из потустороннего мира, и именно ангелов, – мертвецам из Ада сюда хода нет, поэтому-то Шефа в подземельях и представляют живые агенты. Получается, города Земли – арена коммуникаций для Ада, Рая и падших. Все крупные мегаполисы опутаны этой сетью. Но… у Рая тоже должны быть офисы?
– Они здесь и есть, – охотно подтвердила Раэль. – Однако без изысков. Ангелы в командировках живут на обычных съёмных квартирах, а для общих тусовок и совещаний используются церкви. При Советском Союзе было куда проще – стояла куча бесхозных, заброшенных храмов… потом стало сложнее. «Белокрылым» нужна церковь, потому что, ну как сказать… это фетиш. Эффект плацебо, мы подпитываемся от неё энергией, хотя это всего лишь здание. Сейчас арендуется квартира в радиусе сотни метров от церкви, и можно проводить совещание. Самая, я вам скажу, эффективная система.
– О, а Шеф-то напрасно рога на голове ломал, – расхохотался Малинин. – Думал, гадал – ихде ж у ангелов явочные квартиры? Впрочем, теперича будут. Падшие сдадут свою камю… никасию Небесной Канцелярии в обмен на допуск в райские кущи, и Рай придёт на готовенькое – получит энти хрустальные сферы над Кремлём. Отлаженная система, чево ишшо надо?
Стены внезапно забурлили. Чёрный цвет резко сливался с алым, крутясь в водоворотах, и переливался павлиньими перьями. На потолке набухли капли.
– Да, «Братство Розы» уже объявило о добровольной передаче хрустальных сфер Раю, и ангелы с Небес берут их под контроль. – Калашников отломил себе бородинского хлеба. – Но думаю, они поспешили. Мазахаэль не войдёт в Царствие Небесное, как и ты, Раэль. «Братству» – конец, оно развалится.
Раэль, внимательно дослушав, ахнула новый стакан водки.
– Почему ты так думаешь, слуга Ада?
– Мазахаэль и его соратники чересчур долго жили в Москве, – нюхая корочку, объяснил Калашников. – Они так слились с местной жизнью, что забыли установки Рая. В России менять убеждения каждые пять минут – это нормально. Сначала все стояли за Русь святую, а когда Петр Первый велел западный манер вводить, так и запросто пили кофе, бороды брили, на ассамблеях танцевали. При Александре Третьем державничество стало модным – опять все в бородах, немцев затирают на службе и пьют чай из самоваров. А сейчас? Вчерашние коммунисты, кои рушили церкви и учили детей в школах, что Голоса нет, теперь стоят со свечками. Завели духовников, иконами все углы завешали. Так и Мазахаэль. Думает – стоит ему перекраситься, отречься, выбросить тебя за борт, как и Небеса откроют ему объятья. Только сам-то он внутри ни хрена не изменился: а это главное условие для возвращения в Рай. Так что, Раэль, плюнь и не огорчайся.