- Жидовня, - проговорил стоявший у двери стражник и плюнул старичку на след.

Проговорил с такой явной ненавистью, что я даже заинтересовался: чего это он. На след плюнуть это не порча, конечно, но до нее недалеко, то же самое, что к Чернобогу с его чертями послать.

- Кто? - не понял я.

- Да жид это, таскается сюда, все пороги обил уже, - ответил тот.

- А кто такие жиды? - не понял я. Вроде такой же человек, как и все, чего его ненавидеть-то.

- Да, воры они все, подлецы. Ростовщики. И еще в Красного Тельца не верят, считают, что их бог какой-то избрал. Только ему и молятся.

- Как христиане что ли?

- Не, жиды хуже мертвобожников, - махнул рукой стражник. - Те не трогают никого, и в слове своем тверды. А этим лишь бы обмануть. Была бы наша воля, вымели бы их уже, но у них родственники по всем Вольным Городам и каждый из правителей им что-то да должен. Говорю же, ростовщики. Ладно хоть в городе селиться им пока наместник не позволяет, у них своя слобода для общины. А ты откуда такой взялся, что про жидов не слышал ни разу?

- Да, из Брянска, у нас их нет.

- Да? Вообще нет? - удивился тот. - Тогда повезло вам, брат, потому что мужчины у них воры и ростовщики, а женщины - колдуньи. Вот такое вот племя жидовское.

Оставив стражника, продолжавшего рассуждать о проклятом племени, я двинулся по пути, который мне описал боярин Лука: обошел крепость и остановился у богатого подворья, с первого взгляда на которое становилось ясно, что принадлежит оно родовитому боярину.

Подумал пару мгновений, а потом постучал так, чтобы внутри слышно было. Из окна второго этажа терема высунулась голова мужчины в высокой стоячей шапке, который зычным низким голосом спросил:

- Ты к кому, парень?

- К Ефиму Сычу, - ответил я и показал берестяную грамоту, которую мне дал с собой боярин Лука. - С посланием.

- От кого? - заинтересовался тот.

- Лично в руки велено, - проигнорировал я его вопрос.

- Тогда заходи, там не заперто, сейчас я спущусь. Но смотри, если зря меня потревожил…

Я толкнул воротину и вошел на подворье, и тут же отшатнулся назад к стенке: на цепи, ведущей к вбитому в землю штырю сидел огромный мохнатый черный пес, размером едва ли не с молодого теленка, который рванул в мою сторону, стоило мне только пересечь границу двора.

На мгновение мне показалось, что они тут волкулака на цепь посадили, но нет псина была, хоть и страшной, но не настолько. К счастью цепь была достаточно короткой, да и вела себя собака удивительно воспитано: обнюхала мне ноги, докуда смогла дотянуться, после чего потеряла интерес и двинулась обратно на свое место.

Теперь я смог осмотреть двор, на котором в отличие от имения боярина Сергея не оказалось дружинного дома и конюшни. Зато был курятник, и еще пара строений, которые я принял за хлева. Сбоку от терема стоял невысокий пристрой, над крышей которого, тем не менее, возвышалась печная труба. Видимо, дом для прислуги.

Боярин оказался тем самым мужиком в шапке. Вблизи я смог его лучше рассмотреть, он был круглолиц, высок и крепок, обладал хитроватым прищуром глаз. Но с первого взгляда было понятно, что это - не воин. Торговец, может быть дипломат, но не воин, и дружины своей не водит, поэтому здесь дружинного дома нет.

- Что там у тебя? - спросил Ефим, протянул руку и взял письмо. Когда он заметил печать с разрубленной башкой волкулака, брови его поползли вверх. - Ты кто такой, парень?

- Там все сказано, - ответил я.

- Ладно, - выдохнул боярин и покачал головой. - Похоже, втянете вы меня в историю. Пошли в дом.

И мы вместе прошли через двор и вошли в боярский терем. Пес, кстати, даже не дернулся, хотя я был уверен, что, если бы я попробовал войти внутрь один, он непременно перехватил бы меня, завалил на землю и задержал. Ну или перегрыз бы горло, в зависимости от того, как его научили поступать с непрошенными гостями.

Мы поднялись на второй этаж, вошли в комнату, которая считалась личными боярскими покоями, что только звучало внушительно, а на деле оказалось обычной спальней. Разве что кровать побольше, белье на ней побогаче, да письменный стол имелся, на котором были разбросаны куски кожи.

Ефим тщательно прикрыл за собой дверь, повернулся ко мне и только сейчас стащил с себя шапку, сразу оказавшись на пол-ладони ниже меня. Под шапкой он, как выяснилось, прятал шикарную, почти на всю голову, лысину… Стеснялся что ли?

- Как там Лука, живой? - нетерпеливым тоном спросил он. - Сынок у него как?

- Нормально все с ними, не жалуются. Помощь твоя нужда, боярин Ефим.

- Помощь… - пробормотал тот. - Замиряться ему надо с наместником, вот и помощь вся. Покаяться, да и все. Он воин справный, а тут как раз литовцы нарываются, если вовремя прийти, то могут простить и даже за помощь наградить.

- Ты грамотку-то прочти, боярин, - как можно более терпеливо проговорил я, кивнув на свернутый кусок бересты, который Ефим по-прежнему держал в руках.

Тот будто только сейчас вспомнил о ней, сломал печать, развернул и принялся читать. Читал он долго, судя по тому, как двигались его глаза, раз за разом возвращался на прежние строки и перечитывал их по нескольку раз. Но по мере того, как до боярина доходил смысл сказанного в грамоте, брови у него поднимались все выше и выше. Хорошо, что он шапку снял, иначе свалилась бы.

- Это правда? - спросил он, закончив чтение и уставившись на меня широкими глазами

- Правда, - только и оставалось кивнуть мне.

- Ну-ка подойди-ка к окошку, встань у него, - попросил он, а когда я выполнил его просьбу, покачал головой. - Извини, но не похож. Что-то общее есть, но все равно не похож. Как вообще Луку угораздило-то с тобой связаться?

- На верность он мне поклялся, - ответил я. - После того, как я его сына из Орловской темницы спас.

- Так это ты был?! - боярин принялся чесать в бороде. - Да, наслышан я об этой истории, наслышан. А стражника-то зачем убили?

- Я не хотел, - пожал я плечами. - Это уже Никита Лукич сам решил.

- А, ну тогда ясно, узнаю племянничка, узнаю. Значит, решил ты отцовское наследство заполучить? Это дело трудное будет. Я бы даже сказал очень трудное.

- Потому и готовимся так, - пожал я плечами.

- Сколько у тебя ратников-то?

- Если с дружиной Луки Филипповича считать, то сорок человек. Немного.

- Тогда доброго совета послушай, - боярин подошел к столу, на котором стояла зажженная свеча и принялся сжигать принесенный мной кусок бересты. - Людей и у тебя правда немного, но, если серебро есть, можно наемников нанять и какой-нибудь Полоцк захватить. Имея за спиной даже бедное княжество, своих претензий добиться будет проще. Орел тоже небогатым был, когда Кирилл начинал, а сейчас он – крепость, какую и тысячей воинов не взять.

- Так я к тебе с этим и пришел, боярин, - пожал я плечами. - Лука Филиппович говорил, что ты помочь можешь. Нужно нам боярство и народ убедить, что правда за нами, понимаешь?

- Народ-то, - боярин Ефим задумался. - Народ-то, пожалуй, убедить несложно будет, они в хорошее верить привыкли. Другое дело - бояре. У большинства места пригретые при наместниках, если только тех, кого подальше задвинули, уговаривать. Но если так, дело это провернуть можно. От меня-то вы чего хотите?

- Сам понимаешь, мы не вхожи никуда. В розыске оба, за наши головы цена назначена. А ты можешь и с боярами беседы вести, и… Отправить кого-нибудь слух пустить о том, что князь истинный скоро вернется.

- Под плаху меня подведете, - покачал головой Ефим. - Ой, под плаху подведете. Если узнают, что слухи распускаю, то не сносить мне головушки моей, разве не понимаешь?

- Понимаю, - кивнул я. - И надеюсь, что ты осторожен будешь, потому что ты - для меня ценный человек. А как возвысятся ценные люди, когда я престол отцовский верну, представляешь?

- Ты сначала верни его, - усмехнулся боярин, не купившись на такую дешевую уловку.

- Я-то верну, - я скрестил руки на груди. - И тех, кто отца моего убил, тоже к ответу призову. Мне терять нечего, кончилась моя прежняя жить у матушки под боком, когда мать волкулак задрал, и я теперь себя не пожалею, никого вокруг не пожалею, но место, свое по праву, выгрызу. И те, кто его у меня отобрали, кровью умоются, кровавыми же слезами плакать будут.