Почти неделю он просидел в погребе, натер себе до крови шею и запястья о полированные, но не ставшие от этого мягкими, бока колодки. Потом один из свинобратьев распахнул перед ним дверь и жестом приказал выходить во двор.

Была ночь, и это показалось Буслаеву добрым предзнаменованием: днем он непременно бы ослеп от солнечного света. Свинобратья посмеялись, указывая на пленника пальцем, а впервые появившийся «Печеное яблоко» сказал:

— Вот ты и выглядишь, как помойная собака.

— Я-то когда-нибудь отмоюсь, а вот эти свиньи на всю оставшуюся жизнь останутся свиньями. Так и переведи им, — ответил Василий.

Братья, прослушав своего коллегу, одновременно раздули ноздри и одновременно ударили лива ногами. Точнее, попытались ударить, потому что Буслай был к этому готов и отбил оба пинка метко подставленным краем колодки. Свинобратья в унисон взвыли и схватились за ушибленные конечности. Ваське тоже перепало по стертым местам, но он был готов это дело перетерпеть.

— Боюсь, отмыться тебе придется только в другой жизни, — гневно зашипел «Печеное яблоко».

— Поживем — увидим, — ответил Василий.

Во дворе стояла телега с глухим ящиком на ней. Размеры этого короба позволяли разместиться в нем паре человек с севера, тройке — с юга и миллиону карликов, величиной с ноготок. Буслай поставил под сомнение факт, что эти негодяи специализируются в перевозке карликов, и был, безусловно, прав.

Прихрамывая на правые ноги, свинобратья, не решаясь больше драться, затолкали Буслаева внутрь этого ящика. Незамеченные ливом лошади тронулись, Василий уперся колодкой в угол и попытался расслабиться. Судя по направлению движения, они ехали к морю. Хотя вполне могли по плавной дуге изменить курс и двинуться, положим, в пески пустынь, но Васька в этом почему-то сомневался.

Было несколько остановок, что-то догружали на телегу, кто-то с кем-то переругивался, потом опять долгий путь, завершившийся, наконец, шумом прибоя и перемещением ящика на какое-то судно. Шел дождь, и сквозь плотно подогнанные доски ящика внутрь просачивалась вода. Буслаев пытался подставлять лицо под ее тоненькие струйки, пил и просто смачивал глаза, лоб и щеки. Ящик плавно закачался, а сверху дурашливо закричали безумные чайки.

Таким вот образом Василий Буслаев и оказался в имении Боархогов на Британских островах.

— Хорошо, хоть колодки сняли, — сказал под конец рассказа Василий. — Только штаны, гады, так и не дали.

— А мне — дали, — усмехнулся Стефан. — Ну и толку-то? Сидим с тобою вместе и не жужжим.

— Лишь бы нас в паре не поставили назавтра, — вздохнул Буслай.

Да, такой поворот был бы не самым приятным. Дюк подумал и предположил, что два человека, да еще и с оружием могут дорого продать свои жизни. О том, чтобы драться друг против друга он даже не помышлял.

— Хотя — вряд ли, — словно прочитал его мысли Василий. — Я тут на животных специализируюсь, так сказать. Пришлось однажды с медведем, очумевшим каким-то, бороться, разок с парочкой волков. Эти орут, радуются, особенно свинобратья стараются, аж на визг исходят. И все Архангелу Михаилу кланяются, типа покровителю. Устроили здесь константинопольский Колизей.

— Ну и как с медведем? — задумавшись о чем-то своем, поинтересовался Стефан.

— Так я ж с бортниками на промысел ходил, — ответил Буслаев. — Там и не такое случалось.

Они помолчали, причем Василий терпеливо ждал, чем же закончатся размышления рыцаря. Он надеялся, что Дюк в данный момент не о судьбине своей сокрушается, не вспоминает с тоской родных и близких, а ищет варианты освобождения.

— Их, конечно, много, — начал Стефан, чем подтвердил предположения Буслаева. — Но, чтобы выбраться, нам нужно внести такую сумятицу, чтоб никто ни о чем не думал, как только о своем спасении.

— Ну, в наших условиях, это возможно лишь при хорошем пожаре, — сказал Василий. — Если бывает, конечно, такой пожар — хороший.

— Правильно, — согласился Дюк. — Пожар, плюс ужасная смерть свинолюдей. Наглядный пример — лучшее предостережение, чтоб никому неповадно.

— Всех, — изменившимся голосом добавил Буслай. — Всех свинолюдей.

— Да, всех, — кивнул головой рыцарь.

Утром им принесли поесть остатки с барского стола. Отворивший дверь слуга подозрительно пошевелил носом.

— Чего-то горелым припахивает, — сказал он.

— Пошел отсюда, хам, — сказал Дюк. — Или, лучше, иди сюда, я тебе еще и искры из глаз устрою.

Слуга, оставив миски с едой, поспешил вон.

Покончив с завтраком, Стефан принялся усердно разминать свои мышцы. Хотя это и претило физиологии — вряд ли найдется зверь, который после еды начнет скакать по прерии или болтаться на лианах — но все-таки с возрастом мускулы имеют свойство терять свою эластичность. Для приема нагрузки их приходилось тщательно «прогревать», если время позволяло. Сейчас время в наличии имелось. Скорее всего, тешиться схваткой хозяева и гости будут перед обедом, когда похмелье сгонится кружкой-другой эля, а мир потребует разнообразия. Василий, глядя на пример старшего товарища, кряхтя и постанывая, тоже принялся махать руками-ногами.

Если Стефан и ошибся в своих расчетах, то ненамного. Наверно, спали хозяева сегодня чуть дольше обычного.

Пришел какой-то субъект, старательно прячущий свои глаза, чтоб не приведи Господь, не столкнуться взглядом со Стефаном. Вместе с ним пожаловал один из свинобратьев, какой — определить был трудно. Он тоже принялся подозрительно водить похожим на свиной пятак носом, внюхиваясь и не понимая.

— Как спинка? — спросил его Дюк. — Эх, жаль, что не по голове кочергой приложился. Ну да ничего, в другой раз не премину.

— Молчи, урод, — рассердился Боархог-младший, или средний. Значит, это именно тот, с кем вчера довелось «поручкаться».

— Урод, говоришь? — фыркнул Стефан. — А ты себя в зеркале-то видел?

Дюк совсем не испытывал потребности в общении с одним из своих врагов, просто надо было как-то отвлечь его от мнительной подозрительности, которая могла привести к совсем нежелательным для него и Буслая результатам. Свинобрат обиделся и разоткровенничался не на шутку, обещая ужасные пытки, предваряющие ужасную смерть и ужасную участь тела после смерти.

Дюк вышел из камеры, кивнув на прощание Василию. Тот сжатым кулаком приложился к левой половине своей груди. «Идущий на смерть приветствует тебя». Рыцарь усмехнулся.

— Что притих? — не унимался свинобрат.

— С покойниками не разговариваю, — ответил Стефан.

Они вошли в дом, где до сих пор летал тонкий аромат потребленного и переработанного спиртного. Гостей поубавилось, наверно, кто-то, сославшись на занятость, ускакал по своим делам. Или их Боархоги перебили к такой-то матери. Они могли, у них, похоже, мания величия развилась в тяжелой форме. Поднять руку на лицо королевской крови не каждый осмелится, разве что такое же лицо. А у этих братьев лиц не было, рыла одни. И беспредельная самоуверенность, которая очень заразна для слабых умишком людей, пусть они хоть баре, хоть графья или смерды. Самый главный Боархог — лидер стада, остальные ему в рот смотрят.

Каминная зала, очень большая для того, чтобы вся протапливалась от одного камина, могла вместить пол Англии. Но народу, конечно, было гораздо меньше. Все слегка помятые, кое-кто с синяками под глазами. Значит, на ссоре с Дюком дело не закончилось. Наоборот, это было лишь начало.

— Итак, благородные гости, наследник престола Англии рыцарь Стефан! — срываясь на фальцет, прокричал свинобрат со сломанным ребром.

— Бывший наследник! — прокричал кто-то и натружено заржал, но его идиотский смех никто не подхватил.

Видимо, не все еще успели смириться с мыслью, что глумиться над бывшим соседом по трапезе — самое утонченное развлечение. Тем более, если он, вдобавок к этому, королевских кровей.

— А это — наш король! — опять завизжал подраненный свинобрат. — Барон Боархог, наследник и преемник Архангела Михаила, благороднейший охотник.