Усадив одного из ходячих мертвецов за руль авто, погнал на другой конец города, в Люберцы, где Дамир жил последние лет, наверное, десять. Я бывал у него неоднократно, так что прекрасно помнил и нахождение дома, и подъезд. А через полтора часа лично убедился, что и кисок на углу действительно есть, просто я на него внимания особо не обращал в свои прошлые визиты.

Ну, что ж, скрашу себе длительное ожидание сном. Прошлая ночь снова была полна беготни и заполошной езды, так что чувствовал я себя ничуть не лучше, чем вчера. Как бы даже не хуже.

Завалившись на задние сидения и накрыв лицо от света капюшоном своей многострадальной олимпийки, которую я так и не удосужился не то что сменить, а даже постирать, ощущая себя каким-то бездомным бомжом, я провалился во мрак своего разума. Слава богу, что хоть в этот раз я уснул без сновидений…

Проспал я так долго, будто организм пытался обратно вырвать весь тот сон, который ему причитался за эти дни. За окнами автомобиля уже стемнело, горели фонари и мелькали в просвете между домов зажженные фары других машин.

Поднялся я до ужасного разбитым и помятым. Голова ощущалась, как набитая ватой, а привкус во рту был таким, словно я всю ночь пил из ржавой лужи под эстакадой. Да-а уж, дневной сон по мне прошелся с неумолимостью и безжалостностью гусеничного танка, хоть и не ложись спать вовсе.

Сколько там времени натикало? Ого! Двадцать один час и пятьдесят минут! Ну и горазд же я! Неудивительно, что меня так расплющило.

Отправив одного мертвеца в киоск за Колой, я принялся ждать назначенного срока, внимательно рассматривая каждую фигуру, что подходила к этой маленькой торговой точке. Чем ближе подбиралась часовая стрелка к одиннадцати вечера, тем сильнее меня одолевал страх того, что я неправильно понял Дамира, и он на самом деле послал меня далеко и надолго. Само по себе, конечно, это не смертельно для меня, но чисто по-человечески было бы до ужасного обидно…

И вот, как только на экране телефона загорелись заветные «двадцать три ноль-ноль», я вперился в этот чертов киоск, будто утопающий в проплывающий мимо сухогруз. В каждом прохожем я пытался разглядеть характерную сутуловатую походку Галиуллина, но всякий раз с каким-то глупым сожалением понимал, что это не он.

Спустя десяток минут, я уже почти забросил изображать из себя Хатико, и не вскидывался каждый раз при чьем-либо приближении. Постепенно начинала крепнуть мысль о том, что я просто нафантазировал себе всякого, пытаясь держаться за тот образ человека, каким видел Дамира. И когда я собирался уже отдать зомби приказ уезжать из этого двора, в неярком холодном свете подъездного светильника мелькнул очень знакомый силуэт. Приглядевшись, я не смог удержаться и не расплыться в широкой глуповатой улыбке. Как же я рад, что не ошибся на его счет!

Дамир пытался выглядеть непринужденно, но его выдавало то, что он непрестанно вертел головой во все стороны. Подойдя к киоску, немного постояв, будто выбирая (при этом, не переставая осматриваться вокруг), он купил нечто похожее на пачку сигарет и двинулся обратно к подъезду. При этом, когда он приближался, до меня донеслись отчетливые нотки досады и огорчения.

Перехватив Галиуллина на полпути к дверям подъезда, я тронул его за локоть.

— Ну ты и конспиратор хренов, Дамир. Объяснишься, для чего нужен был этот весь спектакль? — Негромко сказал я.

Почувствовал чье-то касание, полицейский сперва подпрыгнул от неожиданности, почти как заправский баскетболист, но потом, узнав голос, стал лучиться такой радостью, что мне аж подсознательно захотелось прищуриться, несмотря на то, что вокруг была ночь.

— Серый! Ты все-таки пришел! — В первую секунду показалось, что он стиснет меня в объятьях, но полицейский все же сумел себя сдержать и ограничился лишь крепким рукопожатием и хлопком по спине. — Я рад, что ты разгадал мой импровизированный шифр!

— Да, блин, разгадал! — Недовольно проворчал я, потирая ушибленную дружеским «похлопыванием» лопатку. — Сперва разочаровался в тебе, как в человеке, а потом разгадал.

— Ничего, Серёга, я прощаю тебя!

— Чего?! — Мне одновременно хотелось заржать в голос и сильно возмутиться. — За что это еще?

— Как за что? За то, что ты во мне сомневался.

Все-таки не удержавшись, я глухо хохотнул, но быстро поборол свой внезапный приступ веселья и продолжил: допытываться.

— Так ты объяснишь, для чего были эти шпионские игры?

Улыбка Галиуллина сразу померкла, и он в один миг стал серьезней Чака Норриса.

— Так, подожди… давай вот сюда в кустики отойдем…

— Не хочу я с тобой в кустики…

— Секирин, блин! Я не шучу! Я под настолько плотным колпаком, что даже пукнуть лишний раз не могу, потому что неловко, что меня люди услышат! Так что я тут с тобой посреди двора лясы точить не собираюсь! — Он схватил меня за рукав и силой потянул за собой в пожелтевшие и наполовину облетевшие придомовые заросли. — Серый, — продолжил он, когда мы скрылись от любых возможных посторонних взглядов, — скажу прямо… твое дело дрянь!

— Серьезно?! — Притворно удивился я. — А я-то думаю, отчего же я торчу посреди ночи в кустах, в вонючей олимпийке, которую я не менял уже две недели?! А у меня, оказывается, дело дрянь! Дружище, что ж ты раньше мне не мог сказать этого? Я б хоть знал!

— Да что б тебя! Не ёрничай! Выкладывай, что у тебя произошло с Суховым?!

Я сразу посерьезнел и отбросил любые намеки на шутки.

— Вот об этом я и хотел с тобой поговорить. Генерал вышел на меня пару дней назад и очень топорно пытался вербовать. При этом выглядел он… скажем так, не до конца искренне.

— И больше ничего? — Недоверчиво переспросил полицейский.

— Ты дослушай, торопыга. Когда попытки заманить меня пряником провалились, он попытался прибегнуть к методу кнута, и стал делать какие-то туманные намеки, подразумевая, что собирается мне прижать хвост. Фактически, он мне угрожал.

— Чем?

— Да-а-а, как тебе сказать…намекал на один неприятный инцидент, к которому я причастен, но вряд ли у него есть тому доказательства, иначе разговор бы шел по-другому.

А что? Вы полагаете, я должен был сказать правду и признаться, что убил Вагона? Пусть он и был моим похитителем, и делал я это исключительно ради спасения своей жизни. Что-то я сомневаюсь, что суд принял бы это во внимание и отпустил с миром. Особенно сейчас, когда генералу нужен на меня рычаг давления, чтобы принудить к… сотрудничеству. Вот и Дамир, боюсь, не примет…

— Серега, ну и мутным же ты типом стал! — Майор покачал головой, излучая в мою сторону колкое осуждение. Ну да, ну да, это же не за тобой орава уголовников охотилась, тебе легко сейчас щеками качать. — Ну а дальше что-нибудь было?

— Было, как не быть. Когда я уходил с вечеринки…

— Вечеринки?! Так ты по вечеринкам шляешься?! — Дамир возмутился чуть громче, чем следовало бы человеку, который остерегается быть услышанным.

— Да не перебивай ты! Это было для дела нужно, чтобы… — я замолк на секунду, размышляя, стоит ли Галиуллину рассказывать о своих попытках поймать рыбку на живца, и решил, что особой роли этот факт не сыграет, так что и слова можно было не тратить. — В общем, так нужно было, не бери в голову. И вот когда я уходил, меня пытались взять генеральские барбосы, но я вроде как… кхм… отбился.

— Это какие-такие барбосы, Серый?

— А я знаю? Удостоверения они мне показать забыли, а я и не настаивал.

— Ладно, хрен с ними. На этом у тебя все?

— Все.

— Точно?

— Точнее не бывает.

— Хм… — Дамир задумчиво поскреб свою макушку, — выходит, это сразу после вашей встречи Сухов на тебя обиделся и спустил с поводка все ведомство.

— То есть, «спустил»?

— А то и есть! Собрал по тревоге контору, за исключением одного меня, и, как я понял, задачу поставил хоть зимовать на работе, но найти способ упечь тебя в кутузку.

— Очень интересно, за что это еще?! — Я реально удивился, поскольку не ожидал от генерала такой грязной игры. Это совсем не в его стиле. Неужели он настолько отчаянно во мне нуждается?