- Ну, будто в тебе два человека, - попытался объяснить Матвей. - В общем, не знаю я. Штучка-то хазарская, вот порой по-хазарски себя и ведет.

  Алеша заселился в казармы, так как имущества у него с собой особого не имелось, только честь и совесть. Денег же было совсем немного, чтобы снять себе угол явно недостаточно. На вечернее Добрышино крещение он пошел в качестве наблюдателя, точнее - охранника. Ожидали провокаций, но их не случилось.

  Обряд Поповичу не понравился. Не само, конечно, крещение, а человеческий фактор в нем, так сказать. Как бы искренне люди ни пытались очиститься, но в поведении каждого проскальзывала тень нарочитости. Конечно, любое историческое повторение становится фарсом. Но и без этого искупительного празднества обойтись было нельзя. Нельзя всех разом лишать уважения к самому себе. Ведь, по сути, крещение Новгорода в новую веру, пусть даже слегка подогнанную под старую, носило обманный характер. Добровольцев было не так, чтобы много.

  Но дело не в этом, дело вообще ни в чем, дело - в свершившемся факте. Подлец Александр внес сумятицу в людские души. Лишь время и верность традициям для последующих поколений способны хоть как-то превозмочь горький осадок.

  Вера пошатнулась, как бы этого ни хотелось избежать. Нужно было чудо. Чудотворцы, конечно, были. Но их чудеса никогда не совершались по заказу, ливонцы - упертые люди, принудить их очень тяжело. Волхвы ушли, пустоту сразу же попытались заполнить попы. У них оказались другие методы, вполне политические. Поэтому к чудесам они никогда не имели никакого отношения.

  Конечно, можно было попросить Луку и Матвея Петровых показать, на что они способны. Но это привело бы к обратному результату: их искусство - всего лишь ловкость рук и ног, а также хитроумие головы.

   Народ верил в Илейку Нурманина, который, если полагаться слухам, мог одной рыбой накормить всех голодных, а воду преображать в вино. Он исцелился при содействии самого Христа, приведенного к нему Андреем, мог загадочным образом мгновенно перемещаться с одного места в другое (см также мою книгу "Не от Мира сего 1", примечание автора). В общем, человек - легенда. Только пропал куда-то богатырь, ушел с кобылой на север, а обратно не вернулся. Уже и подаренный ему за подвиги жеребенок, оставленный в ладожской деревне, превратился в могучего коня, а от Илейки ни слуху, ни духу.

  Но Добрыша сразу же вспомнил о Сампсе Колыбановиче, с которым они не так давно возвращались от крепости Саво. Тот был крестным отцом Илейки, может быть, знал что-нибудь о судьбе своего крестника.

  Таковым стало первое задание от воеводы для Алеши: проведать Сампсу и узнать судьбу Илейки. Добрыша не чаял, что совсем скоро мысль о чуде для народа у него вылетит из головы напрочь.

  Сначала он узнал, что его товарищ по походу в Батиханство погиб, а дом его сгорел.

  Гибель Василия Игнатьевича, по прозвищу "Казимирович", была для Добрыши сродни с ударом под дых. Он и не подозревал, что совместный чисто деловой поход сблизит их, двух совершенно разных людей, словно детских друзей.

  Изуродованное огнем тело друга было практически неузнаваемо. Однако не настолько, чтобы не обнаруживались глубокие рубленые раны на широкой богатырской груди. Здесь же на пожарище нашлись останки еще пятерых тел, причем одно - женское - было без головы. Что произошло ночью в доме у Василия, оставалось только гадать.

  Наиболее умные, из тех, что все обо всех всегда знают, выдали версию адюльтера. Народ поубивал друг друга в пылу праведного гнева за поруганную честь той, безголовой. А последний оставшийся в живых поджег дом, гнездо разврата, и тоже умер. Сплетни обрастали подробностями, вот только имен никаких не называлось. Впрочем, установить их не представлялось возможным, потому как в то "Крещеное" утро сгинуло бесследно много разного народа.

  Сломанные пальцы рук Казимировича, расположенных в характерной позиции умирающего викинга, однако говорили Добрыше гораздо больше, нежели все голоса сплетников вместе взятые. Был бой, и Василий умер, не выпустив меч из рук, как и подобает рыцарю. Потом клинок у него вырвали, поспешно и без церемоний. Это происшествие стряслось в ночь накануне известных событий, поэтому не могло быть не связано с ними. Надо только дознаться, надо прислушаться ко всем репликам князей и их подручных.

  Добрыша, хороня друга, дал себе слово, что доберется до истины, чего бы это ему не стоило. Слово-то, конечно, он позднее исполнил, но цена оказалась непосильной, как для него самого, так и для его товарищей. А, может быть, и для всей Ливонии.

  А потом он отправился жениться. Поздравления и подарки, искренние пожелания счастья и дежурные фразы искаженных гримасами улыбок лиц - все это промелькнуло в хороводе доселе не испытанных эмоций. Счастье, обрушившееся на него, было такое громадное, что даже делалось немного неловко перед прочими людьми: вдруг, им своего не хватит, потому что он, Добрыша, все для себя собрал?

  Свадьбу праздновали с размахом - сначала в Сельге, а потом в Пряже. Не самая завидная роль жениха за праздничным столом окупалась новой для себя ролью мужа прекрасной Настеньки.

  Они вернулись в Новгород, когда снег уже не единожды покрыл всю землю, сокрыв под белоснежным покрывалом все нанесенные ей людьми раны. Мир вокруг снова казался чистым и правильным. Путята доложил о справности всех устоев и уставов, жизнь текла своим чередом. Слэйвины жили добропорядочно рядом с ливами, те соседствовали с весью и чудинами. Зима - не время для междоусобиц и взаимных обид, зима - время покоя.

 (Angel in the snow -A - Ha, примечание автора),

- пропела жена Добрыши на могиле Василия, куда они пришли перед самым сочельником, и он неожиданно ощутил, что несколько слезинок замерзли у него на ресницах.

 (перевод, примечание автора).

  Рождество минуло, Йоулупукки отгрозил всем пальцем и одарил подарками, и неожиданно Добрыша вспомнил об Алеше Поповиче.

  - А где наш рус? - поинтересовался он у Путяты.

  - Так ушел по твоему поручению, как только реки встали, так до сих пор и не вернулся, - пожал плечами комендант. - Путь-то не самый близкий, да и глухой это угол, где Сампса обитает, не вдруг и выберешься.

  Алеша Попович, конечно, выбрался, но это случилось гораздо позже, нежели можно было предположить. И виной тому был не только снег, в таком изобилии заваливший Ливонию, что от некоторых домов из сугробов торчали только трубы. Дело было, конечно же, в другом.  

  Деревня Сари-мяги высилась над самой Ладогой на одноименной горе. Она была древней, как само время. Впрочем, в Ливонии каждая деревня, либо город - древность. За это говорили их названия, зачастую содержавшие отголоски давно ушедшего языка. Еще не наступила эпоха, когда образовавшийся народ, отринувший свое племя, отринувший свой род, принялся повсеместно коверкать имена поселений, подчиняя все вокруг, даже память, своей загадочной цели.