– Поднимайте его на задние лапы! Злите! Злите! – Самым страстным охотником оказался Отон. – Куда?! Куда острием тычешь?! Шкуру испортишь, мускун недоделанный! Надо на задние поднять!

Копейщики делились на тех, кто держал копья острием вперед в целях безопасности, и тех, кто из-за их спин дразнил жертву ударами тупых концов «оглобель» по морде. Зверь словно чувствовал, что нельзя подниматься, и, сопя, старался, сбив лапой копья, ринуться вперед. Но после каждой такой попытки получал удары по морде, заставлявшие его с утробным рыком отходить назад.

Я не то чтобы трус… но смотрел на эту картину, несколько отдалившись и запрыгнув на чью-то оставленную лошадь. Главное, чтобы этот зверь не прорвался в мою сторону. Нет, уйти от него я, конечно, успею. Только вот по сотням и так шептались о некоторой несмелости десятника наказанных, в связи с моей манерой держаться в центре построения. Поэтому давать еще один повод для слухов не хотелось.

– Давай, давай! Рыжий! Ткни ему в нос! – не утихал голосище Отона.

И вот зверь разъярился и наконец поднялся. Огромная туша нависла над копейщиками. Тут же десяток болтов впились ему в грудь. «Медведь» стал падать, но самые проворные тут же стали вбивать ему в грудь копья, не давая опуститься на передние лапы. Попытка, конечно, учитывая вес зверя, была жалкой, но позволила арбалетчикам произвести еще несколько выстрелов.

Дико и безумно. У меня бы даже мысли не возникло беречь шкуру при нападении этого монстра, но воины – ребята довольно храбрые и безбашенные. Им все-таки удалось вымотать «медведя» до того момента, как он захрипел и, подгибая задние лапы, стал падать на землю, правда… до этого один из воинов был в буквальном смысле переломан зверем. Парень зазевался и вовремя не выпустил копье из рук, когда чудище, поймав острие пастью, мотнуло головой, в результате чего воин оказался в паре метров от зверя, чем тот и не пренебрег. Тело воина, с неестественно вывернутыми конечностями, похоронили утром.

– Теперь объясняй дракону… – Рут смотрел на процесс похорон со стороны.

Я предпочел оказаться в данный момент поближе к командной верхушке нашего каравана, как к наиболее охраняемой от опасностей его части.

– Утихомирьте пыл охотников. – Сотник, восседая на жеребце, смотрел, как разравнивали землю над могилой; не принято было в этом мире оставлять память об умерших. В идеале вообще сжигали, но у нас не было времени. Вот если бы сотник погиб…

Наверное, я бы на месте парней, вернее Шрама, поступил так же. Да и действительно это было самым безопасным порядком передвижения – я ехал на некотором отдалении впереди, в качестве головного дозора двух десятков воинов. Идея эта пришла на ум Шраму после разрыва сразу десятка плодов ежиного кустарника, когда я проезжал мимо. Ежиный кустарник – это отвратительное растение, имеющее ярко-оранжевые плоды, усыпанные мелкими иглами. И все бы ничего, но плоды эти имели свойство с тихим хлопком взрываться, разбрасывая иглы, несущие на себе маленькое семечко. Ну и… не все, но некоторые из кустов реагировали на меня. Причем если иглы обычных кустов, впившись в оголенный участок тела, вызывали лишь покраснение, то вот те, которые пытались выпустить свои иголки в меня, несли гораздо более сильный яд. В тот раз попало сразу троим, в числе коих были я и Шрам. Реакция напоминала ту, что бывает от укуса шмеля. Но огромного шмеля. А поскольку оголенными участками тела у нас были только лица, то мы дней десять ходили с заплывшим левым глазом – среди имеющихся у воинов зелий не нашлось ни одного от опухоли. Хуже всего пришлось третьему пострадавшему – одному из мытарей, в него попали сразу четыре иглы и он, отчасти моими стараниями, чуть к духам не отбыл. Я, вновь проявив заботу о ближнем, хотел несколько облегчить страдания парня, когда он стал задыхаться от удушья – одна из иголок попала прямо в шею, и направил в него толику силы. Что там было! Его голова на глазах превратилась в хеллоуинскую тыкву. Яд этих растений оказался очень чувствителен к магии и только набирал свою силу при воздействии на него. По крайней мере, я сделал такой вывод, поскольку, когда я начал тянуть из него магию обратно, процесс распухания остановился.

Сейчас шел четвертый, последний наш рейд с мытарями перед возвращением домой. И теперь я авторитетно могу заявить, что маг способен выжить в Северных землях, но… если ему будут помогать другие и если он вовремя мобилизует свои силы, особенно шестое чувство. В моем случае это было не эфемерное выражение и касалось вовсе не пятой точки. Еще до прибытия в форт я задумался над ощущением моего взгляда окружающими. Если они могут его чувствовать, то почему, я, маг, не могу ощущать взгляд охотящихся на меня существ? Ведь они тоже порождения магии, ну или имеют к этому отношение. То есть… Если кратко, то, как говорится, жить захочешь – не так раскорячишься. Мне удавалось в большинстве нападений почувствовать пристальный взгляд хищника. Да и, собственно, не так уж их много тут было. Нападали на нас всего лишь десяток раз… за один рейд. А вот после случая с кустом со мной рядом старался ехать Сук, указывавший на особенности местной флоры. Для этого пришлось пересадить Ильнаса на «бочку».

– Лигранд, а ты за собой странностей никаких не замечал? – Сук ехал рядом, вертя в руках выкопанный на последней стоянке корешок.

– Нет, – ответил я на автомате, не обдумав вопрос воина, так как был занят сканированием местности, а мой собеседник имел обыкновение задавать странные вопросы.

В прошлой поездке он спросил, не хотел ли я когда-нибудь стать лекарем.

– Смотри, какие диковинки у нас на севере растут. – Сук, вздохнув почему-то, достал из-под доспеха древесный гриб, используемый алтырями для приготовления основ зелий, и приблизил его к корешку.

Корешок сменил цвет на голубоватый. Я присмотрелся. Да он светится! То, что я принял за смену цвета, было свечением.

– Держи, – протянул он мне корешок, который, сразу же как отдалили от гриба, затух.

Я, не понимая подвоха, протянул руку. Корешок сразу, как только коснулся моей перчатки, вспыхнул ярко-голубым. От неожиданности я выронил его. Сук никак не отреагировал на это. Некоторое время мы ехали молча. Я переваривал произошедшее.

– Почему он засветился? – наконец решил я прояснить ситуацию, хотя ответ уже знал, но первым это произносить не хотелось. А вдруг я ошибаюсь?

– Светится, когда к магии приближается, – прищурив глаза, ответил Сук и тут же продолжил: – Орденские тоже догадываются.

– Откуда знаешь?

Орденские, похоже, действительно раскусили меня. Да и глупо было бы не понять. Нет, тем, кто не имел подозрений, связать меня и нападение зверья не мог бы. Наверное. А вот если иметь догадки… Мне кажется, из моего десятка только Расун на меня не косился.

– Я слышал, как они мытаря расспрашивали. Ну, того… красноголового…

Цвет лица мытаря после обстрела иголками, под который мы попали, был действительно пунцовым.

– Я понял. Что они спрашивали?

– Какой куст был… что именно ты делал потом…

– А тот?

– Он не помнит толком ничего.

Мы еще помолчали некоторое время.

– Кто еще такой догадливый? – решил я прояснить ситуацию.

– Не знаю. Наши, думаю, все понимают: что-то не так. Только молчат.

– А ты, значит, решил узнать наверняка? – съехидничал я.

– Нет. Мне тоже все равно. Твои проблемы. Просто у нас в деревне тоже алтырь был…

Сук явно не просто так рассказывал мне это.

– Здесь, в Северных землях?

– Да. Хлопотно, но кто живет за счет охоты, могут принять.

– При чем тут охота? Вместо приманки, что ли?

– Нет. Им лекари нужны. Да и они не так зверья боятся. Выкопают тебе землянку, и будешь жить себе спокойно. Из деревни только не выйти… Да бабы не будут с тобой…

– Почему?

– Так кому же охота, чтобы детей орден забрал…

– Я про «не выйти».