Червинская подвинула урну к себе. Ха-ха, дааа… она-то ничего не знает о смерти. Черт возьми, надоело слушать хрень этого долговязого червяка. Сейчас она покажет ему свои знания смерти… и методы, ее вызывающие. Ну, какая фраза дальше, черная скотина? «Могу я получить свои деньги?»

…Ноги негра вдруг подломились – он рухнул на колени, нелепо взмахнув руками. Голова запрокинулась – из открытого в немом крике рта резво, словно спасаясь, побежали мелкие глянцевые пауки. Могильщик поднял пальцы к щекам, могло показаться, что он пытается ловить насекомых.

Недоумевая, Червинская отступила во тьму. Человек рвал губы ногтями, слышался противный, резкий треск плоти. Из закатившихся глаз на лицо тончайшими струйками хлынула алая кровь – негр завалился на бок, дергаясь в судорогах. Он прижимал колени к подбородку, разгибая их быстро, как при зарядке. Кожа вокруг глаз начала синеть. Последний паук исчез в сухой траве у могилы, рот выплюнул черную лягушку… губы испустили последний вздох. Червинская без малейших эмоций смотрела на мертвеца. Ее ресницы дрогнули. Откуда-то, из самых глубин мозга, к ней приплыло забытое, почти незнакомое чувство – у д и в л е н и е. Что же такое с ним произошло?

Ответ появился сам собой.

Ступая ногами по воздуху, как в невесомости, среди надгробий плыл сморщенный, сухонький африканец. Она увидела его благодаря светло-фиолетовой, как бы светящейся одежде и курчавой седой бороде, обрамляющей морщинистое лицо. В свете фонарика блеснули черные очки – только дядюшки с мешком носят их ночью… униформа верных слуг доктора. Бокор. Ее пробило новое чувство – о п а с н о с т ь. Нет, с ним ей не тягаться. Не следует и думать об этом – он просто сомнет ее, как клочок бумаги. Надо проявить покорность, бездумную и кисельную: тогда, может, обойдется.

Червинская замерла в поклоне, не поднимая головы. Бокор парил в воздухе совсем рядом. Тронув труп ногой, он перевернул тело, склоняясь над ним. Острый, длинный ноготь на большом пальце руки врезался в грудь покойника – плоть раскрылась, как под ножом. Хруст грудной клетки прозвучал для девушки знакомым припевом – в ладонях бокора истекал кровью комок мяса… мертвое сердце. Полюбовавшись, старик сунул его в карман – просто и деловито, словно кошелек либо часы. Червинская не шевелилась, бокор пристально рассматривал незнакомку сквозь черные очки. Она не видела его зрачков, но ощущала… от них шел невидимый свет, вроде излучения… старик изучал девушку пытливо, со смесью восторга и любопытства – так посетитель из деревни в зоопарке впервые наблюдает за бегемотом. Плавное движение, на лоб легла черная ладонь – холодная, как лед.

Она услышала, как мелко стучат ее собственные зубы.

– Я знаю, что ты собиралась сделать, – по-французски произнес бокор. – Поэтому решил помочь – совсем немножко. Иллюзия. Я умею гипнотизировать людей. И окружающие, и цель видят насекомых во рту… стоит дунуть из трубки особой травяной смесью, распылить ее в воздухе… хорошо действует на мозг, и живой, и мертвый. У человека за считанные секунды разрывается сердце. Что ж, этот могильщик был прав. Он нарушил этику поведения, придя без приглашения на склад. Ничего, мы похороним его здесь. Надеюсь, ты будешь так любезна, чтобы помочь?

Она кивнула без желания сопротивляться. Бокор улыбнулся. Его зубы были острыми и крупными – почерневшие, треугольные, словно у морской акулы.

– Я в курсе, на кого ты работаешь… Ошибся болван из похоронного бюро… нет двух бокоров, и никогда не было. Есть только один, живущий последние двадцать лет между Майами и Лос-Анджелесом, часто меняя свой облик. А что? И там, и там отличные кладбища – дарующие силу зла…

Люкнер взял мертвеца подмышки, Червинская подхватила труп за ноги.

– Как мне не хватает Мари-Клер, – вздохнул бокор. – Знала бы ты, что мы с ней делали в подвале Сахарного дворца… славные были времена. Я вернусь в Гонаив, но чуть позже. Всех моих способностей не хватит против ожерелья.

Ей ужасно хотелось спросить, что такое «ожерелье».

– А, это… – устало заметил бокор, и Червинская поняла – он читает мысли. – Автомобильная покрышка, налитая бензином. Наденут на шею и поднесут зажигалку – никакое вуду тебя не спасет. Пять тысяч дядюшек и соратников доктора погибли таким образом. Черная магия не помогает, если ты горишь, как свечка, объятый пламенем… и проклясть-то никого не успеть. Я сумел сбежать, но мечтаю вернуться. Мари-Клер осталась – она старая мамбо, хорошо умеет насылать болезни… в Гонаиве ее боятся больше, чем меня.

Они бросили тело негра в яму. Старик кивнул на лопату, устроившись рядом – на кладбищенской плите. Червинская, старательно зажав в ладонях черенок, сбрасывала комья земли. От бокора доносился сильный запах рома.

– А ведь Мари-Клер не знает, кто твой хозяин, – засмеялся колдун. – Правда? И ты понятия не имеешь. Ничего, работай. Еще чуть-чуть, и я отпущу тебя.

Девушка вернулась на бензоколонку только под утро. Сама не зная как. Ладони стерты до мозолей – к счастью, без крови. В руках зажата сумка – там урна с прахом и стеклянный «кирпичик», где плавает артефакт. Кожаное сиденье машины безжизненно заскрипело, глаза Червинской терзали дисплей «айфона». Новых сообщений не было. Не стоит тратить время и думать о том, что сейчас случилось на кладбище. Задание связного выполнено, прах у нее. Даже убивать не пришлось. Жаль – она обожает вкус смерти.

Червинская вывела машину на шоссе. Вслед за ней, мигнув, плавно повернулся огонек скрытой камеры. Видеонаблюдение установили вчера, после регулярных краж пакетиков с чипсами из магазинчика при заправке.

…Могильщик не мог об этом знать. А она – не заметила.

Старуха очень хорошо подготовилась. В последний раз мамбо занималась такими вещами достаточно давно, еще по приказу доктора: необходимо освежить память. Сегодня курьер DHL, испуганный, с прыгающими губами, привез ей посылку – ту, которую она с нетерпением ждала от связного. Он выполнил ее просьбу, замечательно. О, теперь все пройдет удачно. К несчастью, прошлое колдовство оправдало себя лишь частично… расстояние огромное, глазомер слабоват. Ничего. От молодого удалось избавиться, а за остальными дело тоже не станет. Третья кукла не пригодится – а вот две другие она отложила заранее. Раскачиваясь, мамбо запела – негромко, себе под нос. Останавливаться нельзя: стоит прекратить пение с призывами к лоа и барону – и все, придется начинать сначала. Барон строг, не любит тишины.

– Сааааааантееееериииияяяяяяааааааа…

С любовным благоговением Мари-Клер зачерпнула из плошки клейкую белую массу – воск, сваренный из человеческого жира. Первые пригоршни с двух сторон слоем обмазали черную матерчатую куклу – материя заблестела, жир таял между пальцами. Вот так… еще немножко. Остальные компоненты она тоже приготовила заранее… измельченный в труху репейник с горного кладбища… зеленый цветок «глюфф», произрастающий из глазницы трупа убийцы, плюс немножко плесени с мертвого тела… Смесь пахла отвратительно, но мамбо не чувствовала этого – запах смерти был для нее прекраснее самых лучших духов. Тряся ладонями, она щедро посыпала смесью голову куклы – примерно так, как опытный кондитер оснащает торт сахарной пудрой… подумав, добавила костяной муки от пальцев, тут очень важны фаланги мертвецов – чем свежее, тем лучше. Два черных перца-горошка вдавились в лицо куклы, изображая глаза.

Откинувшись, старуха полюбовалась на свое творение и потянулась за мачете. Острое лезвие разрезало морщинистую кожу на предплечье – кремовое платье мамбо окрасилось кровью. На коже в ряд белели шрамы – примерно с полсотни, а то и больше. Больно, но кровь необходима для колдовства. Ни один колдун вуду не сможет провести обряд, если не пожертвует малую толику содержимого из своих жил. Продолжая петь, она раскрошила в руках пару угольков и высыпала порошок в чашку с кровью. Черно-бурая масса наносилась мазками по бокам куклы. Еще удар мачете – на кружевах вновь расплылись алые пятна. На этот раз чистая кровь, без угля… мапе [266] требуется искупать целиком в крови… это разновидность крещения в конго, она должна принять благословение от черного зла.