- Здравствуй, бабка, - сказал Илейко. - А где хозяин?

  Старуха повернула к нему свое сморщенное, как печеное яблоко лицо, пару раз открыла и закрыла беззубый рот и вновь принялась перемешивать свою стряпню, если верить запаху, вполне съедобную. Лив сел возле огня и принялся смотреть на пляску крохотных язычков пламени, обняв колени руками.

  Из хижины вышел еще один человек и присел возле Илейки.

  - Чудеса, - сказал Михайло Потык. - Как здесь оказался, не помню, но все тело болит так, будто целую вечность по горам бегал.

  - Так и было, - согласился лив. - Целую вечность.

  Они помолчали, а бабка тем временем достала деревянные тарелки и принялась выкладывать на них тушеное в овощах мясо, выглядевшее настолько аппетитно, что оба гостя принялись активно сглатывать слюну. Старуха передала им тарелки и ушла к конуре.

  - Эй, - крикнул ей вдогонку Илейко. - А где Супарвита?

  Но та не ответила, присела на циновку и протянула ноги. Нет, это не в смысле, что она, вдруг, умерла, просто, вероятно, так ей было удобнее.

  - Глухая, как пень, - заметил лив.

  - И немая, как рыба, - согласился гуанча. - Кто у нас Супарвита?

  Утром они вернулись к пещере, откуда не так давно выбрался Илейко с Михайлой на плечах. Их сопровождала целая толпа возмущенных мартышек, каждая из которых, хорохорясь, изображала, как она порвет на части больших бородатых белых людей. Потом откуда-то высунулся суматранский волк, откусил голову одной, наступил на горло другой, подмигнул людям раскосым глазом и ушел по своим делам.

  - А ты бы не хотел здесь остаться? - неожиданно спросил Потык. - Климат хороший, народа немного, и он беззлобный. Еды хватает. Добро пожаловать в рай.

  - Или посторонним вход воспрещен, - ухмыльнулся Илейко. - Народа местного мы не видели, так что трудно о нем судить. Если ты имеешь ввиду этих облезьян, то на людей они как раз не тянут. Разве, что на предков людей, да и то - некоторых. Чиган, например. Да и женщин нету.

  - Ну, та бабка, которая повар, тоже сама по себе из ниоткуда не взялась, - заулыбался Михайло. - Не с рождения же она таковая. Может, двести лет назад и она была молодой и юной.

  - У тебя есть виды? - спросил лив.

  - Да нет, - очень серьезно ответил гуанча. - Пусть рай, но я никогда не видел зимы. И прародины не видел. Разве можно помереть, не познав этого? Вообще-то, помереть можно, но пока не хочется. Во всяком случае, не попытав удачу. Что там в Ливонии - земля предков?

  - А еще лыжи, лед, рыбалка на озере, - добавил Илейко. - Грибы и просто лес вокруг: сосновый, еловый, осинник и березняк. Воздух, звенящий от чистоты. Или от комаров. И баня. Вот без всего этого прожить трудно.

  - Но живут же люди, - вздохнул Потык из слабого чувства противоречия и сплюнул в сторону притихших приматов.

  - Так это другие люди, - пожал плечами лив и помахал рукой мартышкам. - Они по-другому и живут. Да и пусть живут, лишь бы к нам со своими законами не лезли.

  - Но ведь лезут?

  - Но ведь лезут! - внезапно рассердился Илейко. - Лезут, ироды, и портят все.

  Они молча постояли перед зевом пещеры, разглядывая нависающие со всех сторон дикие джунгли. Здесь протекала своя жизнь, заложенный изначально порядок вряд ли менялся последнюю тысячу лет, вряд ли изменится и последующую тысячу.

  - Так надо дать им отпор! - внезапно нарушил молчание Михайло и сам себе удивился: кому - отпор, какой - отпор, зачем - отпор?

  - Вот этим и займемся, если снова выберемся, - засмеялся Илейко.

  - Займемся, когда выберемся, - поправил его гуанча.

  Стараясь не наступить в самые большие кучи засохшего мышиного кала, они вошли внутрь пещеры, и каждому сразу же сделалось невыносимо грустно: все-таки не создан человек, пока он жив, чтобы проводить много времени под землей. Вероятно, человек должен писать поэзию, пить вино и влюбляться в женщин. Грустная перспектива, да и только.

  Но на этот раз поход в подземелье считался вовсе не унылым в виду своей неопределенности, а привносил некую цель, которую еще надо было обнаружить. Илейко полагал, что вода перед портальным камнем должна быть - здесь ее дефицит не ощущался, а чистота - это всего лишь свободная от всякого навоза площадка. Вот эти точнейшие критерии должны были открыть для них путь домой, если, конечно, Супарвита не обманул. Но почему-то хотелось верить Смеющейся Свинье, ведь не свинья же он, право слово.

  Они углубились в недра горы, где располагалась эта пещера, миновали последнее гнездо последней летучей мыши, но никаких признаков каменных дверей в другой мир обнаружить не могли. Ход пока не делился, поэтому искать было совсем незатруднительно.

  Наконец, обнаружилась лужа не самой чистой воды, в которой загадочной заботливой рукой были спрятаны и хлеба, и сапоги. В тридцати шагах обрисовался и волшебный камень. Илейко обрадовался и хотел тотчас же ломануться вперед, головой о булыжник, но Потык его остановил.

  - Как насчет чистоты? - напомнил он. - Неспроста тебе Супарвита на нее указал.

  - Ну, вроде бы чисто в подножии, мусора не видать, - пожал плечами Илейко.

  - Как и везде? - спросил гуанча.

  - Как и везде, - согласился лив.

  Они решили еще поискать, чтоб было с чем сравнивать. Следующий портал, ниже на полтысячи шагов являл собой такое же зрелище, только на нем руны были другие. Чище возле него не было, да и как может быть чище в подземелье, где вокруг скалы, крошка и пыль?

  - Эврика, - сказал Михайло.

  - Где? - начал светить по всем сторонам Илейко.

  - В моей голове, - ответил Потык. - Чистота это символ белого цвета. Ищем камень с белым основанием.

  Что же - идея ливу понравилась, он решил ее развить: в бане чистота - это осина, а по жизни - серебро. Он его и нашел. Правда, от времени оно потемнело, но стоило потереть - опять сделалось белым. А руна, бывшая сверху, недвусмысленно намекала на причастность к воде: , что означало "nadi" - река. Вот такое вышло везение.

  - Мне кажется, что это именно то, что мы с тобой искали, - заметил Илейко.

  - Я, честно говоря, ожидал увидеть другое написание, - ответил гуанча и нарисовал в каменной крошке под ногами лихую загогулину: - vär. Это означало "вода". - Река бывает рекой "крови", либо "огня", или еще чего-нибудь.

  - Ну, это все относительно, - улыбнулся лив. - Мы простых путей не ищем, но и в сложные не лезем. Пусть река будет водой.

  Рядом с порталом никакого железа не было, но это нисколько не смутило товарищей: наверху в луже этого добра было в достаточном количестве. Вот только интересно, когда и "сапоги", и "хлеба" иссякнут, как же тогда проходить сквозь камень? Илейко оззвучил этот вопрос вслух, на что Потык резонно ответил.

  - А никак! - сказал он, вылавливая из воды шесть "хлебов".

  - Кончатся тогда все походы! - добавил он, доставая шесть пар "сапог". - Алес!

  "Сале,сале", - повоторило эхо, а Илейко кивнул головой:

  - Салям!

  Они вышли с большого одинокого камня, что стоял в чистом поле. Вдалеке синел лес, невдалеке текла река, поливал холодный осенний дождь, выбивая из земли брызги жирной вязкой грязи. Ветер мешал ливню кончиться, бросая по небу из стороны в сторону изтерзанные тучи.

  - Это мы удачно вышли, - сказал гуанча и хлюпнул носом.

  - А я и забыл, что где-то есть осень, - поежился Илейко.

  Теплой одежды у них не было никакой, но она, пожалуй, вряд ли спасла бы. Для спасения нужна была крыша над головой, чтобы переждать непогоду и, конечно же, живительное тепло огня в очаге. Не говоря уже про отзывчивых дамочек, разносящих на подносах пивные бокалы.

  Но прежде всего необходимо было сориентироваться, потому что уж больно немилостиво их встречала родная земля. Может быть, это и не родная земля вовсе?