Воин хоть и был здоровенный, но на нем был не пластинчатый доспех, который несомненно выдержал бы удар, и даже не кольчуга, а обычная кожаная куртка с нашитыми на нее железными пластинами. И удар мой пришелся ровно в щель между пластинами.

Я провернул клинок, выдернул, и топорник упал на землю. Второй тут же попытался отсечь мою руку, но я успел отреагировать, отдернул руку, перехватив рукоять меча обеими ладонями, и жестко заблокировал его клинок, вошел в клинч. А потом шагнул вперед и, что было сил, долбанул локтем ему в лицо.

Когда лица касаются кольца кольчуги, это всегда неприятно, они сдирают кожу и оставляют ссадину. Но я бил ему точно в нос, и, как мне показалось, даже услышал хруст сломанных костей. Воин вскрикнул, отпрянул назад тем более, что я толкнул его, что было сил, а потом выбросил меч вперед и самым кончиком рассек ему горло.

В свете горящего камнемета и факелов я увидел, как темная, почти черная кровь, брызнула у него из раны, смешиваясь с той, что текла по лицу курского воина из разбитого носа. Выронив меч и схватившись обеими руками за шею, дружинник упал на колени, пытаясь унять кровь. Но это была уже агония.

Впрочем, напротив меня уже был еще один из курских. А щита у меня не было. Я едва успел наклониться и подхватить с земли секиру, которую без особого труда выдернул из собственного же щита. Вот так, будет чем отвести удар, тут и топорище большое и древко оковано железом. Обоерукому бою я, конечно, не учился, хотя мог, тот же боярин Лука умеет управляться с двумя мечами, но сейчас мне это было не к чему.

Враг атаковал просто и бесхитростно, рубанул меня сверху вниз, будто я был деревянной чуркой, которую он планировал разрубить пополам. Естественно, этого у него не вышло, я сместился в сторону, подставив под его удар свой клинок. Его оружие не выдержало жесткого столкновения и переломилось, а я в очередной раз порадовался тому, что меч моего отца выкован из превосходной стали.

Ему бы бросить в меня свой меч и отскочить, попытаться подобрать оружие кого-нибудь из павших собратьев, но он этого почему-то не сделал, не додумался, наверное.

Он попытался парировать мой удар огрызком меча, и даже сумел отвести его в сторону. Тогда я бородкой топора зацепил щит, рванул его на себя и тут же кольнул в открывшееся пространство. Мой клинок легко пробил кольчугу и погрузился в тело, я провернул его и вытащил.

И остановился. Врагов кругом больше не было, мы убили всех.

Наконец-то я смог осмотреться. На земле лежали трупы и раненые, их было много, как с нашей стороны, так и со стороны курских. Но передо мной курских уже не было, а все потому, что они отступали. Выстроив строй, они пытались прорваться в сторону крепости, и у них получалось, потому что строй моих дружинников с той стороны был слишком редким. Так уж вышло, это ведь была дальняя от нас сторона, и не все добежали до туда, вступив в бой слишком рано.

У камнеметов уже не дрались, всех, кто был там, убили. Увидев боярина Луку, я почувствовал радость, мой ближник был жив, но вопреки своему обыкновению не рвался в бой, а командовал теми, кто тушил камнеметы. Курским удалось зажечь и второй, но его люди боярина уже успели потушить. А вот с тем, что подожгли первым, все было плохо, он горел, причем горел хорошо. Даже несмотря на дождь.

Потушить его можно было бы только выстроив цепь людей от реки, да чтобы все быстро передавали воду. Да только не было у нас такой возможности, тем более, что бой еще не закончился.

Засвистели стрелы и курские, которые должны были вот-вот прорвать строй, стали падать на землю один за другим. Это вступили в бой лучники боярина Яна. Стрелы в дождь летели плохо, поэтому и пришлось подойти к нам достаточно близко, но это сработало. Курских осталось около трех десятков, и они падали один из другим.

- Сдавайтесь! - заорал я. - Вам не уйти! Мечи на землю!

Нам нужны были люди для обмена, я все-таки надеялся, что наместник согласился выпустить боярича Никиту из застенков. Несколько курских бросили оружие и подняли руки, в основном те, что были в хвосте их строя, но первые, недосягаемые для стрел из-за того, что оказались прикрыты товарищами, продолжали продавливать наш строй.

И им удалось пробиться.

Тот из курских, что стоял на острие атакующего клина, срубил моего дружинника, отмахнулся от второго. Несколько шагов, и он уже бежит в сторону крепости. Один из дружинников в заднем ряду метнул небольшой топорик, и курский упал, потому что с прорубленной головой особо не побегаешь.

Но это нам уже не помогло, курские бежали. Их было не очень много, едва ли с десяток, но им удалось не только прорвать наш строй, но и избежать обстрела. Двое упало, получив по стреле в ногу и спину, но остальные продолжили свой забег и скоро скрылись в темноте.

- Стоять! - заорал я, увидев, что мои дружинники вот-вот бросятся вслед за ними. - Не бежать! Что, хотите, чтобы вас со стен постреляли?

Ну да, у стрелков на стенах и обзор лучше, да и вообще позиция больше подходит. Сверху вниз-то пускать стрелы гораздо удобнее. А с того, что десяток врагов убежал, для нас хуже не будет. Главное, что мы нарубили уже достаточно. Почитай, четверти войска у наместника больше нет. Правда, надо сперва потери подсчитать и у наших.

Битва - только начало. Теперь надо помощь своим оказывать, да и чужим тоже, если мы хотим, чтобы они выжили и их можно было обменять на того же Никиту. Да и камнеметы потушить…

Впрочем, боярин Лука и остальные уже справились с огнем. Правда, судя по обгоревшему дереву, да по сгоревшим веревкам и жилам, этому камнемету стрелять уже не придется. Будем новый строить, если выйдет, конечно. А так можем и двумя обойтись, правда обстреливать город тогда дольше придется.

Я наклонился, вытер меч о рубаху одного из трупов и убрал клинок в ножны. Бой был окончен.

***

Этой ночью в лагере не спал почти никто. А мне и после основных событий сон не полагался, нужно было решать вопросы, держать совет, допрашивать пленных, да и вообще много еще чего сделать. Ну на то я и князь, как ни крути, а выспаться смогу уже следующей ночью. Да и не в первый раз такое, еще Игнат научил меня, как можно бодрствовать пару дней подряд.

Но первым делом я взялся оказывать помощь раненым, вместе с остальными обозными лекарями. Хорошо, что у нас их набралось немало, так что никто из раненых не истек кровью.

Да, если бы не боярин Фома и его перебежчик, все могло кончиться плохо. Для нас, по крайней мере, для осажденных, понятное дело, все было бы хорошо. Правда, и мы не рассчитывали на то, что в вылазку отправят так много людей. Хорошо хоть я приказал дружинников приготовить с запасом, да и про стрелков не забыл.

Нарубили мы ни много, ни мало, восемьдесят шесть человек. Еще полтора десятка попали к нам в плен, кто-то сам сдался, после моего окрика, а кто-то просто бежать не смог. У стрелков не было приказа бить не насмерть, но кому-то из курских все равно повезло: стрела в ногу попала, например. Таких мы перевязали, но уже после того, как разобрались со своими.

Убитых у нас было тридцать четыре человека. Еще двенадцать были ранены, но должны были в скором времени вернуться в строй. Увечных оказалось только двое: тот самый воин, которому на глазах у меня отрубили руку, и еще один, которому разрубили колено.

А все потому, что доспехи наших воинов были лучше, чем у курских. Я ведь специально так и отбирал людей для засады: лучших. Остальные должны были охранять лагерь, он ведь укрепленный, даже внутрь так просто не прорваться.

Короче говоря, сотни у наместника как ни бывало, дорого им встала эта вылазка. А у нас всего три десятка полегло, и из них десяток почти в самом начале, те, кто камнеметы охраняли. Ох не зря у меня было ощущение, что я этих людей на смерть посылаю…

И вот вроде бы победа полная, потери у врагов в три раза выше, чем у нас. Да только не совсем так. Осадных дел мастер, осмотрев камнеметы с утра, сказал, что тот, который обгорел сильнее, годится только на дрова. Второй требовал ремонта, но его можно было закончить в течение двух-трех дней. Там только тросы и тяги поменять, ну и саму корзину для ядра. К счастью, у нас все это было, потому что мастер заранее рассчитывал, что камнеметы могут прийти в негодность. Не из-за того, что их подожгут, конечно, а просто потому, что они могут сломаться уже во время обстрела.