Впрочем, пока было время, я придумал как подстраховаться. Так что и с нашими, плохонькими верёвками теперь должно было получиться. Не подвёл бы Каналоа!

По образцу своих ласт, сделал форму для Семиса. Разве что пошире в два раза, да форму для полугалоши снял. Когда, наконец, вулканизировал и осмотрел — удовлетворённо хмыкнул: получалось у меня всё лучше и лучше. В Семисовой внутри галоши не торчало ничего, и каркасные планки все были утоплены в массив. Усмехнулся — старик Мод вон, верёвками гордится, а я? Может я на старости лет тоже буду всем ласты делать? «И имел уважение», мелькнула забытая цитата. Откуда? Так и не вспомнил.

Надо бы заодно и для Каналоа ласты новые забацать. Если я хочу, чтоб он со мной нырял, нужно чтоб и снаряга у него была под стать.

Намешал глины, заполнил очередной ящик. Эх, опять свои ласты пачкать, используя как литьевую модель… Я положил обе ластины перед собой, прям на глину. Может… сразу две? Чтоб по одной не возиться…

И тут взгляд упал на Семисовую моноластину. Перевёл взгляд на свои, лежащие параллельно. На Семисову. А что если?..

Ящик для формы пришлось переделывать — насколько помню, в оставленном мной мире монки были шириной не меньше ноль семьдесят пять от метра. Примерил — как раз, два моих локтя.

По длине они, насколько помню, были равны ширине. Решил не умничать и делать так же. В конце концов, изобретали их люди всяко поумней меня.

В глиняной форме, используя готовую ласту как лопатку, сделал углубление, по форме лопасти моноласты. Блин, широкая…

Каркас из бамбуковых планок пришлось делать расходящимся. На всякий случай — на середине длинны «перевязал» положенной поперёк планочкой.

Галоши вложил, оторвав к хренам от Каналоавских, теперь уже — старых ласт. Две, рядом. На какой там ширине друг от друга они должны быть?

И дополнительно притопил их в глину — помню ведь, что лопасть у монки идёт под углом к галошам, чтоб стопу меньше выпрямлять.

Ну…

— Что это? — выкатил глаза Каналоа, когда увидел того «монстра», что я извлёк из глиняной формы после вулканизации.

— Это, боец, моноласта.

— А… Как в ней плавать? Ведь неудобно же!

— Хм… Вот это я и проверю, — протянул задумчиво. И спохватившись, протянул парню свои, — это теперь твои. Дарю.

Был вечер десятого дня, как начался шторм. Мы сидели в пещере и маялись бездельем. Впрочем, если за безделье можно признать дыхательные упражнения, то да — точно им.

Как внезапно… Я даже не сразу осознал, что слышу. А как понял — подорвался с топчана, на котором сидел по-турецки.

— Каналоа, подъём, — скомандовал негромко, словно боясь, что меня услышат снаружи, сквозь завывания ветра.

Кинжал словно сам прыгнул в руку. Каналоа уставился на меня с удивлением.

А, ну да! Ему-то откуда знать этот звук, здесь нет деревянных дверей.

В дверь постучали ещё раз. Теперь более настойчиво.

— За мной.

Я сунул кинжал в ножны — вот ведь привычка! Подхватил подводное ружьё и быстро, один за другим взвёл все три жгута.

— Копьё! — коротко бросил помощнику.

И мы, прижавшись к стенкам прохода что вёл наружу, крадучись приблизились к двери. Судя по тому, что сквозь бойницы вода не хлестала, дождь на улице прекратился.

И тут в дверь постучали ещё раз. Словно палкой… Нет, словно посохом!

— Выходи! — раздался громкий, но такой знакомый голос. — Знаю что там… И бойцу своему скажи, чтоб копьё положил.

Мы не сговариваясь переглянулись. В пещере, теперь всегда было темно, но глаза успели привыкнуть. Тем более за дверью всё ещё был день, хоть и облачный, так что какое-то количество света сквозь бойницы внутрь попадало.

— Чего тебе? — крикнул я, жестом показывая, чтоб Каналоа чуть отступил.

— Поговорить надо, — донёсся недовольный голос снаружи. Добавил раздражённо, — и не тычь мне, пожалуйста, в живот своей штукой, откуда мне знать, пробьёт она это дерево или нет.

Я кивнул, Каналоа отставил копьё и отодвинул оба засова, пока я держал на прицеле дверь.

Боец отвалил дверь в сторону, я аккуратно, не отсвечивая выглянул. В одну сторону. В другую. И наконец позволил себе появиться в проёме.

— Не парься, — хмыкнул вместо приветствия, по-прежнему стреляя глазами по сторонам. — С детства не приучен пальцы на спуске держать.

И показал шаману отведённые в сторону пальцы — средний, безымянный и мизинец, которыми обычно прижимал спусковой рычаг. Большим и указательным я удерживал ложе.

— Так всё-таки. Зачем пришёл?

Как он нас нашёл, я спрашивать не стал. Привык уже, что старичок с посохом, возвышающийся сейчас надо мной, и в упор меня разглядывающий, умел удивить.

— Вижу, ты неплохо устроился, — шаман позволил себе хмыкнуть. — А многие тебя уже похоронили. Но ты очень упорный паренёк…

— Я вам не паренёк. Меня зовут Скат. Пришёл зачем? Бухла у меня нет, — блин, прозвучало слишком… жёстко, что ли? А я ведь последнее время пытался наладить с ним отношения. Поэтому добавил помягче: — И это… не ходил бы ты в бурю. Не ровен час…

— Ерунда, — криво ухмыльнулся шаман, — буря считай, закончилась. А пришёл? Убедиться, что жив. И… — сделал он неопределённый жест, — предложить помощь в задуманном, если потребуется.

— Чего? — мне показалось, что я ослышался.

— Под воду я с тобой не полезу. Возраст не тот, — словно издеваясь, хмыкнул шаман, — но если надо будет поговорить с вождём… — он ожёг меня взглядом прямо в глаза, что у меня аж сердце дрогнуло. — Короче, ты знаешь, где меня искать.

Развернулся и утопал в наступившую, пока мы говорили, ночь!

Наутро буря и в самом деле закончилась. Причём полностью! Из спокойного, словно зеркало, океана в совершенно чистое небо поднималось солнце. Морские птицы носились низко над водой, выхватывая рыбку.

Ну а мы что? Рыжие что ль? У нас и жратва почти закончилась. Эх, сейчас бы каракатицу запечённую! Да с бататом…

— Пошли, боец, — оглянулся я на Каналоа. — Тренировку проведём на базе.

На этот раз барахла тащить пришлось много, так что — не побегаешь. У нас с собой были: моноласта для Семиса, моно-монстр для меня, мои старые, теперь новые ласты Каналоа. Пара трубок. Длинный моток линя, что я попытался сплести, по образцу и подобию Мода. Несколько длинных жгутов, для демпферов в лине. А также два плотика-буя, и… два арбалета.

Да, мысль моя была проста, как три копейки.

Если тунец умудряется утащить за собой один плотик. Или порвать линь. То значит надо засадить в него два гарпуна, привязанные к двум плотикам!

Вот только стрелять с двух рук из подводных арбалетов я не учился. Да и вряд ли у меня получится. Так что…

— Так что Каналоа, хочешь, не хочешь, а учиться стрелять под водой тебе придётся

На суше он уже практиковался. И надо сказать получалось неплохо. Осталось перенести практику в воду.

— Скат… — с сомнением произнёс бывший воин.

— Опять начинается? — скривился я. — Говорили же об этом многократно!

Вздохнул. Блин, давить не надо.

— Ладно, боец, — попытался разрядить я напряжение. — Начнём с небольших глубин. И с небольших целей. Тем более, хотелось бы поесть.

Но сначала я хотел испытать новоприобретение!

Никогда не нырял в монке. Нет, разок или два пробовал. В бассейне. Но, если честно, так ничего и не понял.

Дельфином я плавал и даже нырял, но всегда делал это в раздельных ластах — в разножках. В них привычней. Опять же с выходом на берег никаких проблем. А с моноластой, помню, в бассейне, чуть не утонул — на ступеньку в ней нормально не встанешь, и вообще — как стреноженный.

С другой стороны, Михалыч в своих видео на море, на открытой воде всегда в ней. Говорил — в разы эффективнее.

На счёт «в разы», конечно, сомнительно. Но я хорошо помню историю плавания в ластах. И то, что когда в конце шестидесятых ученица изобретателя моноласты, ленинградского, кстати, тренера, вышла на соревы, с ней вообще никто не смог соревноваться. Вот потом и выделили монки в отдельный вид. А то плаванье в ластах стало напоминать соревнование трехколёсных велосипедов с современными спортивными.