Но отчаянный рейд Михайлы дал короткую передышку для тех, ливонцев, кто еще мог двигаться. Алеша сдернул с места тяжелого и абсолютно бездвижного Илейку и потащил его к пробитой, но закупоренной камнем, двери. Он поспел как раз в то время, когда огромный булыжник, несколько раз качнувшись взад-вперед, вывалился обратно внутрь дома, а следом за ним показалась кудлатая голова Мишки Торопанишки.

  - Бери Чому! - прокричал ему Алеша и сунул лива руками вперед в проем.

  - За ним все! - прохрипел Добрыша, поддерживаемый Путятой.

  Ближе всех, не считая Поповича, к двери оказался Пермя с окровавленным лицом. Алеша схватил его за шкирку и сунул в пролом, едва только ноги Илейки скрылись из вида. Больше никому уйти не удалось.

  В людей полетели не только болты, но и стрелы. Видно, что-то не срасталось с победой у слэйвинов.

  Дверь в дом, наконец, распахнулась, и Хийси вихрем ворвался в помещение.

  - Держи руки! - крикнул он Поповичу, и тот по наитию понял, что нужно сделать.

  Он поставил перед собой скрепленные в замок руки и изо всех сил толкнул их вверх, едва только нога Мишки коснулась его сомкнутых ладоней. Леший взлетел к слэйвинам, как сам ужас: косматый, одноухий с горящими неистовым зеленым огнем глазами и разведенными по сторонам когтистыми руками. Он дернул по сторонам две шеи русов, отчего те принялись ожесточенно истекать кровью, и вцепился зубами в горло князя Владимира. Рядом стоящий Александр, пораженный и испуганный, только смотрел, как лохматый мужичонка рвет клыками плоть главного вдохновителя всех русов ливонской земли.

  Конечно, ливонцам теперь можно было выбираться отсюда, подымать по тревоге дружину и громить дворы Александра и его приспешников. Вот только вряд ли успеть - слэйвинам на помощь обязательно должен прибыть какой-нибудь резерв, потому что нельзя им никого живого допускать до города. Да и некому, если быть реалистичным, мчаться в Новгород.

  - Наследник! Увози его! - закричал в открытую дверь Стефан.

  - К Вольге вези! - сразу догадавшись и одобрив мысль товарища, проорал Садко. Он помогал выбираться на свежий воздух Добрыше.

  Ливонцы, поддерживая друг друга, покидали дом-ловушку. Кто не мог идти - тех выносили на руках. Оскальпированный Матти на руках вынес брата. Стефан со стрелой в спине, поддерживал Добрышу. Алеша волочил за руки Михайло Потыка и Путяту. Чурила и Дунай ползком, подталкивая перед собой истыканного стрелами Скопина, протолкнулись под открытое небо. Садко, как одержимый, швырял наверх обломки стола и скамей, прикрывая отход товарищей. Он, прыгая из стороны в сторону, как обезумевший танцор, вырвался на волю последним. Только Мишка Торопанишка не вышел из дома.

  И тут к слэйвинам прискакала подмога. Их было много, и с ними повозки с зарешеченными окнами. Воины въезжали во двор, спешивались и выхватывали свое оружие, беря в кольцо горстку ливонцев.

  - А я уж боялся, что вы не приедете, - просипел Добрыша.

  Стефан засмеялся булькающим смехом, и стрела в его спине задергалась, как древко флага, лишенное полотнища.

  А потом ливонцев жестоко били всем, что ни попадалось под руку. Особенно старались людишки из челяди: денщики, прислуга и дворовые - вся чернь, что оказалась здесь. Они, лишенные каких-либо воинских навыков, упивались истязанием сильных и не сломленных, но беспомощных мужчин.

  Сначала Алеша, Матти, Чурила, Дунай и Садко отчаянно сопротивлялись, но каждый из них был ранен, а громадное численное превосходство врага не добавляло оптимизма и не прибавляло сил.

  - Не убивать! - раздался крик от дома, и все слэйвины обернулись на голос.

  Князь Невский с кровоточащей щекой появился в изломанных дверях своей гостевой избы.

  Всех ливонцев побросали, как мешки, внутрь повозок и тщательно заперли за ними хлипкие зарешеченные дверцы. Никто из пленников не мог самостоятельно стоять на ногах, но их все равно боялись. Путь предстоял неблизкий, слэйвины хотели избежать любых случайностей.

  Князь Владимир остался жив, правда страх и боль сыграли с ним злобную шутку: у него от пережитого случилась "медвежья болезнь", а порванное в клочья горло не позволяло ему ни говорить, ни есть, ни пить. Только дышать через раз - и все. Рассудок его мутился, пока не замутился совсем.

  Мишку Торопанишку проткнули копьями везде, где только смогли достать, но он все равно продолжал слабо шевелиться и часто-часто дышал, как умирающий волк. Его тоже бросили в повозку.

  - Что со срубом-то делать будем, князь? - спросил один из слэйвинов. - Жечь, как и предполагали?

  - Зачем же так? - притворно удивился Александр. - Он мне теперь дорог, как память. Попам отдадим, приспособят под большую часовню, либо церковь устроят: "Илья на крови". Отлично звучит. Прибрать все внутри, чтоб и следа от ливонцев не осталось - и пускай церковники бегают со своей святой водой, освящают.

  - Кстати, - внезапно всполошился он. - А этого Гущина погрузили?

  Никто точно не мог ответить, но на всякий случай уверенно кивали головами: "В первую очередь, ваше сиятельство".

  - Ну, до чего же ловок наш Владимир! - притворно цокнул языком князь Невский. - Это же надо, такого зверя сотворил! Одним ударом - и все проблемы решил!

  Он, вероятно, имел в виду несчастного Алешу Поповича.

  Накрытые грубой материей, в углу двора лежали те, кто тоже помогал решать эти проблемы. Для старательно спланированной и отрепетированной западни жертв среди слэйвинов все-таки было многовато. Ну, да придется списать на неизбежные в случае войны потери.

  Конечно, если бы не удалось нейтрализовать в самом начале Илейку Нурманина, одержать победу было бы сложнее. Вон, говорят, его крестный дядька Сампса Колыбанович, развалил целый амбар, погубив всех вокруг себя. Неизвестно, как бы еще дело обернулось, если бы не рус Владимира, который заставил Алешу Поповича вновь сделаться тем, кем он должен был быть, пускай и ненадолго.

  Сам князь Владимир, скорее всего, не жилец. Слава ему и всяческая хвала, похоронят с почестями, туда и дорога.

  Повозки тронулись в путь, ехать предстояло долго. Александр выбрал для дальнейших действий берег Чудского озера, возле Воровьего камня, где рубили руки ворам. Чем дальше от Новгорода, тем меньше вероятности, что может произойти какая-нибудь случайность. Но, с другой стороны, и очень далеко ехать не стоит - тоже опасность. Поэтому чудской край - самый выгодный во всех отношениях.

  Он ликовал про себя, как вредный ребенок, которому удалось подставить под наказание другое, совсем неповинное дитя. Васька и Потаня чуть было не испортили все дело, Александр осторожно коснулся края раны на щеке - теперь шрам останется на всю жизнь. И если бы им удалось поднять шум, то опять же, неизвестно, что бы из всего этого вышло.

  Выходит, бог на их стороне, раз все сложилось столь удачно.

  А весна разыгралась не на шутку. На дорогах снега совсем не осталось, серый и ноздреватый, он лежал оплывающими глыбами где-то в тени. Солнце не просто грело, оно, казалось, гладило своими лучами, прибегнув к помощи ласкового ветерка. В такую погоду и умирать - грех. Однако грешникам - все грех. Слэйвины, бряцая оружием, не спеша ехали к Чудскому озеру и до того все были радостны, что едва сдерживались, чтобы не спеть походную песню. Как же - такую битву выиграли!

  В повозках начали шевелиться раненные ливонцы, без стонов и причитаний. Садко открыл один глаз, и увидел совсем недалеко от себя улыбающееся лицо Васьки Буслаева. Он сначала не очень поверил этому зрелищу, даже попытался открыть второй глаз, но не преуспел в этом деле: или не было его на своем обычном месте, или заплыл он огромным отеком со лба. А Буслаев действительно лежал рядом - в лице ни кровинки. Да и в теле торчит эдак двадцать с лишним обломанных стрел. Мертвый был Василий - мертвее не бывает.