Эти пять минут мне дались нелегко. Я Прыгал, скакал, уворачивался, стелился по земле, уходя от атак оппонента. Как показала практика, все те успехи, что до недавнего времени были мною достигнуты, едва-едва обеспечивали мне выживаемость в этом нелёгком бою.

Боюсь, что десять минут я бы точно в таком темпе не выдержал бы.

Но, когда я уже было начал подумывать о том, чтобы попросить Боню немного покусать этого резвого старикашку, я заметил, что движения оппонента стали замедляться, а сам он начал двигаться совсем не так уверенно, как раньше.

А ещё через пол-минуты ноги его заплелись в затейливый узел, и он растянулся на полу, потеряв сознание.

— Принимай работу, — слова Зоэ, как мне показалось, прозвучали несколько устало, — клиент спит и видит сны.

— А что с его имплантом? — тут же поинтересовался я, посчитав эту информацию важной, так как следовало точно знать, чего ожидать от этого деда в будущем.

— Его имплант теперь — это просто выгоревшая плата, — не без самодовольства сказала Зоэ, — и прочие мелкие, и уже абсолютно бесполезные железячки. Мои наниты его пока контролируют, но ты особо этим не злоупотребляй, так как в подобном состоянии им удастся удерживать его ещё минут двадцать, а потом он опять буянить начнёт.

Не начнёт, — заверил я псевдоличность, вынимая из кармана упаковку пластиковых фиксаторов…

На этом, как это принято говорить, можно ставить точку.

После того, как возможность взрыва была нивелирована, а главный заговорщик был обездвижен, всё завершилось быстро и относительно бескровно.

Единственное, так это господин Скуратов-Бельский ушёл из жизни ярко и громко. Вместе с ним погибла целая рота спецназовцев, которых отправили на его задержание.

Этот гад, правильно всё оценив, пришёл к тому выводу, что если он сдастся, то его всё равно повесят.

А потому, дабы избежать позорной казни, он взорвал плазменные заряды, размещённые под фундаментом его дома ещё на стадии строительства.

И сделал он это, дождавшись, когда большинство посланных за ним солдат войдёт в зону поражения. Он не надеялся выторговать себе жизнь, а потому и в торг не вступал, а значит, взрыв, унёсший жизни более сотни спецназовцев, был полностью неожиданным.

Вся верхушка мятежников была задержана. Так же удалось отловить и массу тех, кого использовали в тёмную. Им тоже светили серьёзные сроки, хоть им и нельзя было предъявить обвинения в мятеже. Прочих художеств, ими содеянных по приказам мятежников, вполне хватило для присуждения им солидных сроков, отбываемых на каторге.

Вслед за подавлением мятежа были, как это водится, показательные казни, а так же награждение особо отличившихся, среди которых, как вы понимаете, оказался и я.

К этому времени мы с Истер успели галопом бракосочетаться, не смотря на то, что подруга хотела бы обставить эту процедуру гораздо более торжественно, нежели это у нас получилось.

Хотя, это не помешало ей организовать небольшой, всего на пару сотен гостей, сабантуйчик. Там присутствовали все наши. Ради такого случая Истер проявила чудеса, и собрала всех, кого смогла. На время нашей свадьбы без надзора остались и меркокситовые рудники, и многочисленные станции на спутнике планеты Икс. Да и с самой планеты Истер отозвала всех, кто имел отношение к нашему роду или просто на него работал на заметных должностях.

В общем, это торжество мы худо-бедно пережили.

И, не успела у меня пройти головная боль, которая сутки преследовала меня, не взирая на все усилия Зоэ как-то облегчить мои страдания, вызванные неумеренным потреблением горячительных напитков, как пришло время отправляться в гости к Императору.

Там всё было до крайности пышно и пафосно. Описывать это я не буду, так как подробности официальных торжественных мероприятий — это не более, чем описание многочисленных ритуальных действий, давно утерявших своё внутреннее наполнение.

Скажу лишь, что мои ожидания полностью оправдались.

Во владение рода Антоновых были переданы весьма обширные угодья в метрополии, которых нам хватит на организацию всего, о чём мы так долго мечтали, и к чему столь упорно шли.

И да, наконец-то я стал столичным жителем.

Я больше не провинциал!

Утро началось с похмелья, и знатного сушняка. Опираясь на трость и шатаясь от стены к стене, я поплелся на кухню. Проходя мимо рабочего кабинета краем глаза, заметил ждущую с вечера бутылку изотоника. Аллилуйя! Дохромав, вцепился в пластиковый цилиндрик и жадно выбулькал все. Как же хорошо!

Рассеянно блуждающий взгляд зацепился за распахнутую капсулу виртуальной реальности, и торчащие из нее как кишки поверженного животного провода датчиков. Некоторые выдраны с мясом. В голове, сквозь похмельный туман, на ускоренной перемотке промелькнули вчерашние события: довольное лицо Радаманта, его слова, про нарушение соглашения о неразглашении, «забанен на вечно!» … И как будто пластырь с гнойника сорвали.

«А ну и хрен с ней, с капсулой! Все одно — кончился икар! Пусть им прихлебатели, из диванных летунов физику полета ставят, да гайды по аэрологии пишут!». Потом как заново увидел атакующую гарпию, на плече фантомной болью отозвался ожог от драконьего пламени… Да у меня же второй раз в жизни отнимают крылья! Настроение переключилось словно тумблером.

В руке жалобно пискнула бутылочка. Ах ты ж, блин! Раздавил. А ведь она меня сопровождала последние лет пять, столько пережила…

К злости добавилась досада. Отшвырнул от себя треснувшую флягу, два шага, прилип лбом к прохладному стеклу. Двенадцатый этаж. Может вот прямо сейчас? Шаг через низкий подоконник, и всё? Решение всех проблем.

Жизнь закончилась вчера, если не летать, то какой смысл ее продолжать? Как будто в полете оборвало боковой трос: секунду назад ты был король неба, и все у тебя замечательно. Но вот предательское «тыньс» … и беспорядочное падение. Говорят, при обрыве есть полсекунды, чтоб бросить запаску, ибо потом перегрузки такие, что теряешь сознание.

Думать не хотелось. К головной боли и злости на весь мир добавилась сосущая пустота за грудиной. Только трудяга мозг, какой — то своей частью, на автомате анализировал входящую информацию. До земли метров сорок. Внизу асфальт парковки. С этой высоты даже запаска может не успеть раскрыться и наполниться. Удивительно, никогда не замечал: сорок метров стоя у окна — это очень высоко. Сорок метров, когда в воздухе — это офигеть как мало. Если не влётан в крыло, на этой высоте уже надо занимать посадочное положение находясь в глиссаде.

Блин, что за ерунда лезет в голову. Какая запаска, какая глиссада?! Все, я отлетался! А раз так, то и жить не зачем.

Пальцы легли на ручку окна. Вот сейчас. Только не думать, как перед стартом в сложных метеоусловиях: вышел на старт, поймал момент, поднял крыло и вперед. Иначе можно в сомнениях стоять, перегорая, а воображение будет рисовать всякую фигню.

Давай, тряпка. Если не сейчас, то потом — только спиваться, жалея себя, будучи обижен на весь мир. Ну зачем я выжил два года назад? Зачем оттягивал в этом суррогате жизни под названием виртуальная реальность? Теперь вот и ей пришел конец.

Ну… Ручка поднялась, из щели пошел уличный шум, не сдерживаемый стеклопакетом. Вдох, выдох…

«Самоубийство — удел слабаков». Отец…

Отчетливо увидел — отец за столом, уже «на веселе». Справа и слева — однополчане, все в форме. На столе — фото с траурным уголком: их общий сослуживец, потерявший в одной из командировок обе ноги. Его жена вскоре не вынесла жизни с инвалидом, и ушла, а он выстрелил себе в голову из наградного пистолета. На отца шикают, как так можно? Это же твой боевой товарищ. Но батя не преклонен: «он просто струсил, а значит и жить не достоин, и нечего тут сырость разводить».

А я? Я тоже инвалид, тоже потерял смысл жизни. И, кстати, от меня тоже ушла женщина.