Напряжение висело в воздухе. Всем уже надоело сидеть неподвижно, да и еще и на хлюпающей от влаги земле. Уверен, мои воины в тот момент больше всего хотели, чтобы курские уже, наконец, появились, и можно было подвигаться, подраться, согреться, в конце концов. Когда дерешься не на жизнь, а насмерть, забываешь о таких вещах, как льющаяся с неба вода. Нет, берешь все в расчет и стараешься не поскользнуться на влажной земле, и не упасть, но думаешь больше о враге.

Я старался напрягать разные группы мышц, находясь при этом в почти полной неподвижности. Так греться меня научил Игнат, и, по его словам, это была немаловажная часть засадной науки. Понятное дело, что лучше вообще не двигаться, но что ты будешь делать, как будешь драться, если тело задубеет, задеревенеет от неподвижности?

А еще я во все глаза смотрел, что происходит на площадке у камнеметов. Важно было не только не пропустить атаки, но и подать сигнал в нужное время. Когда курские уже втянутся в битву, и не смогут отойти. Можно было, конечно, передать эту обязанность кому-нибудь другому, но я решил действовать самостоятельно. Пора учиться.

И тут со стороны площадки послышался громкий крик. Мои люди тут же повытаскивали из ножен мечи, встали плечом к плечу, прикрылись щитами. Некоторое время они просто стояли в одну шеренгу, а потом со стороны крепости ударили стрелы. Нет, били не со стены, она была слишком далеко, просто среди посланных в вылазку воинов оказались и лучники.

Из наших упал только один, остальные умудрились принять стрелы на щиты, а боярин Лука так и вообще смахнул одну из них в сторону мечом. Я бы так не смог, особенно не видя стрелка, а стрелки-то прятались в темноте.

А потом курские пошли в атаку. Их было не очень много, десятка три, но на неполный десяток наших, что остался у камнеметов, их хватало с лихвой. Другое дело, что я прекрасно понимал, не все они пошли в бой. Кто-то по-прежнему находился в темноте, не ввязываясь в схватку, причем, это были не только стрелки.

Напротив боярина Луки оказалось аж трое курских воинов. Мгновение спустя их стало двое, потому что Лука Филиппович своим длинным клинком разрубил одному из них ступню. Второй пошел в атаку, но боярин принял его удар на свой щит, причем меч прорубил основу и завяз. Хорошо удар поставлен у человека, ничего не скажешь, если бы пришелся по незащищенному телу то, наверное, пополам развалил бы. Да и доспех, скорее всего, прорубил бы.

Но оставшись без меча враг оказался практически беззащитен перед Лукой Филипповичем, который тут же рубанул поверху и отсек противнику голову. Вверх ударил кровавый фонтан, башка отлетела куда-то в сторону. Третий бросился на боярина коршуном, кольнул мечом, но Лука решил положиться на свой доспех, разве что провернулся слегка, чтобы пустить удар вскользь, а потом достал и третьего, вогнав клинок ему подмышку. Выдернул и бросился на следующего из врагов.

Из трех десятков нападавших наши быстро сделали два, остальные уже лежали на земле. Впрочем, и из наших на ногах осталось всего семеро, и двое из них уже были ранены. Я гадал, у кого прежде сдадут нервы, у остатков курского войска, что сейчас сидят в тени, или у наших, что решат броситься на подмогу. Мне и самому хотелось скомандовать атаку, но делать этого было нельзя. Нужно, чтобы курские ввели резервы в бой.

Наших оттеснили от одного из камнеметов, но они продолжали рубиться, хоть шансов на победу без нашего вмешательства у них и не было.

Так и получилось, из темноты на освещенную площадку посыпались еще воины, и всех вместе курских было никак не меньше полусотни. И один из них тут же бросил в остов ближайшего камнемета глиняный горшок. Похоже, что с маслом или с топленым жиром, тем, что будет хорошо гореть. Правда, распаливать огонь под проливным дождем - то еще удовольствие, но если подхватить один из факелов…

- Вперед! - заорал я, мы вскочили с земли и двинулись на помощь своим.

Пару мгновений спустя, я услышал крик и со стороны, где прятался отряд Дениса Ивановича. Получалось, что если я и поспешил, то совсем немного.

Мы вылетели на курских и стали сеять смерть. Те, очевидно, не ожидали такого быстрого ответа, да еще и с разных сторон и какое-то время мы рубили их одного за другим, щедро усыпая землю чужими трупами.

Правда и я не ожидал, что их будет настолько много. Когда темнота немного расступилась, я увидел, что вокруг площадки собралось еще несколько десятков человек. Да, нас было больше, но так выходило, что курские вывели на вылазку как минимум сотню…

Первая растерянность сошла, и курские сумели сомкнуть строй. Мы наступали строем, там что нам смыкаться было не надо. Да, мы нанесли им первые, самые страшные потери, но они были готовы драться.

А потом тот самый из камнеметов, о который разбили горшок, схватился огнем. Да, пока что еле-еле, потому что хоть дерево и было просушено, но долгое время находилось под дождем, и загораться не собиралось. Оставалось надеяться, что либо поток воды с небес погасит огонь, либо масло попросту выгорит, и этим все закончится. Тушить конструкцию во время боя было некогда.

Факел полетел и во второй камнемет, но упал в лужу и потух. Шипения моментально закипающей воды я не услышал за криками сотен глоток и звоном мечей.

Воин, что стоял в строю передо мной, получил пядь стали в грудь и упал, я бросился вперед, закрывая зазор и встал плечом к плечу с остальными воинами и напротив убийцы моего дружинника. Это оказался высокий мужчина в отличном доспехе, на котором сверкали отблески пламя факелов и горящего камнемета. На щите его был герб с вороном, который клевал собачью голову. Он был мне незнаком, а боярина Луки, чтобы спросить у него, рядом не было. Да и не до того было, честно говоря.

Я отбил в сторону клинок противника, рубанул в ответ дважды: сверху вниз и тут же еще раз. Первый мой удар соперник принял на щит, второй - отразил мечом и тут же атаковал в ответ. Я принял его удар на плоскую часть клинка, подшагнул вперед и долбанул врага щитом, что было сил.

Да, сейчас я был уже не тем подростком, которого Игнат только начинал учить воинскому делу. Привычка тренироваться при каждом удобном случае и ходить в броне сделала мое тело действительно мощным, а мои удары сокрушительными. Наверное, весил я примерно раза в два больше, чем раньше, ну так и правильно, пища у меня теперь была полноценная и богатая мясом. Вот и наросло мясо, чему тут удивляться.

Мой удар заставил врага отшатнуться, на что тут же отреагировал воин, что стоял справа от меня. Он выбросил вперед руку с клинком и вогнал лезвие подмышку моему противнику.

Да, он тут же поплатился за это, потому что следующим ударом ему отсекли руку вместе с мечом. Я дернулся, было, чтобы защитить его, но уже не успел. Воин закричал, страшно, отшатнулся назад. Оставалось надеяться, что те, кто сейчас остался позади, успеют перевязать его до того, как он истечет кровью. Понятное дело, жить калекой никому не хочется, но воину, пожертвовавшему ради меня конечностью, никогда не придется просить милостыню. Уж я найду ему такую работу, на какой он сможет жить безбедно даже с одной рукой. Мало ли у меня найдется дел для воинов, пусть и увечных.

Увечного оттащили назад, а его место тут же заняли еще двое. Строй держался, да и не смогли бы враги его прорвать, нас было слишком много, и мы наседали сразу с двух сторон. Очень хотелось оглянуться, посмотреть, как наши держатся, но мне было не до того, я рубился сразу с двумя курскими. Времени для того чтобы бить в ответ они мне не оставляли, я успевал только отражать атаки щитом и клинком.

Проблемой было то, что один из них был вооружен не мечом, а бородовидной секирой. Несколькими ударами он измочалил мой щит, даже несмотря на то, что он был по краю окован железом. А потом он рубанул и умудрился отсечь целый кусок основы моего щита.

Я отбил очередной удар от того из курских, что был вооружен мечом, а потом резким движением бросил щит в сторону врага. Он отреагировал мгновенно, вбил секиру в деревянную основу, да только вот я уже не держал ее, так что рубил он просто летевшее в него дерево. А мой клинок проморгал, я ударил одновременно с броском, целясь в щель в доспехе.