Сейчас мне было даже сложно поверить, что я когда-то терпел рядом с собой общество таких червей, принимал от них деньги и… святые небеса, вспоминать стыдно! Работал на них. Свой невероятный дар я расходовал на это! По сути, как бы мне не было противно это признавать, в прошлом я был немногим лучше этих малодушных и испуганных овечек, что сейчас боязливо косятся на меня, как на забравшегося к ним в загон волка. Но все течет, все меняется. Я изменился, а вот они останутся такими до конца своих дней.

Ладно, чего голову ломать, время все расставит на свои места. А то вон, гости уже заждались…

Проходя мимо замершего в нерешительности мужчины, который не мог определиться, станет ли попытка убраться с моего пути для него потерейлица, я уверенным движением выхватил у него из рук бокал с чем-то темным и красным, похожим на вино.

Запрокинув голову, я залпом влил в себя напиток, почти мгновенно ощутив, как легкая полупризрачная дымка почти ласково врывается в мой мозг. Раньше я не позволял себе пить алкоголь, потому что терял из-за этого контроль над Силой, но на сегодняшний вечер у меня были совершенно другие планы. Немного ужаса его только украсит…

По рядам окруживших меня людей пронеслась волна сдавленных выдохов, когда до них докатились пока еще слабейшие отголоски энергии смерти.

Тихо рассмеявшись, я сжал кулак, и на пол вместе с каплями моей крови из пораненной ладони посыпались осколки битого хрусталя. Видевший весь этот перформанс мужчина, у которого я отобрал вино, очень странно побледнел и выпучил глаза, а я обтер окровавленную руку об его белую сорочку. Когда я отнял свою ладонь, то рассмотрел на ней одни только узкие розовые шрамы, настолько быстро дар исцелил мелкие порезы. Просто невероятно, насколько я стал сильнее…

— Как вам сегодняшний вечер, дамы и господа? — Спросил я вовсе негромко, но меня все равно услышал каждый присутствующий. — Не жалеете, что пришли?

Еще ни один из гостей не успел определиться с ответом, как двери лифта снова открылись, и трое марионеток втолкали в ресторанный зал нового участника — полураздетого мужчину в криво застегнутой рубашке, наполовину заправленной в брюки. Ну, вот и последний приглашенный! Теперь-то уж точно можно начинать.

— Вот, наконец, все в сборе…

— Что тут вообще происходит?! — Истерично взвизгнула пожилая женщина, которая в молодости наверняка обладала крайне приятной внешностью, но безжалостное время сильно смазало некогда красивые черты.

Я неспешно развернулся и направился к ней, заложив руки за спину. Вокруг тётки сразу же образовалось пустое пространство, и она боязливо бросила взгляд на скучившихся позади нее… не знаю, кем они ей приходились? Товарищей? Друзей? Приятелей? Неважно. Главное, что никто из них даже не попытался поддержать свою товарку, ни словесно, ни уж тем более физически. Ни один из них не осмелился преградить мне дорогу, и встать на ее защиту.

Встав напротив едва ли не трясущейся женщины, я вперился в нее своим тяжелым взглядом, от которого ее нижняя губа начала подрагивать.

— К-кто в-вы вообще так-к-кой?! — Сильно заикаясь пробормотала она, пытаясь отступить подальше.

— Я ваш судья.

Опустившаяся после моего ответа напряженная тишина прерывалась только едва слышимыми переборами музыкального сопровождения и звоном выпавшего из чьих-то ослабевших рук бокала.

— Вы ведь директор детского дома, правильно? — Спросил я у дрожащей всем телом женщины, которая теперь пыталась провалиться сквозь пол, лишь бы не стоять перед моим пронзительным взглядом.

— Д-да…

— Тогда скажите, сколько раз вы подбирали детей по медико-социальным характеристикам по просьбам Ирины Свиридовой? Ах, простите, уже Шулегиной. Сколькие из ваших воспитанников попали на операционный стол, как доноры органов, а сколькие оказались в рабстве?

— Я… я не пон-нимаю, о чем в-вы…

Я небрежно вскинул руку, затыкая эту неумелую лгунью. Фальшь ее слов неприятно царапнула по моему восприятию, и мне сразу же захотелось сделать ей за это очень-очень плохо. Ну ведь очевидно же, что я прекрасно осведомлен о том, о чем говорю, зачем так глупо отпираться?

— Хочу чтобы вы все уяснили одну маленькую деталь. — Обратился я сразу ко всем гостям. — Вы не сможете от меня ничего скрыть, потому что я вижу ваши жалкие душонки насквозь. Даже не стоит и пытаться мне врать. Ах, да… и еще кое-что…

Я призвал труп Шулегиной, приказывая ей подойти ко мне.

— Ирочка, — нарочито мягко произнес я, работая на страх собравшейся здесь публики, — покажи своим друзьям, насколько серьезно я настроен.

Сегодня я собирался устроить тут небольшое шоу-эксперимент. О том что боль, предшествующая смерти, многократно увеличивает выброс Силы, я уже знал. О действии сильного эмоционального потрясения на объемы исходящей энергии тоже, спасибо Далхану за этот опыт. А сейчас я хотел понаблюдать, как же все-таки умирает человек, который долго и безумно боялся перед тем, как покинуть этот мир.

Подчиняясь моей воле, Шулегина достала из маленькой дамской сумочки компактный пистолет и поставила курок на боевой взвод. Гости, увидавшие в стройной женской ручке оружие, явственно запаниковали. Это было понятно и без всякой эмпатии. Кто-то вскрикнул, кто-то испуганно запричитал, а некоторые глупцы даже попытались сбежать. Но, конечно же, их нелепая попытка была обречена на провал, потому что недремлющие легионеры жестко схватили их и возвратили в центр зала раньше, чем незадачливые беглецы сделали десяток шагов.

Почуяв над собой силу, гости основательно перетрусили, и теперь это сборище стояло, боясь шевельнуться или подать голос, чем еще более стойко ассоциировалось у меня со стадом овец. Они словно завороженные смотрели, как Шулегина подносит дуло взведенного пистолета к голове и с силой вдавливает ствол себе под нижнюю челюсть, натягивая бледную кожу.

Выдержав театральную паузу, в течение которой собравшиеся затаили дыхание, Ирина нажала на спуск. Хоть все и так этого ждали, но грохот выстрела все равно заставил пугливо вздрогнуть всех живых в этом богатом зале. Кто-то зажмурился, но большинство завороженно продолжали смотреть…

Они наблюдали за тем, как голова вдовы Свиридова дернулась назад, орошая полдесятка человек кровью и ошметками разлетевшегося мозга. Пуля успела повернуться боком, и из-за этого темя вдовы раскрылось, подобно отвратительному кровавому цветку, у которого вместо лепестков были ассиметричные осколки черепа.

Несколько жутких и томительных секунд её тело стояло, давая во всей своей тошнотворной красе разглядеть держащиеся на лоскутах кожи и запутавшиеся в лианах длинных светлых волос обломки костей. Из носа и рта женщины густым потоком хлестала темная кровь с мелкими кусочками мягких тканей, разорванных в клочья ударной волной пороховых газов, и это зрелище заставило нескольких гостей с натужным утробным рыком опорожнить свои желудки.

С глухим звуком труп Шулегиной завалился на спину, гулко стукнув полупустым черепом об твердый пол, и это падение словно стало сигналом к началу всеобщего безумия. Женщины и мужчины визжали и вопили на одинаково высоких нотах, терзая мой несчастный слух и вместе с тем радуя своим липким ужасом воспрянувший темный дар.

Мои легионеры, попавшие в водоворот этих страстей, в настоящее время могли, наверное, крошить в голых ладонях камни, перетирая их в пыль. Они играючи ловили и поднимали в воздух обезумевших от страха беглецов и, крайне осторожно похлопывая их по спинам, лицам и мясистым частям тела, возвращали ко мне. Однако, не смотря на все предосторожности и сдержанность, от этих шлепков гости покрывались стремительно опухающими гематомами и фиолетовыми синяками. Позволь я покойникам вложить чуть больше силы в свои удары, то по залу начнут летать оторванные человеческие головы, как запущенные с ноги волейбольные мячи. Хотя, быть может, дойдет и до этого, но сейчас так поступать было еще рано, эксперимент ведь только начался…