Другое дело, как без войны я буду отдавать все, что пообещал боярам, да и наместнику тоже. Они ведь не просто так меня поддержали, они больше власти хотят, больше земель, да и вообще всего. Да и обещанные сыновьям Дениса Ивановича два города тоже никуда не денутся. А я ведь слово дал, так что вынь да положи, сделай их городовыми боярами.

Да, эти войны должны были пройти гораздо легче, потому что в мелких княжествах попросту не было достаточного количества воинов, чтобы противостоять моей дружине. Даже нынешней, против семи сотен никто не выстоит. Если они, конечно, не объединятся. Но и это вряд ли, потому что как только мы возьмемся за дело, в войну ввяжется и Литва. Ну или наоборот, если они начнут захват, придется вмешиваться уже нам.

Болью в сердце отзывались мысли о том, что наследников наместников тоже придется убить. Этому меня научил Игнат, оставлять кровников нельзя, иначе будут большие проблемы в будущем. У них ведь останутся претензии на занимаемые титулы, которые они смогут заявить в будущем. Как и я сейчас в общем-то, меня поддержал смоленский наместник и Киев, и кто знает, не поддержит ли их еще кто-нибудь. А, значит, на мои руки ляжет кровь потомков аж трех боярских родов. Да, самих наместников мне не жалко, они предатели и убийцы, попытавшиеся разрушить то, что с таким трудом построил мой отец. Но иногда проскакивает мысль, что лучше бы они все были мужеложцами и не заводили семей, как Дмитрий.

Были бы они малыми, их можно было бы отправить в Николо-Одринскую обитель, и пусть там монахи вырастили бы их них таких же монахов. К тому же всем известно, что сами чернецы к женщинам не притрагиваются, жениться им нельзя, а, значит, и потомства оставить они не могут. Но там ведь все взрослые уже, несильно меня младше. Неужели придется убивать всех, да еще и девок?

Интересно, а как решали вопросы с претендентами на трон в старые времена? Подозреваю, что точно так же, либо сразу отправляли на тот свет, либо держали в тюрьмах, где рано или поздно все заканчивалось этим же самым. Еще в книгах в монастыре читал о том, что могли глаза выколоть или вообще муди отрезать, но это еще хуже. Лучше уж сразу убить, тогда, по крайней мере, никому мучиться не придется.

Постепенно мы доехали до леса, спешились, стреножили коней и двинулись вглубь чащи, но уже втроем, оставив Игоря охранять коней. Не похоже, что парень был этим доволен, но он ничего не сказал, а просто снял со своей лошади седло, положил на землю, да и уселся на него. Надо будет поговорить с ним что ли, или к лекарям сводить, может быть, они чего-то подскажут. Лучше, конечно, в церковь, да только он ведь не верит в Бога. Черт его знает, что там ему в полынном бреду привиделось, может быть, и действительно что-то очень страшное.

Лес был хорош, высокие деревья росли очень густо, а землю выстилали прелая опавшая листва, трава и мох. Дышать этим воздухом было очень приятно, особенно если вспомнить, как пахли города. Пели птички, откуда-то издалека раздавались долбежка дятла. Лес жил своей жизнью, ему было наплевать на нашу войну, если, конечно, не считать той части, где мы рубили дерево. Но и это он переживет. Лес был здесь тысячу лет назад, и две. Я, наверное, даже сосчитать не смогу, сколько именно этот лес здесь растет.

Я шел первым, поэтому заметил растущий у одного из деревьев гриб. Это был белый, самый настоящий, пусть и небольшой. Я наклонился, достал засапожник и срезал его, после чего поднес к носу и понюхал.

Пах он, соответственно, грибами. Белые - редкая добыча для грибников, растут они по отдельности, не как опята, которых при желании можно собрать целое ведро с одной поляны. Но и ценится он, естественно, гораздо выше. Сам я, конечно, заядлым грибником не был, но иногда ходил вместе с матерью собирать их. И те, что использовались при лечении, и обычные, чтобы пожарить, например.

Но мне почему-то захотелось съесть этот гриб прямо так, сырым. Я перевернул его, разломил шляпку, чтобы проверить, не червивый ли он. Нет, гриб оказался нормальным, и тогда я отправил его в рот и принялся жевать.

- Что жуешь, - спросил Пашка, после того, как парни выбрались из зарослей.

- Белый гриб, - с набитым ртом ответил я. - Будешь?

- Нет, ешь. Может быть еще найдем. Хорошо, что ты его нашел, значит, тут и другие есть. Если со зверьем не повезет, то хотя бы грибов наберем, и то хорошо.

- Да найдем мы дичину, - ответил Ромка. - Собак можно было взять, тогда точно нашли бы.

- Так нет у нас охотничьих собак, все в Брянске остались, - ответил я. - Да и зачем псаря с собой на войну тащить. Он ведь и егерям собак дает, которые охотятся. А в Брянске сейчас мясо очень нужно, кто знает, вдруг нам все-таки туда отступить придется.

- Хорошо это, когда есть куда отступать, - кивнул Пашка.

Все мы сняли со спин самострелы. Дальше мы двинулись, молча, старались идти так, чтобы ни одна ветка не шелохнулась. Я снова шел первым, аккуратно, пытаясь не встревожить ни зверей, ни птиц. Животные ведь слышат, когда птицы замолкают или наоборот кричат слишком громко, и обращают на это внимание. Могут встревожиться, а то и вообще убежать.

Кабанов здесь не предполагалось, так что копья мы оставили у лошадей. Ну а если найдем лежку, то никто не помешает нам вернуться за оружием. Однако шли мы больше на оленей, чем на кабанов.

Шли мы долго, прочесывали лес в поисках следов оленей. Не только на земле, но и таких, как объеденные кустарники и листва с нижних веток деревьев. И находили, надо сказать, значит, олени в лесу были.

Тут вперед среди зарослей я заметил белое пятно. Это заинтересовало меня. Я подал знак парням, и дальше мы двинулись еще медленнее, обходя деревья для того, чтобы выйти на позицию для стрельбы.

Белое пятно оказалось оленем. Очень большим, примерно в полтора раза больше, чем его обыкновенные сородичи и совершенно белым, с большими ветвистыми рогами. Он оказался очень красивым, и еще я нигде такого не увидел. Сказать, что это поразило меня - ничего не сказать, я даже не слышал о таких животных. Интересно, знает ли о нем боярин Ян, он ведь много лет проработал егерем в местных лесах.

Может быть, отпустить его? Он ведь, наверное, один такой. С другой стороны, не будет ли это знаком избранности, если среди моих охотничьих трофеев будет шкура белого оленя? Не специально ли Бог прислал его ко мне на путь?

Я медленно, чтобы не вспугнуть животное, поднял самострел, прицелился, собираясь спустить тетиву…

И упал на землю, после того как меня сбили с ног. Самострел я выронил, кое-как развернулся, вывернулся из-под тела, упавшего на меня, и увидел, что это Пашка. А потом заметил торчавший у него из спины самострельный болт.

Ромка оказался дальше, чем я предполагал, и сейчас он наклонился, взводя самострел. И тут до меня дошло, что именно случилось. Ромка собирался выстрелить мне в спину, Пашка сбил меня на землю, и принял предназначенный мне болт.

Со стороны леса послышался топот копыт, это убегал белый олень, которого мне не суждено было добыть.

Я зарычал от злости, выхватил из-за голенища нож и побежал на Ромку. Тот успел взвести тетиву, но времени, чтобы наложить болт, я ему не дал. С разбега навалился на него и уронил на землю. Он не растерялся и махнул рукой, в которой был зажат болт, пытаясь всадить мне его в висок. Каким-то чудом я умудрился поднять плечо, закрываясь от удара, болт проскользнул по поддоспешнику и воткнулся мне в щеку.

По лицу потекла кровь, я закричал, но на этот раз от боли. Болт процарапал мне лицо до самого уха.

Рукой с зажатым в нем ножом я долбанул Романа по лицу один раз, второй, но он согнул колено и каким-то невероятным усилием сбросил меня с себя. И тут же накинулся сверху, пытаясь вогнать болт мне в глаз.

Свободной рукой я перехватил его руку, а потом пырнул Ромку в живот. Один раз, второй, но нож завяз в толстом поддоспешнике.

Изогнувшись неимоверным образом, я убрал голову в сторону и отпустил руку Романа. Болт воткнулся в землю, а я пырнул его третий раз. И на этот раз все-таки прорезал поддоспешник и лезвие ножа вонзилось ему в брюхо. По моей руке потекла кровь, он закричал, дернулся, и я смог скинуть его с себя.