Чустам вылез из нашей берлоги и направился к Клопу. Из-за его спины предательски шел дымок, но никто, кроме меня, этого не видел. Я присел, готовясь к развлечению. Клоп зашивал дыру в своем «мокасине», полностью сосредоточившись на этом действе. Чустам, идя как бы мимо, зашел сзади и, с завидной сноровкой зажав голову Клопа в захвате на удушающий, ткнул головешкой ему в висок, прижав ее секунды на две.

То, что кричал Колопот, пытаясь, прихрамывая, догнать корма, воспроизводить не буду. Непереводимая игра слов, из которых понятными были два – «Чустам» и «догоню». А кто такой Чустам и что с ним будет, когда Клоп его догонит, было высказано с такой экспрессией… Верю, сказал бы Станиславский.

– Ладно, ладно. Не прав. – Чустам стоял в отдалении. – Ну теперь-то ведь ничего не изменишь. Дай посмотрю?

– Конечно, посмотри, – злобно зыркнул Клоп.

– Да ладно тебе. Не бузи. Я ж чуть-чуть.

– Ну так пойдем, смотри.

Чустам медленно стал приближаться к сидящему все за тем же делом Клопу. Воистину деревенские парни – настоящие мужики. Причем не важно, в каком мире они родились. Я после легкого ожога, помню, скакал по своей каморке словно кенгуру. Ох, зря Чустам так близко…

– А ведь она у тебя, похоже…

Клоп, рывком преодолев расстояние, схватил Чустама за ногу. Тот, дернувшись назад, не удержался и упал. Клоп по-тараканьи пополз к голове корма. Чустам, упираясь руками и ногами в землю, елозил на спине, пытаясь вырваться. Я, Толикам и Ларк внимательно наблюдали, не ввязываясь. Еще бы фисташек!

– Стой, тебе говорю! – заорал корм на всю округу, одновременно ударив Клопа ладонью. – Она не настоящая!

Корм не шутил, судя по крику – так не сыграть. На поляне повисла пауза. Мы с Толикамом чуть не одновременно встали и пошли к Клопу. Тот не знал, что делать, но рук с шеи корма, до которой уже успел дотянуться, не убирал.

– Слышь, Клоп, – первым высказался Толикам. – А ведь, похоже, Чустам прав.

– Ты маг?! Или печать уже исчезла?!

– Нет. Но когда жгут печать, рисунок на коже остается – магии все равно. А у тебя рисунок не на волдыре, он под ним.

– Согласен с Толикамом, – поддержал я.

Восемь лет рабства и ожоги, которые наблюдаешь на висках то у одного, то у другого, делали спецом в данном вопросе любого.

– Конечно, надо подождать, пока сойдет, – продолжил я, – но я такого не видел.

– А ты как догадался? – спросил Толикам корма.

– Да отпусти ты! – Чустам оторвал от себя руки слегка ошалевшего Клопа и встал. – Сколько стоит обычный раб? Четыре-пять империалов, если, конечно, не калека. – Чустам покосился на меня. – Я не тебя имел в виду.

– Да я понял.

– За Клопа, может, шесть заплатят – здоровый, крепкий парень. Орки больше двух не дают. Поэтому к ним и свозят все отребье или кого нигде не продать. Вы себя-то вспомните. Допустим, на рынок его не могли выставить, поэтому к оркам. Но сколько возьмет маг, пусть даже алтырь, за незаконную печать? Да империал точно, это если без документов и медальона. Выгода сомнительная. Ткнули ему амулетом каким фальшивую и продали за тот же империал куда-нибудь в дальний клан. Да?! – обратился корм к Клопу.

Тот только пожал плечами. Похоже, он был в прострации.

– А я вот что подумал… – осмысливая произошедшее, высказался я. – Все знают, что шаманы печать не ставят. А откуда у Ларка печать? Он ведь у орков родился.

Взгляды обратились к будущей жертве. Сейчас бы даже Чустам на его месте не смог бы остановить проснувшийся энтузиазм рабов. Ларк не сопротивлялся, он обреченно ждал, глядя на нас расширившимися глазами. Может, конечно, он хотел проверить… но я сильно сомневаюсь. Экзекуция ничего особенного не выявила – волдырь был обычным, то есть печать осталась. Несколько поудивлялись тому, откуда у него настоящая, но факт есть факт.

Окончательный вердикт решили вынести, когда спадет волдырь у Клопа. Хватило нас до следующего утра. Снятие кожи с ожога подтвердило отсутствие печати на мясе, пардон, тканях испытуемого.

– Слышь, Клоп, – разглядывая висок, спросил Чустам, – я ведь только половину печати прижег. Давай сразу вторую выжжем?

– Давай, – выдавил раб, вернее, свободный человек, но уж очень потухшим голосом.

– Ты чего ж, не рад? Вернешься домой. Родителей увидишь, братьев. У тебя братья или сестры?

– Пять братьев и три сестры.

Чустам присвистнул:

– Батя у тебя молодец, вообще вы, деревенские, насчет детей молодцы.

– А ты откуда, Чустам? – спросил я.

Ну просто интересно стало – у нас все деревенские, кроме Ларка, он по рождению степной. Сам я тоже родился в деревне, это уже позже родители переехали в мелкий провинциальный городок.

– Из Жиконского локотства.

– А именно? – поддержал мое любопытство Толикам.

– Из самого Жикона.

– Грандзон? – подковырнул Толикам.

– Ага, императорский, – ответил Чустам, – только вот печать сведу.

Местная иерархия не особо замысловатая, но тем не менее путаная штука. Вообще ее можно описать всего двумя словами – грандзон и балзон. Грандзоны – это придворные, принятые локотом или императором на эту должность, номинально считались выше балзонов, особенно если назначены императором. А балзоны – это землевладельцы. У тех и у других дети по-особому называются, система наследственности, выдачи земли во временное пользование и остальные заморочки, в которые я особо не вникал, но различия поверхностно на ус намотал. Для моего сословия все они назывались одним словом – если по-русски, то господа. Кто из них важнее по факту, никто толком из рабов не знал, но, собственно, как я понял, ничего нового – по наличию денежных средств и связей была и важность.

Весь день мы радовались за Клопа. Логика, разумеется, выла – теряем сильного крепкого бойца, – но радость тоже присутствовала. Настоящая, неподдельная. Радость, что хоть одному из нас можно не бегать по лесам, озираясь по сторонам и шарахаясь от каждого куста. К вечеру мы конкретно достали Клопа вопросами о его планах.

– Женишься, наверное, по весне? – Толикам очищал котел песком после похлебки.

Собственно, радости желудка, как бы их ни растягивали, сегодня закончились. Был сварен вместе с последней крупой последний кусочек сала. Если честно, он уже припахивал.

– Не надо, – Чустам имел свое мнение, – лучше погуляй еще по чужим.

– У нас в деревне нельзя. – Клоп, кажется, начал потихоньку приходить в себя. – Потом мужики скопом бить будут. Вот только если в соседнюю…

– А тебе куда идти-то?

– В Ививиатское.

– Не сильно далеко.

Клоп не ответил.

Остаток вечера Толикам и корм обсуждали, кто из них что бы сделал, будучи свободен. Клоп был погружен в себя, а мы с Ларком просто молчали. Ну а чего нам говорить, если ни тот ни другой пороха, в смысле жизни в этом мире, не нюхали. Я чувствовал себя не в своей тарелке, чего со мной давненько не было.

Утро преподнесло очередной сюрприз.

– Я останусь с вами, – заявил за камышово-корневым завтраком, так как в верши ничего не пришло, Клоп.

– Придурок, – прокомментировал корм.

– Согласен, – поддержал я.

И лишь мудрый Толикам спросил:

– Почему?

Клоп ответил не сразу, выдержав театральную паузу, благодаря которой его внимательно слушали уже все.

– Я вот как покажусь родителям, братьям… ушел в воины, вернулся рабом? Ну и вернусь. И что? Всю жизнь горбатиться на старосту и налоги? Да я раньше-то на месте не сидел. И обозы охранял, и в бучах всех…

Клоп некоторое время помолчал, никто не торопился ерничать. Видимо ощутив нашу молчаливую поддержку, он продолжил:

– Ну и вернусь я. Управляющий балзона узнает – выплату семье назначит. Мы ведь, получается, сами ушли, без бумаг – те, что увели, сказали, что империя потом пришлет. Да и что я там…

– Дурак, – осадил его Чустам. – Там ты вольный человек, назначат штраф – выплатишь. Бумаги выправишь. И можешь действительно в армию идти. А с нами чего достигнешь? Виселицы? А вернее всего – меча в брюхо. Долго ли мы такой славной командой продержимся? Корни-то с рыбой не надоели?