От этих абстрактных мыслей её отвлёк настойчивый зуд коммуникатора.

И зудел он по особому. Судя по звуку и амплитудной вибрации, вызов шёл по гиперпространственному каналу.

Алевтине сразу стало зябко и неуютно. Скорее всего, её начальник уже в курсе событий, при этом, события эти поданы Крыницыным. А раз так, то выставил её этот жлоб, наверняка, в самом невыгодном свете. И сейчас на неё обрушится начальственный гнев. Причём, что характерно, расстояние его совсем не приглушит. Так что готовься, Аля…

Надо ответить. Господин Пронин не угомонится, пока не получит самые подробные разъяснения…

Хотя, может это и совсем не плохо, что она сразу не ломанулась с докладом? Сейчас только надо войти в образ глубоко страдающей от несправедливости и грязных домогательств козла Крыницына, а там уже можно будет и улучить момент, чтобы излить душу своему генерал-майору, тем более, что рассказ готов…

И не просто готов, а полностью согласуется с видеофайлом.

И она потянулась к подпрыгивающей на столе трубке коммуникатора. Взяла её с опаской в руки, словно ядовитое насекомое. Подошла к экрану, и, нажав сенсор, перенаправила входящий сигнал на стационарную систему.

Пока по экрану бежала заставка с логотипом компании, обеспечивающей связь, она устроилась в кресле напротив экрана и начала морально готовиться к нелёгкому разговору.

Хоть и было у неё всё готово, но, некий мандраж всё-таки имел место быть. Алевтина волновалась, так как Крыницын, скорее всего, приложил все усилия к тому, чтобы пустить её карьеру под откос.

Да, на редкость мстительный и злопамятный подонок, как характеризовали его те, кто имел несчастье соприкасаться с ним по службе…

Но, вот заставка на экране поблекла и там появилась физиономия её непосредственного начальника, генерал-майора Пронина Мечислава Степановича.

И сказать, что Мечислав Степанович был очень зол и расстроен, это не сказать ничего. Лицо начальника Алевтины было на редкость унылым и злым.

— Здравия желаю, — поприветствовала своего руководителя Алевтина.

— Да какое с вами здравие! — тут же взорвался Пронин, — стоит только вас от себя отпустить, как начинаются чудеса в решете! Что ты, что Ефимка…

— Это тот, что у нас за контрразведывательные мероприятия отвечает? — удивилась Алевтина, — так он вроде и не залётчик вовсе…

— Ты тоже залётчицей до недавнего времени не была, — оборвал её рассерженный начальник, — а вот мне о твоих возмутительных выходках почему-то совсем посторонние люди докладывают, хотя ты знаешь, что если нашкодила, то лучше самой прийти и покаяться. Ведь повинную голову и меч не сечёт! А ты?

Алевтина промолчала. Она знала, что лучше дать шефу выговориться. Потом будет легче.

— Ты зачем Крыницына совращать взялась? — внутри генерала пузырилось и кипело праведное возмущение, — я тебе кого поручил очаровывать? Этого усатого дармоеда разве?

— И, — Алевтина угрожающе прищурилась, она не любила огульных обвинений, пусть они даже исходили от начальника, которого она, в общем-то, уважала, — как же это я его совращала то?

— Мне рассказали, что ты выскочила в гостиничный коридор, будучи одета в прозрачное бельё, и, встретив там Крыницына, домогалась его…

— Вы сами-то в это верите? — поинтересовалась Алевтина.

— Ну, ты пока своей версии событий не удосужилась мне предоставить, так что оперирую теми данными, что есть, — пробухтел генерал-майор.

Он прекрасно понимал, что то, что ему рассказали с действительностью имеет очень немного общего, но для того, чтобы оспаривать наветы, исходящие от всесильных сотрудников Тайной Канцелярии, надо иметь хоть что-нибудь. А у него не было ничего. Он вообще был не в курсе происходящего.

Вследствие этой своей неосведомлённости он был вынужден сегодня с самого утра молча выслушивать всё, что успел насочинять и наябедничать прохвост Крыницын.

И возразить он ничего не мог, по той простой причине, что его подчинённая не удосужилась даже намекнуть ему об этом возмутительном конфликте.

— Мечислав Степанович, — кротко обратилась к генералу Алевтина, — а что-нибудь кроме слов представители Тайной Канцелярии вам предъявили?

— Да мне и их слов хватило, чтобы за голову схватиться, — генерал начал потихоньку остывать, но полного спокойствия ему было ещё очень далеко.

— Значит у них были только слова, — Алевтина старалась перевести разговор в более конструктивное русло, поскольку ругаться Мечислав Степанович умел и, если ему дать волю, то он будет браниться, покуда дыхания хватает.

— Ну, так а что у нас есть? — генерал в сердцах стукнул кулаком по своему столу, — у меня даже твоих слов, и то не было. Хотя, если честно, то твоё слово против слова Крыницына совсем не катит. У вас с ним разные весовые категории, так сказать. К нему у начальства гораздо больше доверия. Умеет он качественно и в нужный момент лизнуть афедрон руководителя, этого у него не отнимешь…

— Господин генерал, — Алевтина решила начать выкладывать на стол свои козыри, — я не стала сразу жаловаться вам на возмутительное поведени6е человека, которому должна была подчиняться, по той простой причине…

— Это по какой же? — удивлённо крякнул генерал, — ты хочешь сказать, что эта причина извиняет тебя?

— Вы совершенно справедливо заметили, что мои слова против его слов восприниматься пристрастными арбитрами не будут…

— К сожалению, да, — вздохнул Пронин.

— Поэтому я подготовила видеозаписи того, что происходило в моей комнате в тот вечер, практически с того момента, как мы вернулись из поездки в имение Антонова…

— Так что ж ты молчала то, дорогой мой человек? — Пронин оживился и в глазах его появился азартный блеск, — давай, высылай файл мне, сейчас же, и я буду смотреть, а ты будешь рассказывать, как дело было… Может статься, окоротим клеветников, знатно окоротим…

Алевтина почтила меня своим визитом только на следующее утро, а день перед этим был у неё целиком и полностью посвящён внутриведомственным разборкам.

Но, наконец-то, она подъехала к поместью, и я, как и положено радушному хозяину, вышел её встречать.

К моему удивлению, она прибыла одна, ну, если не считать водителя, который её ко мне и доставил. Но торопиться с вопросами я не стал.

Сама всё расскажет. Судя по физиономии госпожи секунд-майора, её аж распирает от новостей.

Так что, поприветствовав гостью, я пригласил её в дом.

После обмена приветствиями, мы втроём, я, Истер и Алевтина, устроились за столом в гостиной. Горничная принесла нам кофе, свежую выпечку, вазочку с фруктами…

В общем, мы были готовы к ведению продуктивных переговоров.

Я решил начать беседу первым и спросил гостью:

— Надеюсь, вы разобрались с теми трудностями, что возникли у вас позавчера?

— Да, — ответила Алевтина, — хочу вас поблагодарить за предоставленные видеоматериалы. Именно это помогло мне полностью опровергнуть измышления и наглую ложь Крыницына. Представляете, — тут взгляд госпожи Забелиной продемонстрировал крайнюю степень возмущения, — этот мерзавец опустился до того, что обвинил меня… Вы только послушайте! Меня! В сексуальных домогательствах… Да я на него без тошноты и взглянуть то не могла…

Воспоминания о недавнем конфликте начали выводить нашу собеседницу из равновесия, а сейчас это нам было совсем не нужно.

Потому я легонько толкнул Истер, которая пристально посмотрела на Алевтину, и сочувственно произнесла:

— Ужасно, я очень вам сочувствую, — при этом она направила все свои способности эмпата на то, чтобы успокоить собеседницу, — надеюсь, негодяй был наказан и справедливость восторжествовала?

— Слава Богу, да, — воодушевлённо откликнулась Алевтина, — его отстранили от руководства группой и отозвали обратно в столицу.

— Даже так? — мне были интересны подробности того, чем закончился этот конфликт. Это могло помочь мне приблизительно оценить прочность позиций, занимаемых начальником Алевтины во всех этих подковёрных баталиях.