– А чего это вы в наших лесах делаете? – внезапно послышался голос со стороны рощи.

Резко развернувшись, я увидел идущих к нам мужчин. Их было пятеро, все взрослые, самый молодой как минимум лет на пять старше нас. И все вооруженные: трое, из тех, что постарше, держат в руках длинные тесаки, младший – лук, с уже наложенной стрелой.

Руки оказались свободны только у того, что говорил с нами, но и у него на поясе висели меч и длинный боевой нож. Он же и одет был побогаче, чем остальные: если на троих были поддоспешники, а еще один только рубахой обходился, то этот нарядился в черную воинскую куртку, почти как у Игната, но еще богаче украшенную узорами. И, что характерно, она была расстегнута. Похоже, главарь.

– А вы чего, словно разбойники среди деревьев шаритесь, если это ваш лес? – обратился я к нему, изо всех сил стараясь, чтобы голос не выдал моего волнения. На самом деле, как только я услышал речь незнакомца, сердце мое ударилось в галоп, а тело прошиб пот. – Вышли бы к костру, объявились, как люди. Мы бы вас присесть предложили, угостили бы.

– А нам твое разрешение чтобы угоститься не требуется, сопляк, – ответил мужик справа от главаря. – Тебе вопрос задали, а ты не отвечаешь. Может, тебя вежливости поучить нужно?

– Вы егеря местные что ли? – продолжил я играть в дурака, медленно поднимаясь с места.

Мне все стало ясно с первых же слов. Банда. Увидели свет костра, а, может быть, заметили, как мы собирали хворост. Вышли к лагерю, чтобы проверить, сколько тут людей и не представляем ли опасность. А когда поняли, что нас всего трое, то объявились. Чтобы поглумиться, показать силу, да покрасоваться друг перед другом.

Было бы нас больше – остереглись бы. Напали б ночью, сняли бы часового, а потом перерезали спящим глотки. Но трое сопляков, да еще и без оружия опасности представлять не могут, так почему бы не повеселиться?

Главарю, видимо, как доложили, что на поляне трое безоружных остановились, он прямо так и пошел, даже куртку застегивать не стал. От кого опасности-то ждать?

Разбойники стали обходить нас полукругом, главарь двинулся в мою сторону, видимо, как к самому разговорчивому. Еще двое пошли к Пашке, который по-прежнему стоял у кучи нарубленных дровишек с топором в руках. Ромку, сидящего у костра, бандиты проигнорировали. Ну да, ему еще и встать надо.

– Нет, парень, мы не егеря, – помотал головой главарь, повернулся и посмотрел на лошадей. – Хорошие у вас кони. Ну и где трое сопляков таких достать смогли? Угнали, небось?

Расклад был не в нашу пользу. На стороне врага численное преимущество, да и, скорее всего, они банально опытнее. И убивать они готовы, не задумываясь. А вот мы? Колотить друг друга тупыми железяками, долбить по бревнам, и даже принимать на рогатину кабана – совсем не то, что рубить живого человека.

Да и было бы, чем рубить. Отцовский меч был спрятан среди остальной поклажи. И из оружия у нас – только засапожники. Ну и топор у Пашки, но его двое прикрывают, и даже дернуться не дадут. К тому же, у них стрелок есть.

– Купили, – ответил я. – У Ильи Шорника, слышал о таком? Он их у одного бродяги за долги забрал, а мы перекупили.

– Купили? – усмехнулся главарь. – Что-то не верю я, что у вас, сопляков, на таких коней денег хватило бы. Хотя, если деньги у вас есть, то так даже лучше.

Я лихорадочно думал, пытаясь найти хоть какой-то выход из положения, но в голову ничего не приходило. Это усугублялось пониманием того, что нас сейчас будут убивать, и хорошо, если убьют быстро, а не станут пытать. В груди засосало, я медленно, но верно начинал впадать в отчаяние.

Главарь посмотрел мне в глаза и, как показалось, прочитал все мои мысли.

– Сегодня хороший день, парни, – обернулся он к своим. – Мы на дороге двух отличных коней нашли. А еще полные вьюки всякого добра. Как считаете, это повод, чтобы отпустить этих бродяг с миром?

Но ответить ему не успели. Откуда-то из кустов вылетел самострельный болт и вошел в глаз молодому, вооруженному луком. Парень даже крикнуть не успел, а только завалился вперед. Разбойники опешили, но я прекрасно понимал, что это оцепенение вот-вот пройдет, и тогда нам не жить.

И сделал единственное, что мне пришло в голову: схватился за рукоять ножа главаря, выдернул его из ножен и со всей силы, на которую был способен, всадил бандиту в брюхо. Будь на нем поддоспешник, как на остальных, или если б он хотя бы застегнул куртку, то вряд ли бы я смог нанести ему какой-либо ущерб.

А так нож вошел в его тело на всю длину. Главарь выпучил глаза, ноги его подкосились, и он медленно осел, сам насаживая себя на лезвие. Из распоротого живота наружу полезли кишки, похожие на склизких жирных червяков.

Я ждал, что он хотя бы попытается ударить меня, или схватится за меч, вытащит его из ножен. Но все, на что хватило разбойника – это разинуть рот и выпучить глаза. То ли он настолько опешил от того, как все обернулось, то ли изначально был готов только измываться над слабыми.

Ситуация на поляне поменялась в одно мгновение. Пашка с бешеным рыком махнул топором и глубоко всадил его в череп ближайшего из разбойников. Тут-то ему и пришел бы конец, потому что второй уже успел оправиться от шока, но Ромка, выхватив из костра горящую головню, прыгнул вперед и воткнул ее в шею бандита.

Это дало Павлу пару мгновений, чтобы высвободить лезвие топора и прикончить второго разбойника. Последний, развернулся, было, и бросился наутек, но из кустов прилетел еще один самострельный болт, и ударил в бедро мужика, сбивая его на землю.

Пашка тут же рванул вперед, размахивая топором, но я уже успел понять, на что рассчитывал старик, стрелявший по ногам, и крикнул:

– Не убивай! Допросить надо!

Мой друг все понял, повернул топор в руке и долбанул хвостом топорища по затылку бандита, отчего тот ткнулся лицом в землю и затих. Пашка тут же развернулся и кровожадно расхохотался:

– Как мы их, а! – счастливо прокричал он. – Пятеро на четверых, из которых двое безоружных было, а все полегли! Кто с тесаком к нам придет, от топора загнется!

Пашка в тот момент напоминал мне воителя из древних историй. Тех самых, что не ведали ни страха, ни жалости, брали на щит города, основывали княжества и покоряли соседей. Таким, наверное, и был мой отец. Таким должен стать и я.

– И Ромка со своей головней хорош! И ты, Олег, молодец! – продолжил мой друг. – Этого говорливого, как свинищу зарезал!

Я опустил взгляд и посмотрел на свою руку, в которой по-прежнему сжимал окровавленный нож. Кисть до самого запястья тоже была испачкана в крови и чем-то коричневом. Посмотрев еще ниже, я увидел, как из разрезанных кишок, лежащих в луже свежей юшки, вытекает дерьмо и полупереваренная пища. Кажется, я разглядел среди этого месива шкурку от помидора и оранжевую морковь.

И только сейчас я понял, что именно произошло. Я убил человека. Да, не очень хорошего, скорее даже наоборот. Да, он собирался ограбить меня, а то и убить. И да, последние несколько месяцев я учился сражаться.

Но я никогда не думал, что мне придется вот так вот кого-то зарезать.

Выронив нож, я развернулся и стремглав ринулся в кусты, пробежал, сколько мог, а потом упал четвереньки и сблевал. Сухие спазмы сотрясали мое тело. Рвало меня до тех пор, пока во рту не появилась горечь от извергнутой желчи, а потом я долго стоял на четвереньках, не в силах подняться на ноги.

Пришел я в себя от того, что кто-то похлопал меня по спине. Развернулся и увидел Игната, который протягивал мне мех с водой.

– Давай руку ополоснем, – сказал он, выдергивая пробку. – В крови же вся.

Теперь она была не только в крови, но и в земле. Молча, я поднялся, наклонился и подставил ладони. Ополоснул их водой и понял, насколько мне повезло – дерьмо не попало на руки. Испачкался бы, а потом, что хочешь делай, но все равно не отмоешь. Даже если золой оттирать, неделю вонять будет.

Поэтому свиней и не кормят какое-то время перед тем, как забивать.