Воздух над озером дрогнул в каком-то мерцании или колебании. Вообще-то Ильмень нередко выдает над собой миражи, оправдывая свое название[280]. Но на этот раз образ, застывший над самой водой, оказался совсем диковинным, потому что он имел синие глаза, светлые волосы, рыжую бороду, пурпурную легкую материю, накинутую на могучие плечи. Да, вдобавок ко всему, этот образ мог еще и говорить на старом полузабытом всеми корписелькинском диалекте.

— Хорошо играешь, — сказал великан.

Садко в ответ только пожал плечами — ему было как-то стеснительно разговаривать с воздухом, какой бы вид он ни принимал. Вот бы кого-нибудь спросить: мнится ему одному видение, либо нет? Но верный пес спал без задних ног, а больше никого не было.

— Не знаю, чем тебя пожаловать за утехи твои великие? — спросил мираж.

Музыкант для порядка откашлялся и ответил:

— Ну, спасибо, конечно, за добрые слова. Я бы еще сыграл для тебя, только вот не знаю, как величать?

А про себя подумал: «Ой, лукавлю — это же называется сумасшествие, или белая горячка, либо и то, и другое вместе».

— А величай меня просто: царь. Морской царь.

«Отлично», — подумал Садко. — «Именно царя мне в голове и не хватало». Но вслух сказал другое:

— Если дашь мне совет, как быть, то буду играть для тебя, хоть целую неделю.

— А что же ты не спросил бессчетную золотую казну? — удивился царь и заколебался в воздухе, словно, дым на ветру.

— Так лучше уж самому заработать, нежели у Царя выпрашивать.

— Верно, — сказал мираж. — Какие сложности?

Садко, как мог, в двух словах, описал свою проблему, которая для него самого, вдруг, стало более понятна.

— А ты побейся об заклад на то, что лучше всего умеешь делать, — сразу же предложил Царь. — Не о музыке я говорю, а о том, что можно руками потрогать и глазами увидать. Понял?

— Понял, — обрадовался Садко, которому действительно стало ясно, что и где нужно делать.

— Не могу дольше с тобою разговаривать, — сокрушенно заметил мираж. — Тяжело дается это. Но ты приходи на бел-горюч камень, тогда мы все тебя услышим и порадуемся твоему искусству.

— Кто это — мы?

— Еще условие: окажешься в теплых морях, жду тебя к себе. Сам обещал неделю играть, — игнорируя вопрос, сказал Царь, заколебался и рассыпался на маленькие облачка тумана.

Садко еще постоял в задумчивости, посмотрел в озеро, потом подобрал с берега маленький камешек и бросил его прямо в туман. Тот булькнул в воду, отчего проснулся пес Жужа и начал с хрустом потягиваться.

— Ну, что — пошли домой? — спросил его Садко. — Нас ждут великие дела.

Собака в ответ пару раз вильнула хвостом, и они пошли в Новгород.

К Ярицслэйву на прием попасть было трудно: слишком многим людям приходилось объяснять суть вопроса. Все эти люди хмурились с солидным выражением лица и не решались принять какое-то решения.

— Да вы скажите ему, что Садко пришел, предложение у меня к нему, от которого трудно отказаться.

Музыкант, проговорив возле озера вслух свою ситуацию, понял, откуда ветер дует. В реальность Морского Царя он все-таки верил с трудом. Даже несмотря на то, что бел-горюч камень сам по себе сдвинулся к воде почти на полшага.

— Какое-такое предложение? — выспрашивали князьи люди.

— Вот ему-то и скажу, — упорствовал лив. — А не доложите ему — пеняйте на себя.

Лишь только к вечеру вопрос решился: его ввели в залу, где уже порядком наполнившийся брагой Ярицслэйв ужинал со сподвижниками. С первой их встречи после собачьей свары князь мало изменился. Разве что нос стал еще более хищным, похожим на клюв.

— Ну? — попробовал грозно рыкнуть Ярицслэйв. Это ему удалось, правда, только наполовину: от звука его строгого голоса кто-то из сотрапезников опрокинул на себя кубок с бражкой. Раздались жиденькие смешки, поэтому должного эффекта не получилось.

— Какой тебе прок, князь, вмешиваться в мою жизнь? — без всяких лишних слов перешел к делу Садко.

— Что? — нахмурился Ярицслэйв. — Делаю, что пожелаю!

— Нет, я имел в виду другое, — музыкант постарался смягчить нарастающий гнев слэйвина. — Разве будет тебе какая выгода с этого?

Князь готов был прокричать что-то злобное, но передумал, уловив, видать, какой-то смысл в прозвучавшем вопросе.

— Что ты можешь предложить? — поинтересовался он.

— Заклад, — ответил Садко, и все присутствующие за столом впервые с интересом посмотрели на лива.

— А что у тебя есть? — спросил, уже с некоторым интересом, Ярицслэйв.

— Жизнь, — пожал плечами музыкант. — Как говорится, «ударим-ка о велик заклад: заложу свою буйну голову»[281].

Гости князя рассмеялись, будто это была самая забавная шутка сегодняшнего вечера. Только сам он не усмехнулся.

— Идет, — сказал Ярицслэйв, и сотрапезники за столом мгновенно притихли. — Что с меня? И на что будем спор держать?

— На рыбу, — ответил Садко. — Ты заказываешь — я ловлю.

Люди за столом сразу же живо начали обсуждать, какую бы диковинную добычу им испросить. Шумели, перебивали друг друга, предлагая, каждый свой вариант. Кто-то выкрикнул: «Рыбу золото-перо», за это название ухватился еще кто-то, потом еще. Наконец, сам князь произнес, принимая решение:

— Ты ловишь Рыбу Золото-перо.

— Изволь, — согласился лив. Он предполагал, что Ярицслэйв выберет что-нибудь редкое, при этом, конечно, рассчитывая, что обойдется без капризов: поймай то, не знаю что. В противном случае пришлось бы доказывать, что у них спор, а не заведомое надувательство. Про Рыбу Золото-перо он слыхал, о ней, бывало, слэйвины распространялись. Круто у них считалось, понтово. — Только что взамен?

— А мою лавку с товаром не хочешь? — встрял в разговор самый пьяный, потому — самый отважный.

— И мою! — встал со своего места и набычился другой.

— И мою! — хлопнул кулаком по столу третий.

Остальные, вероятно не столь залитые алкоголем, воздержались.

— Ну, что? — довольно ухмыльнулся Ярицслэйв. — Три Рыбы Золото-перо против трех лавок с товаром? А не словишь — голова с плеч, будто ее и не было.

И радостно засмеялся противным лающим смехом. Все за столом подхватили.

Что же, больше разговаривать было не о чем, пора вязать «шелковый невод», или satka[282], как его еще называли ливонцы. Садко повернулся на выход, но тут в спину ему донеслись слова:

— До утра тебе срок. Завтра на Присутственное место в Детинце рыбу доставишь, опять же — Судейский городок поблизости. Там и решим наш спор. Люди тому свидетели!

Люди согласно заквакали, захрюкали и заблеяли.

«Вот я попал, черт побери! Спасибо Царю Морскому!» — подумал Садко, и сразу же эта мысль вытеснилась другой. — «Сидят за столом, как сычи, дуются, хвастают, а музыкантов для пищи духовной не пригласили. Во, народ!»

Но едва только он открыл дверь, как нос к носу столкнулся с целой ватагой черномазой публики. Точнее — артистов, потому как мужчины и женщины, одетые в пестрые и неопрятные одежды, несли бубны, дудки и еще маленького удрученного медведя.

«Чиганы!» — догадался Садко и вздохнул. Да, эта орава сейчас повеселит застолье, поорет песни, что «к нам приехал, к нам приехал князь Володя дорогой», в тамтамы постучит, в дуду подует, а бедный медведь, кряхтя, попрыгает на задних лапах. Весело и душевно! Эти певцы только коней воровать умеют, а певицы — чужие деньги на базарах прикарманивать. Хороший вкус у слэйвинов, нечего сказать. «Ну, да пес с ними. У меня теперь задача поважней, нежели чиганов заезжих критиковать».

Садко не ожидал, что временные рамки окажутся столь жесткими. Теперь новую снасть подготовить — никак не успеть. Да и к Ильменю идти — лишние траты драгоценного времени. Скоро закат, одно радует, что ночи не такие темные в связи с началом лета, можно попытать изловить удачу за хвост. Хорошо, что не сигов князь заказал — иначе пришлось бы помучиться. Их, как известно, ловить лучше всего перед нерестом, который совпадает с ледоставом, но и опаснее всего. Промысел сигов всегда сопровождался жертвами среди рыбаков.