Весной к нам прибыла «утешная сотня». Как я и предполагал, ничего хорошего. Нет, были и вполне даже казавшиеся симпатичными, с голодухи-то, экземпляры, но стоило только представить, сколько в них только что побывало корней… Я не решился.

«Утешная сотня» – это праздник для тысячи, этакая вакханалия. Вернее, для части тысячи, так как четыре сотни в это время находились на границе. Накануне первого из этих десяти дней у всех забирали оружие и выдавали часть жалованья. Командный состав тысячи, до сотников включительно, переносил свои шатры за пределы вала – они в этом не участвовали, поэтому весь надзор ложился на плечи десятников. Вместо сотников в лагерь заехали купцы с телегами, наполненными спиртным и яствами. Лагерь окружила сотня охраны этого передвижного балагана. Мне было даже как-то дико осознавать, что руководство имперских войск по собственной воле на целые руки выводило из боеспособного состояния почти тысячу. Но это вначале. Вскоре до меня дошла истинная подоплека этой заботы о «голодных» воинах. «Утешная сотня» состояла из рабынь, цены за использование которых были баснословными. Вино и настойка – минимум в два раза дороже. «Купцы» же были наемными рабочими империи. За десять дней воины оставили на этом празднике значительную часть заработанных за год денег. Такой вот маркетинговый ход. Вроде как и воинов порадовали, и деньги выдали, но часть этих денег тут же возвращалась в казну империи.

– Еще возьмем?.. – Отон был уже довольно пьян.

Первых дней пять, надо отдать должное мужику, он держался, так как экономил деньги для семьи и даже предложенную часть жалованья не взял… сразу. Но происходящее вокруг и самых стойких втягивало в безумство. Полуголые девицы перебегали изредка из палатки в палатку в «зоне эротического расслабления и торговли», охраняемой хмурыми амбалами с палками в руках. И не проходило дня, чтобы эти палки по кому-либо не прохаживались – воины, оставшиеся на мели, сбивались в кучки и пытались штурмом взять укрепрайон «утешной сотни».

– Не стоит, поспи лучше, – предложил я ему.

Из моего десятка на ногах остались лишь мы со Шрамом, предпочитавшим спускать деньги в борделе, ну и Ильнас, разумеется, хотя по его блестящим глазам было понятно, что он тоже успел пригубить вина – в отличие от меня, для остальных воинов его возраст ничего не значил, и они считали должным налить любимцу тысячи, если тот оказывался рядом.

– Я могу сбегать? – с надеждой предложил Ильнас.

– Сейчас… – Отон полез за пазуху.

Я только вздохнул. Завтра жалеть будет. Одно хорошо – Ильнас бегал за настойкой очень долго, и за это время здоровяк может вырубиться. Причину длительности похода к «купцам», как и рвения мальчишки, я знал. Бегал он туда, чтобы хоть одним глазком увидеть женские прелести – вдруг проведут мимо. Мужики даже скинулись ему вчера на «попробовать». Только я не разрешил, обосновав тем, что для первого раза можно и получше найти. Ильнас теперь со мной почти не разговаривал.

– Пойдем к девчонкам! – залетел в шатер Ротимур.

– Знаешь же, что не пойду.

– Да ладно тебе, они моются.

– Ага. Я так и понял. Туда реку повернуть надо, чтобы они отмылись.

– Ну вытираются. Пошли хоть за компанию, там посидишь. Тебе как десятнику можно.

Нам действительно разрешалось в целях контроля поведения своих подчиненных беспричинно находиться на территории «утешной сотни».

– Ну ладно, пошли, – поднялся я с лежанки.

Как бы описать сие непотребное действо… На окраине лагеря стоял десяток огромных шатров, вход в которые был, разумеется, платным. Я внутрь не заходил, но, со слов мужиков, шатры были разделены внутри занавесками. К желающему, вошедшему внутрь, выходили обнаженные девицы, хвастающиеся своими прелестями, и он выбирал. Если же никто из них не нравился, то приглашали из другого шатра. В этот момент и происходили эти самые перебежки полуобнаженных девиц. Ротимур с ходу нырнул в шатер, на который указал воин охраны. «Зачем звал, спрашивается?» – Я присел на бревно, кивнув вместо приветствия охране. Минут через пять из шатра вышла сморщенная старушенция и бодро поскакала к соседнему шатру.

– Сейчас черненькую приведут, – раздался за спиной голос Ильнаса.

Я, оглянувшись, приглашающе хлопнул рукой рядом с собой.

– Ты откуда знаешь?

– А они, если кому не нравится, то одних и тех же переводят. Обе рыженькие заняты. Беленькая – в дальних шатрах. Так что черненькую приведут.

– Тебе в разведку или соглядатаем надо.

– Я в черную сотню хочу. Вот тебя тысячником сделают, и уйду к Илуну.

– Прыткий какой, – криво усмехнулся я.

Мне сегодня нездоровилось. Внутри неприятно мутило. Выпил я за эти дни, конечно, много, но чисто ради эксперимента, так как тут же магически отрезвлял себя. Пусть и не очень хорошо, но это у меня получалось. Однако побочный эффект в виде похмелья сегодня почему-то чувствовался с самого утра.

– Вон ведут. Везет Ротимуру.

Из дальнего шатра действительно вели какую-то неопределенного возраста куклу в накидке. Ильнас помахал рукой, она ему в ответ тоже, и слегка приоткрыла свой импровизированный «плащ», оголив на мгновение довольно милую ножку.

– И ради этого ты тут отираешься? – спросил я пацана.

– Ты же не разрешаешь…

– А воины не угостят девушку вином? – перебил Ильнаса сиплый голос.

– А у нас только настойка, – растерянно ответил он, глядя снизу вверх на противно улыбающуюся худую девицу лет тридцати.

На девице было надето не то платье, не то халат чуть ниже колена. Ноги были босыми, и от этого самому становилось холодно – земля еще не прогрелась. Ее натянутая улыбка вкупе с напускным залихватским видом, выражала как ее профессию, так и весь внутренний мир, заключавшийся в желании выпить. Впрочем… она этого и не скрывала.

– Рамая! Иди в свой шатер, – рыкнул воин охраны.

– Да пусть с нами посидит. Воину ухо приласкает, – попросил я стража, кивнув на Ильнаса.

– Не положено.

Я, сунув руку за пояс, достал монету и протянул в его сторону. Тот подошел, взял и кивнул девице.

– Сбегай купи ларе вина, – протянул я монету и Ильнасу.

Можно было и не тратиться, но почему-то я решил, что общение с этой жрицей любви отрезвит разум парня. Как же я ошибался… Она прямо сыпала комплиментами Ильнасу, а когда страж отворачивался, то, взяв пацана за руку, тянула ее к своей груди. Понятно, тот не сопротивлялся. Надо было прекращать это растление малолетних.

– Рамая, а ты почему не в шатрах?

– Мне сегодня нельзя утешать.

– Понятно. Сколько тебе зим?

– Семнадцать.

– Сколько?!

– Семнадцать, – повторила она.

– А в рабыни как попала? – после некоторой паузы, за время которой девица приложилась к бутылке прямо из горла, спросил я.

– Отец продал.

Блин. Ну что за невезение. Так ведь еще и жалко ее станет.

– А в эту сотню?

– Сама пошла. Я раньше в швейном торбе была – одежду воинам шили, а когда четырнадцать исполнилось, то старшая предложила сюда пойти.

– И что, нравится здесь?

– Думаешь, в швейном торбе хорошо? Здесь я хоть вам ласку дарю. Да и люди попадаются хорошие… не все, конечно. – Девчонка, запрокинув голову, отхлебнула еще раз. – В швейном бы сейчас уже полуслепой была. А ты что, жалеешь? Так выкупи и женись. Я верной буду…

В глазах зарябило. Приступом подкатила тошнота…

– Чего это с ним… – Голос малолетней рабыни раздавался словно издалека.

В голове путались какие-то несвязные мысли, а следом и видения. Альяна, одетая в халат жрицы любви… Ганот с разбитым лицом… Ротимур, с испугом глядящий на меня… Шрам… Понимаю, что надо как-то остановить это, но ничего сделать не могу. Руки и ноги не слушаются. Тошнота… Вот позорище-то будет, если десятника при всех рвать начнет. Зачем пил, спрашивается?..

Очнулся я в своем шатре. Тело не ощущал совсем, в отличие от магии, впивавшейся сотнями иголок в спину. Лежал на земле, но холода не ощущал. Наоборот, было жарко. Где-то за пределами взгляда, справа, мелькали голубоватые отблески, резко разнившиеся с линиями магических сил вокруг. Зрение вышло из-под контроля, и попытки скрыть его не увенчались успехом. С трудом повернув голову в ту сторону, я лихорадочно стал пытаться концентрироваться, как учил Дайнот. Из пальцев моей правой руки во все стороны беззвучно растекались тонюсенькие нити электрических разрядов. Пошевелить или хотя бы почувствовать руку я не мог. Вдруг на противоположной стороне шатра кто-то шевельнулся. Ильнас. Парень молча смотрел на меня. Итак… Я рассекречен. Вернее всего, проснулись силы. Мысли лениво стали вертеться вокруг данного факта. Если бы об этом знало командование, то вряд ли Ильнас был бы рядом. Значит, он никому не рассказал. Надо узнать, кто еще в курсе. Ну узнаю? И что? Попросить их не рассказывать? Так, наверное, они и сами понимают. Убить их? Какие странные мысли. Их? Они? А почему я решил, что их много? Может, только Ильнас? Нет, мало информации. Я попытался раскрыть губы, чтобы спросить Ильнаса, но не ощущал их. Странно. Голова не болит. Тело тоже. Но я его и не чувствую. А может, я парализован? Сгорел? Выгорела вся нервная система? Нет. Стоп. Так не пойдет. Магию, бьющую в спину, я ощущаю? Ощущаю. Значит, не все потеряно. Я закрыл глаза и попытался сконцентрироваться на спине. Но как только я закрыл глаза, Ильнас вскочил и бросился к пологу. Пришлось вновь поднять веки, чтобы проследить за ним.