— Пришла беда, отворяй ворота, — неожиданно для себя сказал Садко. Он вообще-то думал начать с другого, но от внезапности всеобщего внимания вырвалась эта дурацкая поговорка. — Я имел ввиду, что эти корабли у нашего острова — не случайность. Они пришли не просто так, чтобы пополнить запасы еды и питья.

Никто из гуанчей не проронил ни звука, все слушали и хмурились одновременно. Может, конечно, у них манера такая.

— Их надо выманить на берег, чтобы провести переговоры, — продолжал лив. — Хотя бы одну лодку.

— Как? — спросил кто-то из толпы. — Выпустить на пляж голых женщин?

— Нет! — замотал головой оратор.

— Что? — ахнула вся толпа. — Выпустить голых мужчин?

— Не надо голых! — поспешно возразил Садко. — Несколько представительных мужчин, машущих руками.

— Представительные мужчины не машут руками, — сразу же отреагировал кто-то.

— Хорошо! Пусть они стоят, буду махать руками я!

— А потом?

«Суп с котом!» — едва не ответил лив, но вовремя прикусил язык.

— Его спросите, он тут от самого Морского Царя! — музыкант довольно бесцеремонно указал пальцем на Эйно Пирхонена.

Тот поскрипел своей сбруей и важно произнес:

— У нас намечается кризис власти: либо они — нас, либо — мы их. Все понятно?

Садко не только махал на пляже руками, он еще и свистел, что в голову взбредало, на своей карманной свистульке.

— выводил он рулады.

На кончиках мачт стоявших на якорях судов трепетали на легком ветру черные флаги с головой Адама на них. Мертвый лик щерился и поочередно подмигивал то одной пустой глазницей, то другой. Гуанчи на пляже застыли в довольно раскрепощенных позах и дружно игнорировали странный флажок. Эйно Пирхонен оказался самым низкорослым среди них. Все они, в том числе и Садко, были обнажены по пояс. Имеется в виду, сверху не было одежды, а не снизу. Так было принято, да и жара, к тому же.

Действительно, вскоре после их появления на берегу и продемонстрированном шоу с присвистом, с одного из судов была спущена лодка. В нее попрыгало несколько человек, и, ощетинившись веслами, эта шлюпка в рваном темпе заскользила по волнам к острову.

Когда она уткнулась носом в песок, и несколько человек двинулись навстречу приветливо улыбающимся гуанчам, Садко даже показалось, что к ним приехали карлики. Маленькие, черноволосые, кривоногие и донельзя вонючие люди казались братьями между собой, ну, или сестрами — все на одно лицо, заросшее до глаз клочковатой бородой с застрявшими в ней крошками и щепками. Такие лица не умеют улыбаться, они и не улыбались. Каждый имел на поясе длинный нож грубой выделки, на шее болталось распятье.

Один из приехавших выдвинулся вперед, встал в непонятную позу. Он был лыс, как колено, глаза, казалось, еще немного — и вывалятся из орбит, неопрятная борода придавало ему сходство с повалявшейся в черных перьях жабой. Сложив руки на бочкообразной груди, он выдавил из себя целую тираду квакающих картавых звуков.

Гуанчи переглянулись, лив в недоумении пожал плечами — ни черта не понятно, что этот полужаба пытается изобразить.

Тогда лысый обернулся и позвал к себе кого-то из числа гребцов. Сразу два человека откликнулись на зов и, не спеша, приблизились. Они выглядели, в отличие от прочих пришельцев, вполне по-человечески: плечистые, светловолосые, высокие и синеглазые. Точно, как и гуанчи. Удивительно, как с такими габаритами им удалось затеряться среди лилипутов.

Садко, обернувшись на подошедших людей, уцепился за руку Эйно Пирхонена, стоявшего рядом. Те, в свою очередь, увидев полуголого музыканта, схватились друг за друга.

— Житие мое! — сказал Садко.

— Паки, паки, иже херувимы, — хором ответили Васька Буслаев и Дюк Стефан.

Лысый очень подозрительно оглядел всех, в том числе и гуанчей, выпятил губы и произнес несколько фраз. Вероятно, он начал изъясняться на другом языке, потому что отдельные слова показались ливу знакомыми. А когда Дюк перевел, понял вообще все.

— Мы, — говорил пришелец. — Во имя церкви, инквизиции и воли духовного наставника отца Меура требуем, чтобы вождь местного населения принял нас для выражения признательности королю лиссабонскому Дуриле третьему.

— А нету у нас вождя, — ответил Эйно Пирхонен.

— Кто же у вас есть? — через Стефана поинтересовался лысый.

— Царь Морской, — встрял в разговор один из гуанчей, но царский придворный показал ему кулак, и тот стыдливо умолк.

— А где этот Царь?

— В караганде, — сообщил Эйно Пирхонен. — У нас кризис власти. Понял?

Пучеглазый не понял, но это его не смутило.

— Я, — сказал он. — Жан де Бетенкур, объявляю эту землю под защитой святого Папского престола. Мы пришли с миром. Завтра молебен. Просьба собраться всем. Не опаздывать и одеться поприличней.

Садко уже овладел собой, поэтому ни на Ваську, ни на Дюка внимания не обращал. Те, в свою очередь, тоже делали вид, что они незнакомы. Пообщаться, конечно, нужно, но незаметно — уж больно подлая рожа была у этого Бетенкура. Прочие гребцы, пыхтя и подталкивая друг друга, устанавливали на берегу распятие.

Лив, как мог, объяснил своим, для чего все это делается, гуанчи сочувственно покивали головами. Пока эти вонючие пришельцы никакой угрозы из себя не представляли. Ходят, пыжатся и делают вид, что все им нипочем.

Эйно Пирхонен свистнул, тут же к ним спустилась молодая девушка, неся на деревянном подносе хлеб, фрукты, бражку и вяленую козлятину. Увидев ее, пришельцы, все, как один, плотоядно сглотнули, разве что Дюк и Василий удивленно посмотрели на Садка. Тот осторожно кивнул: да, такая вот действительность.

Девушка поспешно ушла, а Бетенкур со своей шоблой сели тут же на песке, вылакали выпивку, закусили фруктами и подчистую съели все мясо с хлебом. Они оживленно заговорили между собой, отчего на лицах появилось хищное выражение. Потом неожиданно собрались, вытолкали лодку и укатили к себе на судно. Наверно, готовиться к предстоящему молебну.

Дюк с Васькой остались на берегу, сказав на прощание Бетенкуру, что он им не указ. Главарь пришельцев смерил их возмущенным взглядом, проговорил несколько угроз на ломанном английском языке, но на большее не решился. Также и Дюк попридержал за руку закипевшего Буслаева. С ними остался один кривоногий, якобы охранять распятие, потребовал себе от Эйно Пирхонена еще мяса и бражки и ту девушку, что приходила на берег.

Лошадиная доза алкоголя была доставлена сейчас же могучим гуанчей, к ней прилагалось немного мяса. А девушка не прилагалась. Пришелец принялся отчаянно возмущаться себе под нос, но скоро, по мере уменьшения пития в кувшине, речь его начала прерываться, пока не сбилась на откровенное мычание. Он, наверно, песни пел.

— Какая у вас огромная лодка, — заметил Садко, кивнув на суда, когда наступившие вечерние сумерки укрыли берег от нечаянных взглядов с корабля. Он имел в виду шлюпку, на которой приезжали инквизиторы. — Я такую в первый раз вижу.

— Эта для торжественных случаев. Имеются еще маленькие легкие челны, как обычно, — ответил Дюк. — Вот это встреча!

— А мы все ноги сбили, тебя разыскивая! — добавил Васька, тряся за руку своего наставника.

Действительно, встреча на далеких островах, была удивительной.

О том, что в океане находятся острова, поименованные кем-то из греков «Геллеспиды», знали многие. Но на них не бывал никто, разве что самые честные мореплаватели, как правило, из турок и прочих арабов. Богатства островов они расписывали, людей — не очень. То это были двуногие собаки-переростки, то вечно дерущиеся между собой женщины, отлавливающие диких мужчин для вполне определенных целей, то циклопы, то змеелюди. В общем, нормального населения на островах быть не должно, одни уродцы.