Откупаются, ибо боятся. Так спорное это суждение: войну надо затеять, чтоб выяснить. Кто же пойдет на Новгород с мечами наголо? Да никто не пойдет - далеко и неудобно. Новгород не Сигтуна, врасплох его не застать. Слишком глубоко он расположен в землях ливонских, любые передвижения сгустков вражьей силы станут очевидны довольно скоро.

Откупаются, ибо жаждут для себя выгоды. Вообще, вся выгода бывает только в том, чтобы получить больше, делая меньше. Но Ливония не связана никаким торговым партнерством с Батиханством.

Батиханство - проводники новой веры. И если раньше где-то там Цельс эту религию пытался оспорить, то теперь оттуда растекаются по всей Земле проповедники, вооруженные "Словом Божьим". И в Ливонии они, конечно, имеются, но прислушивается к ним народ не очень охотно. Все-таки крепки древние обычаи и устои. Да и попы новые со своей религией все пытаются как-то подстроиться под древнюю Веру. Праздники - в одно и то же время, даже названия у них созвучные.

Чепуха какая-то, почесал Добрыша голову в затылке. Тогда - что?

Церковь от взятки освобождена, они прекрасно договариваются без всяких посредников - все-таки одно дело делают. Да и не влияет она на народ, разве что на слэйвинов. На кого, в таком случае, Батя-хан может влиять? Да на крестоносцев! Уже отсылали их под каким-то надуманным предлогом в Палестину, будто нарочно для того, чтобы не вывезти оттуда реликвии, которых там не было, а наоборот - ввезти их. Древнейший Орден Госпитальеров раскокали на несколько Орденов, взаимодействия которых сделались под большим вопросом. Ливонские рыцари еще могут как-то договариваться с Тевтонами, но на этом, пожалуй, и все.

Добрыша даже кулаки сжал: вот оно! Тевтонцы обросли епископами, не все из которых к Батиханству относятся с определенным скепсисом. С другой стороны, среди ливонцев мало рыцарей, которые бы гордились своими делами с батиханскими легатами. Но между собой у двух Орденов все еще осталась толика взаимопонимания. Случись беда с Ливонским - Тевтонский придет на помощь. И наоборот. Так нужно, чтобы не пришли! Вот для чего взятка! Чтобы Батя-хан закрыл глаза тевтонам, и те не сунулись на выручку.

Тогда что-то грядет, какой-то заговор.

- Все очень просто: сказки - обман, - протянул подошедший Вася. - Солнечный остров скрылся в туман (слова из песни "Машины времени", примечание автора).

Добрыша откашлялся, но ничего не сказал в ответ. Он все еще мысли свои ловил и сортировал их по степени здравого смысла.

- Договорился с подводой, - продолжил Василий. - Только на ней мы не поедем. Отвязываемся - и поплыли.

- Все-таки водой удобнее?! - то ли спросил, то ли подытожил Добрыша, оттолкнувшись от пристани веслом.

- На тот берег поплывем, - усмехнулся Казимирович. - Там у меня все приготовлено.

- Чего ж тогда не сразу туда приехали?

- Сразу только кошки котятся, - ответил тот. - Следы мы так запутаем, что их потом никто и разобрать не сумеет.

- Даже мы сами, - вздохнул Добрыша. Они еще только начали свой путь, а ему уже решительно опостылело играть в "тайну".

На другом берегу они зашли в какой-то ручей, сразу упрятавшись от ненужных взглядов густыми ивовыми кустами, в изобилии росших по одному берегу маленькой протоки.

- Я сейчас, - сказал Вася и опять исчез.

Добрыша вместо того, чтобы додумать свою думу, самым недисциплинированным образом уснул. Все-таки поездка в Сельгу здорово расслабила его по отношению к суровой прозе жизни. Образ Настеньки затмевал собой, оказывается, всех прочих людей, в том числе и воров, негодяев, и убийц. Казалось, что мир, в котором живет девушка с "синими" волосами не должен быть пагубным.

Да так оно и есть, на самом деле. Просто в том мире, где обитает дочь Микулы Селяниновича, нет никакой скверны человеческого бытия. Все это - в других мирах. Но, к сожалению, эти миры сталкиваются между собой порой.

Коней у них оказалось даже целых четыре. Двое шли в упряжи, таща за собой груженную добром тележку, двое других, якобы, отдыхали. Отдых коня - это не лежание в той же самой тележке с ромашкой, зажатой в зубах, и взглядом, упертым в облака. Отдыхом считались Вася и Добрыша, сидевшие на спинах у этих лошадей. Особенно здорово отдыхалось тому мерину, на котором покачивался в седле тяжелый, как шесть пудов золота в слитках, Василий.

Лошадей и телегу подогнали меря с той же Ладоги, только выгуливающие своих жеребцов ближе к устью. Этот народ был знаменит не только своими мореходными качествами, но и передававшемуся по наследству искусству выращивания коней, сивых меринов. Иными словами, они были прирожденными транспортниками, обеспечивающими соотечественников средствами передвижения.

Сначала парни ехали по каким-то малозаметным дорогам через малознакомые населенные пункты, но потом вышли на Латинский тракт. Он отличался от прочих только тем, что на нем не так уж и редко встречались постоялые дворы. Это было достаточно для того, чтобы кто-нибудь из соратников мог провести ночь в кровати, в то время как другой караулил телегу, будучи где-то в определенной близости, например, под ней.

Они спокойно добрались до Смоленских грязей, потом начались беспокойства.

Сначала напали разбойнички. Были те злодеи откормленными, то есть, сытыми, ухоженными, то есть, в чистых одеждах, с защитными панцирями на груди и окантованными железом шапками. Полянами они считались, либо - не очень, но назывались "шляхтой" и шлялись, где попало.

- Кто такие? - спросили они, обходя обоз со всех сторон.

- Тахкодай и кожемяка, - ответил Вася, норовя не оказаться окруженным.

- Уу, - сказала шляхта. - А что везете?

- Тяжести разные, - признался Казимирович.

- Пшш, - зашипела шляхта. - Платите за провоз, мы будем сейчас вас мало-мало пых-пых.

Они подняли над головами кривые ножики и покололи ими воздух: "пых-пых".

Добрыша, внимательно следивший за наскочившими на них людьми, выделил главаря и подъехал к нему ближе. Тот тоже был на коне, впрочем, как и остальные разбойнички. Никитич подмигнул Васе, дождался от него кивка и молниеносным движением выдернул главного шляхтича из седла, бросил его на своего коня поперек и ускакал в лес. Лишенная седока лошадь, радостно взбрыкивая копытами, помчалась следом.

- Куда это они? - удивились лихие люди.

- В самую грязь поскакали, - пожал плечами Василий. - Сейчас топить будут вашего атамана.

- Так мы тебя на куски разорвем! - обиделись шляхтичи, но Вася развел руки в стороны, а когда свел их обратно, то в каждой висело по человеку. Он ими тряхнул и бросил парочку в дуб, раскинувший громадную крону возле самой дороги. Несчастные разбойники полетели, махая руками и ногами, прилетели к широкому стволу и, не предприняв никакой попытки облететь, смачно приложились о шершавую кору. Дуб вздрогнул и осыпался желудями. Вместе с желудями осыпались и двое шляхтичей.

Не успел крик поверженных разбойников затихнуть, как прочие их товарищи во мгновение ока перестроились свиньей, и собрались мчаться в атаку, потрясая ножами. Василий выхватил свой меч из-за спины и всем своим видом изобразил, что намерен оказать отпор.

Тут из леса прилетела стрела, пробила панцирь самого ретивого шляхтича и сбросила того с коня. Все это произошло так быстро, что эхо крика поверженных разбойников все еще кувыркалось где-то между стволов деревьев.

- А ну - стой! - заорал во всю глотку Вася. Дуб зашумел листвой и уронил наземь еще одну порцию желудей вместе с рухнувшей в обморок белкой.

- Стой! - сразу же откликнулись разбойники и смешали строй. - Что, собственно говоря, происходит?

- Мой товарищ сейчас держит вас на прицеле, - грозно взревел Василий. - Кто рыпнется - получит стрелу в самое уязвимое место.

Шляхтичи скривились, и каждый из них прикрыл рукой свое самое уязвимое место. Почему-то оно у всех было одинаковым, под панцирем между ног.