Апокалипсис только начался, но уже полностью уничтожил профессию переводчиков. Тыкая невпопад, набираю цифры на кодовом замке. Монгол угрюмо замолкает. Поляк галантно снимает стальной шлем и кланяется. Джентльмен, блин. А то я не знаю, кто Москву сжег.

На этаже меня ждет неприятный сюрприз. Я звоню в дверь, вдавливая палец в кнопку звонка, но в квартире – ни души. На всякий случай обшариваю платье – естественно, нет и намека на наличие ключей. Я все же чокнутая. Так и представляю себе придурка: целует покойницу и кладет ей в гроб ключи – не забывай меня, родимая, загляни ночью попить чайку с вареньицем. Впадаю в отчаяние и начинаю стучать в дверь: да чего там стучать, открыто ломиться. Сначала одним, потом сразу обоими кулаками молочу изо всех сил, с отчаянием упершись в обшивку двери лбом. Кожа покрывается испариной. «Мертвые не потеют» подмечено в одном фильме. Сразу видно – это сказал живой мудак, не видевший воскресших мертвецов.

– Олег! Открой, это я, Света! – ору я, как сумасшедшая, на весь подъезд.

Ни единого звука в ответ – только тишина: мертвая, как и я сама. Сажусь на холодные ступеньки, утирая слезы с перепачканного пеплом лица, соображаю – что делать дальше. Вот дура-то дохлая! Не догадалась – надо было стрельнуть у водителя мобильник и позвонить Олегу. Ясно одно – дома его нет. Будет ли – неизвестно. Может, он уже вообще тут не живет. Ехать к маме в Питер? А на чем? Сюда-то еле добралась: неизвестно, ходит в ту сторону какой-либо транспорт или нет. Реву и параллельно удивляюсь – конец света изначально представлялся мне несколько другим. Я думала, это масштабный кризис наподобие ядерной войны, когда вся Земля превращается в выжженную пустыню. Но паника улеглась быстро – открыты магазины (их немного, но все-таки), работают рестораны. Даже на щитах кинотеатра «Байконур», кажется, мигала реклама новой комедии: на «фильму» валом валят казаки, нукеры Бату-хана и пьяные гимназистки, убитые шальными пулями в семнадцатом году. Думается, если бы я не умерла, то и сама бы вышла на работу: устраивать никому не нужные презентации и проводить брифинги. По идее, Апокалипсис должен отменить бабло. Но ничего подобного – магазины торгуют: рубли, правда, не берут, только доллары и евро… их что, принимают к оплате на Страшном Суде?

Ладно, какое мне до них дело? У меня свои проблемы. Посижу на лестнице пару часов – подожду Олега. Если не появится – неподалеку живет моя школьная подруга. Учитывая вариант, что и она может исчезнуть в уличном хаосе, прикорну на лавочке у подъезда. Или поеду на какой-нибудь вокзал.

Хоть я и труп, но надо же мне где-то спать.

Бодрый дедушка в чалме, с трудом удерживая на старческих коленях сразу двух прекрасных дамочек, закутанных в черные шиитские покрывала, красиво читал им нараспев, раскачиваясь и пощелкивая пальцами:

Девушки смеялись, аплодировали и не очень-то возражали, когда старичок игриво касался их бедер, пробегая по ним ладонями, как при игре на гитаре.

«Офигеть можно, – тихо восхитился Кар. – Это же сам Омар Хайям! Да уж кого теперь только не встретишь. Но почему он в Турции – могила ведь в Нишапуре? А, понятно. В Иране просто так не найдешь вина, даже после Апокалипсиса. К туркам умные персияне еще при Хомейни ездили квасить. Подойти автограф попросить? Эх, надо бы, но, увы, – не время сейчас».

Он мелодично свистнул, подзывая официанта. Тот даже не обернулся: вытянул руку лопаточкой, показывая пренебрежительным жестом, дескать, подожди, сейчас подойду. Других клиентов, кроме Хайяма с девушками и Кара с незнакомцем, в кафе на набережной не было, однако официант не желал отрываться от игры в нарды с коллегой – столь же усатым и толстым.

«Собака такая, – закипая, подумал Кар. – Встать, что ли, и въехать ему в тыкву? Распустил их Апокалипсис. Раньше бы в лепешку расшибся, а теперь хлебало воротит. И чего-то они даже не волнуются особо: сонное царство. Понимаю – Страшным Судом столько раз пугали, что народ его уже воспринимает как наезд налоговой инспекции. Вроде бы полная задница, однако в то же время всегда можно договориться. В Турции вообще хитрожопые ребята, сумеют при желании надуть любого – хоть на Земле, хоть на Небе. Например, мусульманам нельзя употреблять алкоголь. Тут это никого не смущает: ставят на стол стакан анисовой ракии и капают туда водичкой: водка становится молочного цвета. Объяснение – Аллах, глядя с небес, примет ракию за молоко и не разгневается. Потрясающе гениально».

Официант наконец-то изъявил милость: подошел вразвалочку, угреватое лицо выражало желание лечь и уснуть за столиком клиента. Заказав кальян и яблочный чай в маленьких стаканчиках, смахивающих скорее на рюмки, Кар обратил вежливую улыбку к незнакомцу. Он обращался с ним бережно – словно с невинной девушкой, впервые приглашенной на любовное свидание. Ведь от его согласия зависело много. Пожалуй, даже СЛИШКОМ МНОГО.

– Что-нибудь еще? – любезно спросил Кар, не отпуская официанта.

Его собеседник – низкорослый, облысевший мужчина средних лет вяло дернул подбородком: вероятно, это означало отказ. Джинсы и рубашка, купленные на барахолке за углом, смотрелись на его фигуре столь же удачно, как пиджак на верблюде. К затянутому на поясе ремню из коровьей кожи был пристегнут небольшой мешочек, издающий сильный травяной запах. Больше всего Кара поражала кожа на холеном лице незнакомца – она была не то чтобы бледной, а натурального молочного цвета, будто отмытая стиральным порошком вкупе с отбеливателем, попросту сверкала белизной.

Разговор не клеился. Официант, засыпая на ходу, принес два стеклянных стаканчика с чаем и, уморительно фыркая, как морж, разжег угли для кальяна. Запах фруктового табака оживил незнакомца: в смесь был добавлен гашиш. Закусив зубами мундштук, он вдохнул – вода в кальяне смешалась с мутной завесой. Глаза белолицего потеплели, наливаясь блеском смысла.

– Как ты нашел меня? – выдохнул сладкий дым незнакомец.

– О, разве можно сейчас сохранить секрет? – ответно пробулькал кальяном Кар. – Археологи наткнулись на твою гробницу достаточно давно. Собственно, они раскапывали одно очень старое кладбище у горы и вдруг случайно обнаружили этот склеп – огромное помещение с трехметровым потолком. Войдя внутрь, ученые застали весьма нехарактерную сцену. Зрелище повергло их в шок – сразу же разгорелись горячие споры между специалистами-историками, кто конкретно т а м похоронен. Твое имя поначалу не называлось. Извини, конечно, но в современном мире ты считаешься ээээ… полумифическим персонажем. Однако состояние большинства предметов в гробнице, в том числе и ложа, на котором ты покоился, а также странных следов на двери, заставило их утвердиться во мнении, что они обнаружили именно твое тело. Я читал впоследствии в газете, что человека, запертого в склепе, фактически похоронили…

– Хватит, – недовольно прервал его белокожий.

– Как пожелаешь, – покорно откликнулся Кар, пропуская дым через нос. – В общем, мумию сначала длительное время изучали в лабораториях, а затем отдали в музей. Можешь не спрашивать меня – лично я считаю, что это кощунство. Прах мертвых должен покоиться с миром, а не выставляться на обозрение досужих зевак. Когда я убедился в твоем реальном существовании, у меня созрела мысль обратиться к тебе по поводу нашей проблемы. Я приехал в Анкару вчера, поиск мумии в музее ничего не дал – я увидел лишь, что стекло разбито, а сторожа разбежались. Попытка найти тебя в гробнице также не имела успеха. Наконец я сообразил… конечно, ты пошел на то самое место, где раньше располагался твой г о р о д. Там мы и встретились – среди запустения и безлюдных песков. Спасибо, что выслушал мою историю и не отказался приехать на переговоры в Стамбул. Я приношу глубокие извинения за свой непочтительный вопрос, но меня крайне интересует… после воскрешения обрел ли вновь ты свою прежнюю силу? Если верить легенде, ты отказался от нее – причем добровольно. Хотя, как я уже заметил раньше, обстановка в гробнице показывает совсем другое…