Меня тут же оттеснили мои же парни, лезущие на стену следом за мной. Я оказался на самом острие атаки, а крымчане были зажаты между нашим отрядом, отрядом Степана и отрядом третьего капитана наемников, имени которого я так и не удосужился узнать.

Но все так было только с нашей точки зрения. Если посмотреть шире, то это три наших отряда были зажаты между крымчанами. И пусть большая их часть была сосредоточена у надвратной башни, да и вообще на остальных башнях, а не на стенах, подкрепление могло подойти в любой миг. И мы будем смяты.

Я умел драться топором, и Игнат и Петр смогли вбить в меня эту науку. Да, я больше предпочитал меч или на крайний случай длинный нож, и большую часть своих тренировок посвящал время именно им.

Резким движением я сунул край щита в лицо стоявшего напротив меня крымчанина. Его губы лопнули, словно переспелые сливы, во все стороны брызнула кровь и я, кажется, услышал звук ломающихся зубов. Однако останавливаться я не собирался и рубанул его по шее. Лезвие вошло глубоко, проскрежетало по позвонкам, заставив меня поморщиться, но я тут же выдернул оружие и ударом ноги отправил труп в толпу врагов.

Справа от меня встал боярин Лука с шестопером в руке. Тоже нетипичный для него выбор, он обычно, как и я, предпочитал меч. Однако тяжёлое оружие порхало в его руках словно ничего не весило: одним ударом он отбил в сторону топор крымчанина, и тут же обрушил на голову парня. Шлема на нем не было, поэтому тяжёлый наконечник проломил ему голову. Глаза крымчанина тут же закатились, и во все стороны брызнула кровь.

Я тут же вскинул вверх щит и прикрылся им от стрел, которые в нас выпустили с ближайшей башни. Да, часть стены мы отбили, но если мы не возьмем одну из башен, то нас попросту расстреляют сверху.

Две стрелы вошли в дерево щита, одна прошла насквозь и оцарапала бы мне руку, если бы не толстая кожаная перчатка. Повезло, что к защитному обмундированию я относился едва ли не с большим вниманием, чем к оружию.

Я рубанул одного из крымчан по щиту и начисто отсек верхнюю часть деревянного диска. Надо же, на тренировках у меня никогда ничего такого не получалось, а тут сподобился. Оставалось только гадать, откуда силы только? Или это от предчувствия скорой смерти? Если мы не пробьемся в башню, то нас здесь просто засыплют стрелами, да задавят.

Может быть, пора командовать отход? Мы уже сделали все, что могли, но башню нам без больших потерь не взять. С другой стороны, если возьмем, то все, город наш. Правда какой тогда смысл от того, чтобы засылов в город отправлять? Нет, не додумали чего-то на совете Иван и остальные капитаны отрядов.

Я махнул топором слева направо, имитируя удар, а когда крымчан с прорубленным щитом отшатнулся, пнул его ногой в колено и тут же долбанул сверху, вгоняя лезвие топора ему в голову.

- За Киев! - заорал я, выдергивая застрявший в черепе топор, и мой крик поддержали с два десятка луженых глоток.

- За Киев! - кричали уже со всех сторон.

Ряд врагов на мгновение расступился, и увидел позади них крымчанина, который уже наложил стрелу и теперь натягивал тетиву. Граненый бронебойный наконечник опасно блеснул на солнце. Я понимал, что стрелу с такого расстояния не остановит ни один доспех, и сделал то, за что меня никогда не простили бы ни Игнат, ни Петр. Я размахнулся и изо всех сил метнул топор ему в голову.

Лицо крымчанина превратилось в кровавое месиво, когда в него врезалось острие топора. Сам он опрокинулся назад, отпустил тетиву, и стрела улетела куда-то вверх. В любом случае, натянул он лук слабо, и такая стрела уже не будет представлять ни для кого опасности.

А я уже выхватил отцовский меч. Да, с длинным клинком в рубке будет неудобно, но я почему-то чувствовал себя гораздо увереннее. Я прошел с ним уже не одну схватку, и как-то сроднился с этим оружием. Как будто в нем была часть отцовской души, которая присматривала за мной в небеса. Ему ведь оттуда тоже наверняка хочется, чтобы победил я, а не наместники, которые убили его, и которые разрушат все, что он так долго и упорно строил.

И стоило моей руке лечь на знакомую рукоять, как я успокоился и отчаяние уступило. Нет, я сегодня не умру, уж чего-чего, а такого удовольствия я своим врагам не доставлю. До них ведь наверняка дошли слухи о том, что я жив, и о том, что даже сумел одержать славную победу над молдаванами. Так что пусть следят за новостями и ждут, пока я доберусь до них.

Я взмахнул перед собой мечом крест-накрест, провел обманный удар сверху и тут же врезал щитом в щит крымчанина, да по-хитрому, с подшагом, так, чтобы обрушить на него весь свой вес. А весил я немало, особенно если учесть поддоспешник, кольчугу, да еще и пластинчатый доспех. Враг отшатнулся, а я аккуратно резанул его по шее, ничем не защищенной. Парень почти успел парировать мой удар, да только вот почти не считается. Еще одно тело присоединилось к уже лежащим на стене.

Нет, воины из крымчан были неплохие, совсем не чета тем же молдаванам. Только вот доспеха у них хорошего почти не было, если не считать того, что навезли им по приказу Григория. Да только кто будет рядовых бойцов в хороший доспех одевать? Так что стояли на стенах парни и мужики в стеганках, на тех, кому повезло больше, были кольчуги. Да только толку с кольчуги против такого меча как у меня? Немного совсем, разве что скользящий удар выдержать. А уж против шестопера или топора, так вообще защиты никакой нет.

Я снова прикрылся щитом, но в этот раз ни одной стрелы по мне не попало. Зато за спиной послышался громкий крик боли, однако оборачиваться и смотреть, кого поранило, времени не было. Оставалось только надеяться, что ранило не кого-то из моих парней. Да, это было цинично, но за них я беспокоился гораздо сильнее, чем об остальном войске. С другой стороны, если есть силы кричать, значит, жив. А если жив, то можно будет что-нибудь сделать, пусть это и не всегда работает. С Игнатом, например, не получилось.

Но тут ведь в войске наверняка лекари получше меня есть, настоящие хирурги. Может быть, они и сумеют спасти раненых. Хотя тех, что обварило кипятком внизу, уже ничем не спасешь.

На мой щит обрушился мощный удар, руку тут же отсушило. Я высунулся и увидел, что передо мной стоит настоящий здоровяк. Не чета, конечно, человеку-медведю, встреченному в Воронежских лесах, но выше меня на голову, а в плечах шире раза в полтора. Я даже и не думал, что среди крымчан такие могут быть, они в большинстве своем были невысокие.

Здоровяк размахнулся и ударил еще раз, я снова подставил под удар щит, рука уже онемела и чувствовалась, словно деревянная. Но все лучше, чем парировать такой удар мечом, правая-то мне нужна для того чтобы атаковать.

От третьего удара я отклонился вправо, чуть не сверзившись при этом со стены. Хорошо, что чувство равновесия мы тоже тренировали, и я сумел удержать его, отбил в сторону меч здоровяка и резким ударом вогнал острие отцовского клинка ему в грудь. Провернул, выдернул и отскочил назад как раз вовремя, чтобы разминуться с его телом, рухнувшим вниз со стены.

Последним отчаянным движением он попытался достать меня, схватился за мой щит, и его пришлось сбросить с руки, иначе и мне лететь бы вниз. Наклонившись, я подобрал щит одного из крымчан и тут же встал в боевую стойку. Да, этот щит был гораздо хуже моего, не имел металлической оковки, да и вообще сбит был так себе. Но так я мог хоть чем-то защититься от стрелков из башни.

И тут откуда-то издалека донесся звук охотничьего рога. Это был заранее условленный сигнал к отступлению, и сейчас он означал, что либо мы дали достаточно время для того, чтобы девки Анастасии пробрались в город, либо их затея провалилась. Оставалось надеяться, что она все-таки увенчалась успехом, последнее чего мне хотелось бы, это чтобы вся пролитая сегодня кровь оказалась пролита впустую.

У крымчанина, что стоял напротив меня, не было даже щита, он был вооружен одним только широким охотничьим тесаком. Я привычным движением отбил его клинок в сторону, проскользнул вдоль него и разрезал ему руку. Паренек не удержал мигом ставшую скользкой рукоять в ладони, выронил оружие, и тогда я добил его коротким ударом в горло.