— Ладно… Я на стадион… Только… — Таисья уличила момент и вклинилась в нашу беседу, заодно протиснувшись между моим плечом и чёрным протезом. И после того, как под её выразительным взглядом Пушкарь всё-таки скрипнул протезами и отковылял в сторону, девчонка быстренько шепнула мне на ухо. — Никуда от ректора не уходи! Жди меня!

И, вновь покосившись на посмеивающегося ветерана, она быстренько скрылась за живой изгородью.

— Переживает за вас Таисья Тигоновна, барин. Ежели позволите совет дать, то рекомендую этот момент ценить. Мало кого она себе за ровню считает. Хотя, конечно, по праву…

— А что ещё посоветуете? — Я пригляделся к зданию впереди. Но оно тоже, вроде бы, не имело ничего общего с тем, что я видел тут вчера. Кроме, разве что, высоты. — В плане безопасности, например. То, что наружу без охраны лучше носа не совать — это понятно. А тут, внутри? Ну, кроме того, что любой мой «коллега» может меня на перо… кхм…

Пока я подыскивал эпитет, более подходящий моему текущему положению, старикан опять сверкнул бирюзовым глазом:

— Думаю, княже, тут скорее вы мне советником можете быть. — Уцелевший глаз ветерана так и искрился иронией. — Я слыхал, что вам не впервой среди… Кхем… Среди опасных хищников жить-поживать. Так ведь?

Это он про тайгу? Или…

Ладно. Пора вспомнить, кто из нас тут аристо:

— Хищники ко мне с ядами ночью не подкрадывались.

— Нешто на Арале змей нет?

Да кто ж его знает. Там, вроде холодно… Может летом какие гадюки и ползают… Так, погоди! Зубы мне не заговаривай!

— Ты понял, о чём я, Пушкарь. — Переходом на «ты» я постарался дать ему понять, что шутки закончились.

— Понял, вашество, понял… — Вся весёлость, наконец-то, испарилась с морщинистого лица. И уцелевший глаз мгновенно стал таким же холодным, как искусственный. — Чтобы к вам кто чужой тут подкрасться смог — специальный пропуск нужон. И, как понимаете, вашество, речь не про бумажку с печатью.

— И такие пропуска есть только у студентов и персонала?

— И то не у всех. — Кивнул старик.

— Это как же?

— А некоторым ни к чему туда-сюда шастать. У них и так тут полный пансион.

— Так уж и полный? — Я припомнил тощего кабалёнка и дешёвую колбасу в бутербродах Ульяны.

— По трудам и пайка. — Философски заметил ветеран, явно не желая обсуждать компенсационные пакеты местной челяди.

Ладно… Гор Шубский наверняка тоже не большой фанат обсуждения подобных вопросов. Уточним, лучше, ещё кое-что… А то знаю я как раз одного такого субъекта, который именно что «туда-сюда шастает».

— А… хм… А если сюда нужно будет попасть полиции? Или кому-то вроде того?

— Можно и специальный пропуск оформить, коли нужда появится. — Дед равнодушно пожал плечами. Но я прекрасно видел, что равнодушие — показное. И он продолжает внимательно изучать меня в ответ, фиксируя все реакции на новую информацию. — Для этого все процедуры имеются. Заявления, ордера, протоколы, опись в архив…

— А если нужно срочно? Вдруг пожар?

— Нешто, барин, вы думаете, что Императорский ликеум сам с пожаром не справится? — При ответе Пушкарь с какой-то странной любовью во взгляде и голосе указал на фасад трёхэтажного здания. Того, которое, наконец-то, полностью показалось из-за парковых посадок. Из-за чего складывалось впечатление, что старик имеет в виду не его противопожарную систему, а само строение. Словно речь шла о живом существе.

Архитектор у кампусов и этого корпуса точно был один и тот же. Шикарная колоннада на входе достаточно органично соседствовала с современной частью входной группы. Гладкая плитка на широких ступенях не имела ничего общего с той хрупкой дрянью, которую кладут на входе в квартальные лабазы. Такая после дождя в каток не превращается и волнами по весне не идёт.

Широкие бордовые кирпичи со скруглёнными углами, из которых были сложены стены, явно не имели отношения к современным угловатым кладкам. Но при этом выглядели так, словно здание было возведено только вчера — ни царапин, ни сколов, ни малейших трещин. И ни малейшей кляксы от раствора.

Пластиковый сайдинг, как на нашей больничке, тоже весь пропал. То там, то тут стены украшали лишь живописные заросли тёмно-зелёного плюща. Который я в климате Ротенбурга раньше никогда не видел в живую.

Разглядывая широкие прозрачные окна, кое-где немного заслонённые плющом, я вдруг обнаружил, что их порядок мне определённо знаком. Да точно! Вон из того мы вылезали с помощью верёвки Сатоши. А вот это, тогда, получается — медкабинет? Вроде бы потолок там виднеется такой же белый, как и был.

— Ну а всё же… — Пока мы не свернули за левую оконечность фасада, я следил за знакомым окошком, ожидая увидеть в нём Ульяну или кабалёнка. — Вдруг что-то сломается…

— Господин Технарь любую поломку починит. — При ответе старик проследил за моим взглядом. И снова хитро улыбнулся. — А ворожея — любую хворобу.

— Так уж прям и любую?

— Неприятности покрупнее, конечно, бывают — врать не стану. — Старикан философски покачал головой. И указал прямо — вдоль дорожки, по которой мы шли мимо учебного корпуса. — Вот как раз сейчас из города для Технаря пару помощников выписали — в обсерваторий. Что-то там с одним из шарниров в телескопе на последнем занятии стряслось. Если срочно не заменить — покрупнее авария может выйти… Но вы уж извиняйте, барин, деталей знать не могу. Это, малость, не по моей части.

В указанной стороне действительно показался капот фургона курьерской службы. Остальная часть машины невысоким заборчиком, окружавшим небольшое одноэтажное здание с широким куполом посередине. Построена обсерватория была всё в том же стиле, хитрым образом сочетавшим старинные мотивы с современными материалами и дизайном. Например, заборчик сверху состоял из витиеватого чугунного литья, а снизу вся эта эта ажурность была встроена в блестящий высокими отшлифованными боками бетонный бордюр.

Уложенный гранитной плиткой подъездной путь шёл к обсерватории с другой стороны от главного корпуса и исчезал где-то за ним. Видимо, въезд внутрь охраняемого периметра был специально расположен подальше от жилых помещений — чтобы не мешать ученикам шумом двигателей и видом запыленных комбинезонов черни — разнообразных водил, грузчиков и курьеров.

— Значит, Ульяна тут всех теперь лечит, а Технарь всё подряд чинит… — Приближаясь ко въезду во дворик обсерватории, я пытался получше разглядеть необычное здание. Всегда было интересно взглянуть на звёзды поближе. — А что ж тогда по твоей части, Пушкарь? Какие у тебя функции?

Прежде чем ветеран ответил, мы обошли машину и наткнулись на выпученные взгляды двух грузчиков, вытаскивающих из боковой двери фургона какую-то тяжёлую коробку. Раскрасневшиеся от натуги лица курьеров словно по команде повернулись в нашу сторону. И точно также одновременно они вдруг разжали руки.

Коробка с грохотом рухнула им под ноги. И за этот миг оба работяги синхронно выхватили из расстёгнутых комбезов короткие стволы с круглыми глушителями…

— Хлоп! — Тротуарная плитка вдруг врезала мне прямо в подбородок. А в спину словно прилетело полено. Откуда-то сверху на голову посыпалась бетонная крошка, в сопровождении частого попискивания приглушённых выстрелов…

— А вот такая у меня функция, барин… — Голос Пушкаря раздался прямо над ухом. Похоже, что он сейчас лежал сверху, придавив мою голову рукой к земле. И пока мы падали, принимая это неловкое положение, искусственная половина тела старика, похоже, приняла все те пули, которые должны были достаться мне.

Тут же ветеран оттолкнулся чёрной ногой от бордюров, перевернувшись по газону вместе со мной — дальше под защиту шлифованного бетона. Чем окончательно вытащил нас из зоны обстрела.

Перекатившись ещё чуть дальше уже без меня, старик тут же сидя развернулся и быстро вытащил чёрной рукой огромный пистолет — я даже не заметил, откуда именно. А в уцелевшей правой он зачем-то снова сжимал карманные часы на толстенной цепи.

— Головушку ниже, барин… — Искусственный глаз, уставленный в сторону невидимых отсюда противников, снова ярко горел бирюзой. — А то, неровен час, потеряете…