— Я же говорил, — с перекошенной от презрения мордой, бросил Эруэра, — ублюдок оголодает и прибежит домой как миленький.

«Да, Хеху, тебя тут любят» не удержался я от сарказма. «Внутренняя шиза» промолчала.

— Ты наконец одумался, Хеху и пришёл сдаваться? — сурово сдвинул брови отец.

— С хера ли? — я аж прыснул от удивления я. Потом качнул головой, добавил с лёгкой усмешкой, — нет.

— Ты обязан это сделать, Хеху!

Грозный рык патриарха смешался с репликой Акахаты:

— Зачем же ты пришёл?

И тут же, без паузы влезла его жёнушка:

— А я говорила, что девчонка его подкармливает! За едой он пришёл, нахлебник! Семье еды не хватает, а она беглого преступника кормит!

— Заткнись, тварь, — оборвал я Фиву, — пока я сам тебя не заткнул. Мужчины разговаривают. Иль почувствовала себя хозяйкой в доме? Мои отец и мать ещё живы… А ты, — не удержался, — не укоротишь язык, можешь их и не пережить!

— Что?! Что ты сказал, выродок?! — побагровел Акахата, сжимая кулаки и, одновременно, одергивая за руку готовую взорваться жену.

— А ты ещё не мужчина! — вякнул вдогонку средненький. — Ты не прошёл обряда!

Но им я не ответил. Демонстративно глядя только на отца, проговорил:

— Я услышал, что к моей сестре наконец-то посватался Энеле, и она скоро станет его женой. Разве мог я не прийти и не поздравить единственную, кто меня любил в этой семье? — осознав сказанное добавил, — кроме мамы, конечно.

Дом хоть и стоял в сторонке от площади, но всё ж не в зарослях, то там, то здесь мелькнули заинтересованные лица соседей. Я тут же опустил голову, будто разглядывая что-то на земле. Отец тоже заметил невольных зрителей.

— Пойдём-ка в дом, поговорим.

И первый прошагал мимо меня внутрь.

— Откуда у тебя оружие? — отец уже уселся в центре стены, противоположной от входа, на небольшом чурбаке. По бокам, прямо на полу, пристроились браться. Мама и Фива ушли в соседнюю комнату, утащив с собой и Хаэату.

Я остался стоять у входа, разве что сместился, чтоб в проеме не маячить. Опёрся о копье.

— Какая разница, — хмыкнул я, — самое главное, что оно есть.

— Запрещено брать в руки оружие всем, кроме людей войны! — подтявкнул Эруэра. — Что-то я не вижу на тебе татуировок воина.

«Вам шашечки или ехать?» чуть не ляпнул я, но вместо этого криво поинтересовался:

— И кто же это сказал?

— Так сказали боги, Хеху! — продолжая удерживать насупленные брови, весомо обронил отец. — Это закон!

Ну что они за люди? Воины таращатся и языками дразнятся, этот вон — хмурится, сейчас наверно лицевые мышцы сведет от напряжения.

— Если вам боги что-то такое сказали, так вы и не берите, — усмехнулся я, — а со мной они не разговаривали, — развёл руками. — И ничего такого не рекомендовали.

Сказать, что братья при этом охренели — не сказать ничего. Изумление и испуг смешались на лицах, и даже как будто постарались отодвинуться от меня ещё дальше — ну как прилетит молния с небес, покарать богохульника, а они за компанию под раздачу попадут!

Отец тоже дрогнул в лице, но удержался и продолжил:

— Ты должен сейчас же пойти в деревню и сдаться Ситу или Ману!

— Ого! И кому это я должен? — сквозь усмешку изобразил вопрос на лице я.

— Прежде всего — семье! — припечатал отец, прихлопнув для солидности кулаком по коленке. — Семье надо, чтоб ты прекратил бегать и скрываться. И ты это сделаешь! — он шарахнул кулаком. — Ради семьи!!!

Ага-ага. Когда-то, очень-очень давно, молодой лейтенант Константин Мантин легко вёлся на подобные лозунги: «Родине надо, чтоб ты стал подводным диверсантом!» Хотя чего греха таить, в спецназ я пошёл добровольно и с большим желанием. Зато, в других ситуациях, «на слабо» или на «ты должен» ловился просто влет. Но вот только сейчас-то я уже не тот «юноша бледный со взором, горящим». Сейчас я из тех, кто считает, что «спасибо это слишком много, можно просто деньгами?»

Поэтому я пожал плечами:

— Не хочу.

Отец даже подавился, побагровел:

— Я ослышался?

— Нет. Могу повторить по буквам, — усмехнулся, — и даже флажным семафором, если со слухом проблемы. Не. Хочу.

— Да как ты смеешь перечить отцу?! — патриарх вскочил на ноги, наклоняясь вперёд, как борец перед схваткой. Кулаки сжаты, косматые брови сдвинуты до отказа.

Видимо, я должен был испугаться…

— А я всегда говорила, никогда этот приблудный не будет вам благодарен, — влезла со своей половины Фива. — Семья может пострадать, а ему хоть бы хны! Надо было ещё при рождении этого ублюдка удавить!

«Бах» — в проход на спальную половину было видно, как мать влепила невестке звонкую оплеуху.

— Заткнись, Фива, — резанул по ушам неожиданно резкий голос матери. — Он. Мой. Сын.

— Но не Хохепы! — в запале выкрикнула жена старшего брата, держась за щеку. — Это все знают!

На секунду в доме повисла тишина, что вполне можно было назвать звенящей. Мать задохнулась от возмущения, что-то хотела крикнуть в ответ, не смогла, и, спрятав лицо в ладонях, бросилась на улицу.

У отца выступили желваки, он сначала порывисто обернулся к Фиве, но, тут же, развернулся к старшему сыну:

— Научи свою жену держать язык за зубами! — с нажимом выговорил он.

Акахата вспыхнул от обвинения, с усилием задавил вспышку гнева и недобро повернулся к жене.

— Замолчи, женщина. Сейчас же! — скрипнул зубами, проговорил тоном, не обещающим ничего хорошего. — Я с тобой потом поговорю.

— Отец! — вякнул средненький, — Ты что, не понимаешь? Это всё этот ублюдок! Это он хочет нас поссорить! — тоже вскочил на ноги. — Да что мы с ним разговариваем, надо задержать его, пока воины не подоспеют!

— И кто это сделает? Ты?! — ухмыльнулся я ему в ответ, направляя наконечник копья, что так и не выпускал из рук, братцу в лицо.

Но всё равно, что-то при этом кольнуло. Чёрт, что?! Я насторожился.

Мазнул взглядом по мужчинам. Не то. Стоят слегка прифигевшие, как кролики, уставившиеся на острие.

Шаг, другой, заглянул в «спальню». Фива. Держится за распухающую щеку, прижала к себе младшенькую. Мама, понятно выскочила на улицу. Хаэата. Сидит в углу на циновке, зареванные глазища в пол лица.

А что за игра взглядов?! Сестра с испугом смотрит на Фиву… Повернулся, успел перехватить адресованный Хаэате угрожающий взгляд.

Стоп! А где старшенькая дочка? Заходили в дом все вместе!

И тут, видимо что-то мелькнуло в моих глазах. Видимо что-то, похожее на догадку. И Фива позволила торжеству промелькнуть во взгляде. Чуть-чуть, но мне хватило.

— Ах ты тварь! — и я тупой стороной копья от души влепил ей в живот. Фиву согнуло.

Согласен, бить женщин нельзя, категорически, не по-мужски это. Но не сдержался.

И это касается женщин, а передо мной стояла тварь.

Следующие события спрессовались в секунду:

Я метнулся к выходу.

Эруэра от стенки бросился на меня.

А я, на самом выходе, почти нос к носу, столкнулся с Ману, подходившим к дому впереди четырёх воинов. Где-то позади отряда мелькала старшая дочь Акахаты.

Чёрт!!!

Тело работало на автомате.

Перехват вытянутой грабки средненького братца, шаг с дороги, потяг и я отправил любителя хватать младших братьев в полет в направлении довольно ухмыляющегося Ману. На входе в дом возникла заминка.

Назад в дом, затем в «спальню». Пинком отправил скрюченную Фиву ко входу. Пусть послужит ещё одной баррикадой.

— Сюда! — Хаэата подскочила к стене дома, к тому самому месту, через которое я уже разок убегал. Видимо старшая дочура родственничков выбралась наружу там же.

Блин, щель что ли стала меньше с тех пор? Или я подрос на хорошем питании?

Воткнул под стену копье и как ломом приподнял затрещавшую стенку.

— Беги, брат! — Хаэата тут же перехватила рычаг.

Упал под стену, перекат — высоты теперь хватило.