Второй рус неприятно осклабился и, двигаясь, как крадущийся к открытому леднику (в смысле - холодному погребу) кот, начал смещаться вбок. Вообще, каждый свою улыбку в драке считает просто лучезарной, а противник, наоборот, всегда гадко скалится. Наверно, потому что все враги вынашивают злые и коварные помыслы. В этом случае он придумал занять такое положение, чтобы низкое зимнее солнце светило ему прямо в спину.

  Алеша опоздал с маневром, теперь приходилось щуриться, что в схватке с таким противником означало потерю бдительности.

  - Может, разойдемся краями? - ему ничего не оставалось делать, как начать переговоры.

  - Нет, паря, не в этот раз, - ответил ему рус.

  - А другого может и не быть, - заметил Алеша.

  - Это точно. Сейчас и здесь мы решим дело.

  - Какое дело? - придав голосу все возможную едкость, спросил Попович.

  - Наше. Правое.

  - Ваше? - Алеша на всякий случай отступил назад на пару шагов. - То-то и оно, что ваше. Все у вас - правое. И православие и правосудие. А я - левый. Бей!

  Последнее слово он прокричал, что было мочи, в надежде смутить противника и слегка отвлечь его от своего замысла разрезать Поповича на куски. Но тот и ухом не повел, изготовился для атаки, однако в самый последний момент отчего-то выгнулся в спине и издал разочарованный звук "хек".

  Алеша дернулся в сторону, на что соперник отреагировал не так живо, как бы ему того хотелось. Лицо его исказила гримаса боли. Прострел, что ли, с ним произошел? Как не вовремя. Хотя, о чем это - наоборот, вовремя, даже больше - именно тогда, когда это было крайне необходимо.

  Все выпады меча Поповича рус отбил. Но это у него потребовало величайшего напряжения. К тому же, теперь они были на равных - солнце никому прямо в глаза не било.

  - Мочи козлов, - сказал Алеша, совершенно освобождаясь от скованности первых мгновений схватки. Он теперь мог думать и воплощать свои задумки в движение меча. Рус ушел в оборону. Это означало, что у Поповича появилось преимущество. Он даже заметил на снегу причину внезапной судороги противника. Это была хорошая бита для игры в грюхи, прилетевшая откуда-то из-за плетня. Значит, местное население, наконец-то подключилось. Лишь бы не переусердствовали и его самого такой же битой не сбили.

  Алеша сделал ложный выпад, остановившись на полпути. При иных обстоятельствах рус на это не обратил бы никакого внимания: следует брать в расчет только те удары, которые непосредственно грозят бедой. Но здесь он дрогнул, и сам же себя остановил, потому что выучка у него была - будь здоров. Но такими же навыками обладал и его противник. Ложный выпад Поповича лишь наполовину был таковым, через долю мига он продолжил движение, завершив его легким касанием левого бедра врага - тому не хватило для отражения этой самой доли мига, когда он дрогнул. Вроде бы ничего смертельного не произошло, но штанина руса начала темнеть от крови. Вместе с кровью уходят силы - это аксиома. Исход поединка теперь могло решить даже просто время.

  - Довольно? - спросил Алеша.

  Рус промолчал и кинулся в атаку. Она была стремительна, и каждое движение заканчивалось началом нового. Он был чрезвычайно сосредоточен, потому что отдавал себе отчет, чем чревато его положение в случае неудачи этой атаки. Один раз его скривленный клинок, скользнув по мечу Алеши, даже нанес глубокую царапину на предплечье Поповича. Но то ли это было очередной тактической уловкой, то ли побудило того к нетипичному решению, потому что он использовал сокращение дистанции поединка для того, чтобы лягнуть руса. Алеша резко приложился правой ступней в левое бедро противника. Как раз в то место, где из раны текла кровь. Боль на миг захлестнула и ослепила руса, он все же попытался быстро отступить, но на этот раз его подвела валяющаяся в снегу бита. Нога, попав на нее, подвернулась, заставив того пошатнуться, а когда он выпрямился, то обнаружил, что Попович безоружен. Это его удивило, а потом удивление его возросло несказанно, потому что рус открыл для себя факт, что у него теперь два меча: один - в руке, как положено, а другой - в груди, что навевало на сложные ассоциативные размышления. В следующий миг земля ударила его по затылку, а небо обрушилось со всей своей мощью, не оставив никакого сомнения - оно раздавит его.

  Алеша не испытывал радости от своей победы, все могло обернуться иначе, если бы не нечаянная подмога со стороны.

  - Эй, - сказал он. - Выходи.

  Из-за сугроба вышла взъерошенная Синица и, отсвечивая громадным, в пол-лица синяком, робко подошла к нему. Она больше не напоминала лемпи.

  - Как же так? - спросил ее Попович.

  - Прости меня, Алеша, - сказала она и внезапно зарыдала. - Прости меня, Сампса!

  Она плакала так горько, опустившись на колени, что было больно на нее смотреть. Нет, так вредители и провокаторы себя вести не могут.

  - Ладно, ладно, - Алеша подошел к ней и положил на плечо руку. - Ничего уже воротить нельзя. Надо позаботиться о нем - о том, что от него осталось.

  Синица поднялась на ноги и уткнулась Поповичу в грудь. Сквозь слезы и душившие ее рыдания она поведала, что скрывалась не по своей воле. В ужасе прибежав к одной из подруг, она рассказала, что сотворила. Та только руками всплеснула: "Спор-де проиграла". Она задала еще много вопросов, а потом закрыла Синицу "от греха подальше" в одной из каморок на ночь. Не выпустила ее и утром, несмотря на уговоры и просьбы. Удалось освободиться лишь сейчас, когда все увидели, что рухнул, как подкошенный, крепкий доселе сарай суоми.

  - Чего же никто на помощь не пришел? - задал не совсем уместный вопрос Алеша.

  - Будто бы сам не знаешь! - словно бы обиделась Синица.

  Действительно, бытует такая практика в любом месте, где люди становятся соседями и земляками. Если есть в этом, черт побери, землячестве сильный человек, то от него все ждут помощи, а если не помощи, то содействия, а если не содействия, то и деньгами можно. Сильный хорош, только когда он сильный. В слабости своей, наступившей по той или иной причине, он помощи не дождется - никому и в голову не придет, что ему можно соучастием как-то облегчить жизненные обстоятельства. А некоторые и вовсе позлорадствуют - и таких не так уж и мало. ССП (общечеловеческий) - сволочной свод правил.

  - Ну, так нам двоим тут не справиться, - вздохнул Алеша, указывая на развалины. - Иди, покличь народ.

  Народ откликнулся живо: два остывающих возле бани тела русов действовали лучше всяких уговоров. На Поповича поглядывали с опаской, гадая, останется он в Сари-мяги, либо нет?

  - Уйду я, народ, - развеял все сомнения Алеша. - Друга похороню - и уйду. Мне еще много дорог предстоит.

  Он помнил наказ Сампсы Колыбановича дойти до Валаама к старцу Герману. Но сначала нужно было свершить самое важное дело этой зимы: сделать так, чтобы душа суоми обрела покой и вечную память.

  Под завалами никто не выжил. Если изначально и были слышны какие-то стоны, то они быстро прекратились, к невольному облегчению людей, собравшихся для расчистки места руин сарая. Покореженные и, зачастую иссеченные своими же мечами, тела складывали возле бани, добавляя все новые и новые жертвы к тем двум русам. Мужики диву давались, как мог сарай в один момент развалиться, да еще и прихлопнуть всех, кто там находился, словно горой.

  Сампсу достали самого последнего. Он, напротив, был совсем не изуродован, будто обрушение кровли его и не задело вовсе. По веревкам на запястьях суоми определили, что это он сместил опорные столбы, к которым и был привязан.

  - А говорили, что ослабел он, наш Сампса, - переговаривались люди.

  - Может, и ослабел. Да только и в таком состоянии, какая же у него была силища, что такую хоромину одним движением рук разрушил!

  - А мы-то и не попрощались с ним по-людски!

  Смерть человека была важным событием в жизни ливвиков. Обряды и ритуалы, предшествующие и сопутствующие похоронам, соблюдались с особым вниманием и трепетом. Узнав, что в деревне находится человек при смерти, все односельчане сходились к нему, независимо от времени суток. Важно было выпросить у умирающего прощение за все невзгоды и обиды.