ЦОЙ ЖИВ. ДАЖЕ В АДУ

Новички поначалу удивлялись – а почему нигде не слышно попсы? Шеф этого вопроса себе не задавал. Попса в Квартале Музыкантов была задавлена, загнана в подвалы: её исполнители влачили жалкое, нищенское существование, бродя по грудь в гнилых помидорах. Чтобы облегчить их бытие, была предусмотрена амнистия: попсовикам было достаточно спеть без фонограммы. Но на памяти Шефа этого не смог никто.

– Только сегодня, и только у нас, – давился рекламой динамик у ресторана Sole Mio. – Премьера наказания – Лучиано Паваротти на подпевках у финалистки «Фабрики звёзд»! Самое страшное фрик-шоу столетия! Поистине, господа, стоило умереть, чтобы увидеть такое! Не пропустите сенсацию!

Сам Паваротти замер у рекламного стенда – он выглядел мрачнее тучи. Хуже факта, что ему пару сотен лет предстоит работать на подпевках у безголосой идиотки, был только другой факт: пресс-секретарём маэстро назначили Чайковского. Начиная с пробуждения, Паваротти только и делал, что отбивался от горячих предложений «искренней и крепкой мужской дружбы двух звёзд».

…Шеф остался доволен тайным визитом в Квартал Музыкантов. Торговля крестами с рук – ну, это мелочь, маргиналы есть везде. Всё по правилам, теперь можно приступать к делу. Насвистывая Highway To Hell, он вернулся к обшарпанному дому администрации Квартала. Поднялся на второй этаж, старательно перешагивая через шприцы и окурки с марихуаной (музыканты, как-никак), добрался по коридору до чёрной двери.

Постоял перед ней минуту, с нетерпением глядя на часы, и тихо открыл.

– Я ждал тебя, – спокойно и просто сказал граф Квартала.

Он сидел за канцелярским столом, сложив перед собой руки. Пару секунд Шеф рассматривал человека, неуловимо похожего на него, – так бывают похожи дальние родственники. Он тряхнул рогами, отгоняя наваждение.

– Только что минула тысяча лет, – сообщил Шеф. – Значит, мы теперь можем разговаривать официально. Сорри, нет времени для объятий и стакана вина. Если не возражаешь, полюбуйсяка вот на эту картинку…

Граф взял в руки и расправил лист бумаги. Внимательно всмотрелся. На расплывчатом снимке был виден золотой кулон со сломанной розой.

– Ты что-нибудь слышал о нём… с тех пор? – полюбопытствовал Шеф.

Граф с усилием оторвал взгляд от фотографии.

– Нет, ни единого слова, – хрипло произнёс он, косясь на бумагу. – Будто в воду канул. Думаю, тебе лучше поговорить с Эсфоросом… если успеешь.

– Постараюсь, – кивнул ему Шеф и взялся за ручку двери. – Рад был с тобой повидаться. Если ты не против, загляну потом – ещё через тысячу лет.

– С удовольствием, – охотно согласился граф – он даже не встал из-за стола, чтобы попрощаться. – Ты совсем не изменился. Такой же моложавый и романтичный. Только колец на рогах, думаю, прибавилось – ну, кто из нас застрахован от возраста? Спасибо за должность. По крайней мере, тут весело.

…Шеф резвым шагом добрался до «жигулей». Чтобы завести их, понадобилось еще полчаса. Ну что ж. Сейчас он приедет в Учреждение, а оттуда уже возьмёт вертолёт – иначе к Эсфоросу не добраться. Ведь тот граф последнего, Девятого круга Ада. Царствует среди вечных льдов и снегов, без малейших намеков на пламя – прямо как в Антарктиде.

Ничего. В такую жару охладиться – даже полезно.

…За окном ресторана шёл снег: пушистыми хлопьями, как в новогодней сказке. Прохожие, подняв воротники, скользили по тротуарам, машины смёрзлись в привычной пробке. Отвернувшись от окна, Калашников с удивлением проследил за заказом Малинина. Сначала ему не поверилось, и он твёрдо решил дождаться, пока официантка принесёт блюдо.

Но всё было правильно.

Малинин, набрав полный рот еды, с наслаждением хрустел пережаренными fish & chips[138] – от счастья даже прикрыл веки. Официальная кухня Ада была английской – то есть самой плохой в мире, нормальный человек не мог вкушать её без матерных слов. Во время работы в Преисподней, дабы вкусно поесть, Калашников с Малининым посещали подпольные рестораны в китайском квартале. Там, в тайных комнатах, они предавались запретному в Аду наслаждению – устраивали праздник своим желудкам. И тут – такое!

– Братец, – вкрадчиво спросил Калашников. – Ты себе ничего не отморозил?

Малинин открыл глаза, полные томной неги.

– Ностальгия, как её хранчюзы называют. – Он положил в рот кусочек картошки, зажаренной в прогорклом масле. – О, прямо как дома… Вашбродь, а што вы на меня так смотрите? Мы в Городе куды больше, чем на Земле, прожили – девяносто лет, привык к такой кухне. Даже нравиться стала.

Машины на улице жалобно гудели – звуки походили на надрывные стоны раненого животного. Причин для пробок в Москве было множество – перекрытие улиц для проезда премьерского кортежа, ремонт дороги, аварии. А иногда пробки возникали просто так, материализуясь из воздуха.

– Да я вижу, – скептически хмыкнул Калашников. – Ты даже масло попросил позавчерашнее. Ну ладно, кто ж тебе запретит. Такова специфика человечества. Если даёшь ему открытый выбор, оно боится… а вдруг новизна – это проблемы? И всегда выбирает лажу – пусть неприятно, но зато привычно. Ты вроде как живой, а цепляешься за привычки мира мёртвых.

Малинин тоскливо посмотрел в окно и хрустнул картошкой. По улице шли два человека в милицейской форме: один из них, мертвенно-бледный, смахивал на вампира-носферату. Второй, с лейтенантскими погонами, выглядел посвежее – но тоже белый, как смерть. Малинина уже не удивляло, что в Москве все напоминают живые трупы.

Менты не ёжились от холодного ветра.

– Вашбродь, а разве тут, в Москве, есть кто-то живой? – сделал казак неожиданный вывод. – По-моему, все давно померли. Зеркальное отражение Ада. В июле, говорят, жара была – плюс сорок, дымом затянуло – прямо, как у нас в Городе, а концинеры только из-под полы продавали. Што здесь нового? Реклама кругом – в кишках уже сидит. По телевизору – идиотские шоу. Пробки – обалдеть можно. Книги… лады, я их и раньше не читал, но энти-то даже на самокрутки не годятся. И што, энто жизнь!?

Калашников замер с куском отбивной во рту.

– Серёга, – невнятно промычал он. – Меня пугают твои философские отступления. Хотя, увы, с этой точки зрения ты совершенно прав. Нам потому и привычно в Москве – это Ад один в один. Я даже не уверен, различу ли, если их поменяют местами. Но насчёт книг у меня другое мнение, я бы всё же хотел в книжный магазин зайти. В Преисподней ведь только Невцову продают, а нелегальное чтиво, вроде Кафки, – втридорога.

– Книги – полезная весчь, куды лучше фильмы, – согласился Малинин, прожёвывая рыбу. – На них можно селёдку резать, а на фильме такой функции не предусмотрено. Вашбродь, не желаете фиш энд чипс? Угощаю.

Калашников сопротивлялся недолго. Через минуту он тоже хрустел пережаренной рыбой, зажмурив глаза. Посетители ресторана смотрели на странную парочку с неприязнью, готовой перейти в откровенный ужас.

– А што вы сегодня доложите Шефу? – Малинин, согласно привычке, от души вытер руку о скатерть. По его спецзаказу официантка принесла до отвратности кислое пиво, и напарникам стало совсем хорошо. Скатерть заменили на другую – грязную, обляпанную жирными пятнами. «Ещё бы „Ласковый май“ в динамиках – и точно Ад», – нежно подумал Алексей.

– В общем-то, братец, выводы короткие, – вздохнул Калашников, глотая мутную субстанцию из кружки. – Досье с фактурой по ДНК похищено очень богатым человеком либо по заказу группы таких людей. Обставить весь город щитами с рекламой и менять её каждый день – денег надобно много. Система между тем предельно простая. Каждый день уличную рекламу с этими слоганами заказывает новая фирма-однодневка, её владелец зарегистрирован либо в Кот д’Ивуар, либо в Сьерра-Леоне, а настоящий заказчик – неизвестен. Нам остаётся только отслеживать рекламную кампанию: может, уши и высунутся. Но есть и другая зацепка. Я кое-что выяснил по поводу девицы, летевшей за нами сквозь весь Ерушалаим. Отлично рассмотрел её в магазине, вблизи. Странный, нехарактерный для ангела отлив крыльев цвета «металлик», и ещё – кулон на груди запомнился. Дай, думаю, проверю, что за эмблема… пошарил чуток в Интернете, и…