Вот всё в совокупности и привело к тому, что пили его в основном «старшие», и, как правило, по большим праздникам.

Вот чёрт! Я прикусил губу. А я-то думал, что изобрёл нечто, доселе не известное! А тут… И шаман, скорее всего, с местным бухлом знаком. Так что придётся изобретать что-то другое, чтоб подкатить к старому козлу.

Я ещё раз понюхал содержимое. Ну хоть с уксусом, похоже, проблему решил.

Но на следующий день погода опять ухудшилась настолько, что ни о занятиях, ни об охоте речи не шло. Поэтому, послав Каналоа за уже осточертевшими бананами, сам я отправился на поиски следующей цветущей пальмы.

Принесённый на базу скисший сок так и оставил — пусть дальше выбраживает, уксус мне нужен. Но помимо уксуса свербила в голове и другая идейка.

— Так откуда это? — прищурившись, шаман повторил вопрос.

Эх, старый, рассказать тебе что ль, как я считай неделю, маясь бездельем в непогоду, ломал голову над процессом? Как перебрал в уме тысячи вариантов, и все они упирались в нормальный бак и змеевик? Как потом плюнув, сверлил тонким прутом с микролитом на конце бамбуковый ствол? Как пристраивал его над другим бамбуковым стаканом, в котором кипятил забродивший, но не успевший начать киснуть тодди? А вместо воронки для улавливания паров пристраивал воронку из широкого листа? И как чуть ли не плакал, понимая околонулевой ка-пэ-дэ моей перегонной установки.

— Откуда-откуда… — я хмыкнул, и пожал плечами. — Я же не спрашиваю, где ты берёшь серу. Я прихожу и прошу у тебя. Заметь, вежливо и со всем уважением.

На это шаман лишь криво ухмыльнулся. А я продолжил:

— А взамен предлагаю… — развёл руками и показал глазами на ёмкость, — не знаю, насколько это в разговоре с духами поможет, но… — заглянул в глаза старику и подмигнул, — думаю с головной болью поможет точно.

Несколько долгих, томительных секунд шаман молча смотрел на меня в упор. Потом, по-прежнему не говоря не слова, поднялся, скрылся в шалаше. Слышно было, как он там роется.

И затем появился с двумя небольшими, грамм по сто пятьдесят… как назвать? Чашками, стаканами? Не знаю, нечто, по всей видимости из обожжённой глины, типа небольшого горшочка без ручек. Даже не пиала.

Зыркнул ещё раз. Протянул:

— Наливай.

— Я вижу, ты знаком с такой штукой? — хмыкнул я, когда опрокинули по второй.

Старика на глазах, что называется — отпускало. Разговорчивее он не стал, зато прекратились периодические подёргивания щеки, когда голова что называется «стреляла», из глаз исчезла хмурость. Только стал он куда задумчивее.

— Учителю моему привозили, — после долгой паузы ответил шаман, — с другой земли…

Пауза опять затянулась. Я уже хотел было вернуться к вопросу о сере, но старик вдруг сам, словно нехотя обронил:

— Дня через три приходи, — и по-хозяйски заграбастал бамбуковый стакан с содержимым.

Он встал. Понятно — аудиенция закончилась. Я тоже поднялся.

Ой, мама! Вливал то алкашку я в тщедушное тельце, дай бог общим весом килограмм сорок. И, судя по закачавшейся планете, этому телу двух «стопочек» хватило с лихвой!

Пили мы не чистый самогон. То, что я получил, вкуса было такого отвратного, что сначала задумался о второй перегонке. Но моя самопальная перегонная система была настолько неэффективна, что я побоялся получить на выходе грамм сто конечного продукта.

В результате, подумав-подумав я шарахнул продукт перегонки в свежесброженный тодди. Как итог — напиток вышел довольно-таки крепкий, но не такой противный. А за счёт высокого содержания спирта, он ещё и храниться должен куда дольше обычного тодди.

— Скат! — долетело мне в спину.

Я обернулся, придерживаясь за пальму.

— Это, — он приподнял бамбуковую ёмкость, — только мне. Никому. Ни старейшинам, ни родне. Ни вождю. Запомни.

И сказано это было таким тоном, что отшучиваться или, тем паче, перечить, не захотелось вовсе.

А всё-таки тут, время от времени, балуют себя крепкими напитками! Видимо на одном из островов набрели на метод дистилляции… Ну и ладно… Во-первых, судя по всему, креплёный тодди не имеет хождения. Может — ухмыльнулся я во весь рот — как говорится: «Тильки для сэ́бэ»? Не важно… Во-вторых… Ик… Шаман с крепкой алкашкой знаком, и отнёсся благосклонно… Ик. Значит, я смогу с ним наладить бартер…

Эх, жаль только, он хочет наложить лапу, на мою маленькую самогонную мастерскую… Ик… И запретил барыжить спиртным… Ик… А то я бы… я бы… Ик…

И мой организм, молодой и, что называется, не испорченный, вывернуло в рвотном позыве!

В последний момент я успел развернуться к одной из пальм, опереться о качающийся ствол и сложился пополам.

В желудке было почти пусто, сегодня с утра там побывали лишь бананы, так выручавшие нас с Каналоа в дни непогоды. Поэтому рвало меня в основном желчным соком.

Фу-у-ух… проблевавшись я, наконец, разогнулся. Утёр выступившую на лбу испарину. Побаливал пресс, но голова слегка прочистилась. Да уж! И выпил то всего ничего, а такая реакция! Продышался влажным, прохладным воздухом…

Так. У меня же было ещё одно дельце!

Вообще-то, я собирался наведаться в один из домов в деревне перед самым закатом, но теперь эта идея мне не казалась здравой. Ну чего я потом буду тащиться на другую часть острова по темноте? Да ещё и в такую непогоду? И вообще, кто мне что скажет в деревне? Я что, вновь разыскиваемый изгой, за голову которого дают целую жемчужину? И сам же пожал плечами — да вроде нет.

Тогда и нефиг загоняться, пойду сейчас!

После того, как меня вывернуло выпитым, стало полегче, даже голова прояснилась. Ну, точно — желудок избавился от токсичного, с его точки зрения содержимого.

Так, где там знакомый домик?

Слава богу, не надо теперь к нему ночью прокрадываться, можно вот так днём подойти…

— Гляди, вот он!

— Где⁈ А, точно!

— Стой!

Наверно, не будь я под воздействием собственноручно произведённого алкоголя, я бы среагировал даже не на первый окрик, а на первый косой взгляд проходивших невдалеке воинов. Что бы делал — рванул или нет — не знаю, по обстоятельствам. А так меня «приняли» как последнего идиота, я даже не сообразил, что речь идёт обо мне, и встал столбом, лишь увидев перед глазами острие копья.

Чёрт.

Рука рефлекторно дёрнулась к наголенным ножнам, но остатков здравого смысла хватило не усугублять.

— Чё хотели, военные?

Два воина переглянулись, как мне показалось — в замешательстве. Одного из них, здоровенного детину с тремя «трофеями» на шее я уже встречал, а второго, совсем пацана, видел впервые — судя по отсутствию на шее ожерелья, это был ещё один новичок.

— Пойдём, — наконец вымолвил тот, который постарше, — тебя хотят видеть старшие.

Прям дежавю какое-то! Крыльцо дома вождя. На крыльце Ата, рядом с крыльцом Ману и ещё трое «военных». Плюс те двое, что привели меня.

На площади малолюдно — на крыльце ещё одного дома любопытствующая рожа, ещё парочку я засёк в одном из проходов, и всё. Понятно, погода к прогулкам не располагала: ветрено, пасмурно, хоть дождя нет.

— Отощал, — хмыкнул Ата, критично оглядев меня с ног до головы.

Меня, что называется — отпустило. До последнего подозревал какую-то пакость на свою голову, но, судя по настроению отца войны, ничего страшного не грозило.

— Ну как жизнь вольная? — в голосе Ата чувствовалась неприкрытая насмешка. — Не надоело ещё?

Что «не надоело», он не уточнял, поэтому я лишь пожал плечами:

— Нет, — хмыкнул в ответ.

— То место, где ты раньше прятался, море смыло, я посылал людей проверить. В деревне тебя тоже не видели. Где живёшь?

— В лесу, — развёл я руками.