— Ой, только давай без лекций по особенностям отечественного права, ладно? В конце концов, это ничего не меняет! Сергей в тюрьме, и мы даже не знаем, как ему можно помочь!

— Еще как меняет. Если его осудил именно за убийство, значит там была не просто драка… но ты права, нужно ему помочь. Давай сначала попробуем поговорить с ним, а уже потом будем думать.

— То есть, если он все-таки кого-то уби… причинил смерть, то ты его оставишь там?

Алина говорила с таким полуобвинительными интонациями в голосе, будто Виктория уже бросила Сергея на произвол судьбы.

— А что я смогу сделать?! — Стрельцова все-таки не выдержала и вспылила. Её и так подобная новость достаточно выбила из колеи, а тут еще эта пигалица масла в огонь подливает. — Ты что думаешь, если у меня богатый отец, то он может купить кого угодно, даже судей, прокуроров и всех прочих?!

— А что, хочешь сказать, что не может?

Вика уже было набрала в грудь воздуха, чтобы разразиться длинно и эмоциональной отповедью, но выдохнула, грустно покачав головой.

— Не знаю. Но ради Сергея он этого точно не станет делать.

— Но как же…

— Алина, — с нажимом произнесла Виктория, — давай сперва разыщем, куда Серёжу вообще посадили, ладно?

— Ну да, точно… давай будем последовательны. С чего начнем?

— Я попробую поспрашивать у знакомых, может, у кого-то выходы на МВД есть, уж там-то наверняка должны знать…

Виктория еще даже не успела подумать об этих знакомых, как в ее памяти всплыл эпизод с одной глупой хэллоуинской вечеринки, где Сергей стоял и разговаривал… с генерал-майором полиции Суховым. И почему-то девушке очень настойчиво стало казаться, что то событие и Серёжино заключение очень даже связаны между собой…

Прежде чем отвести меня в так называемый «клоповник», надзиратели потащили меня к местному интенданту, который взамен моей порванной и щедро залитой чужой кровью одежды выдал мне чью-то поношенную тюремную форму, состоящую из грубой робы, потрепанных линялых штанов и какой-то совсем уж выстиранной футболки с пришитым на груди номером.

Когда я снял свои обноски, то невольно глянул на пострадавшее от удара прутом плечо. Там сейчас наливалась красным и назревающей в центре синевой небольшая гематома. Это должно было быть весьма неприятно и болезненно, но едва ли меня это беспокоило. Ту боль, что причиняла мне ломка долгие и долгие дни и то ощущение беспомощности, которое одолевало от отсутствия Силы, вряд ли могло что-либо переплюнуть. И после своего выздоровления стал как-то ровно относиться к физическим повреждением. Ну, по крайней мере, к таким незначительным. Кроме того, я прекрасно осознавал, что на утро от этой травмы что и останется, то только желтый синяк.

Тюремный завхоз не переставая ворчал и разорялся на тему, что склады и так пустые, а тут еще и вполне годные шмотки отдавать приходится. Упомянул он и о том, что мне обновки и так бы выдали на зоне, чем ввел меня в некоторый ступор. Я-то думал, что я уже тут и нахожусь, а это, получается, только какой-то промежуточный пункт?

Затем меня все также осторожно поддерживая под локти вывели на улицу. Холодный воздух приятно похолодил кожу и бросил в лицо несколько снежинок. Однако я не успел им насладиться в полной мере.

Мы с конвоирами, даже не надевая верхней одежды, быстро пересекли двор и двинулись к другому корпусу, что располагался здесь же на территории. У меня вообще было мало возможностей оглядеться, но еще по приезду в «Матросскую тишину» я обратил внимание, что здесь возведен целый комплекс зданий и прочих сооружений. И сейчас меня завели, пожалуй, в самое непрезентабельное из всех. Уже на подходах к нему я почувствовал затхлый запах сырого подвала и плесени, а когда мы оказались внутри, то этот аромат и вовсе окружил меня плотным коконом со всех сторон.

Пройдя небольшой коридор, меня вывели к дежурке, где за толстым стеклом сидел толстопузый усатый дядька, что напомнил мне одного персонажа из диснеевского мультика про бурундуков.

— Э, кого вы тут на ночь глядя притащили? — Его голос рокотал, полностью соответствуя внешности, разносясь гулким басом по помещению. Мне даже показалось, что стекло слегка задрожало.

— Филимоныч к вам в «клоповник» определил непослушного мальчика, — отозвался фсиновец, стоящий по левую руку от меня, — драку вот учинил, огрызался. Короче, на перевоспитание вам.

— А-а-а, это да, мы тут любим таких плохишей, ха-ха-ха! Сейчас, погоди, брякну Толику с Федей.

Толстяк снял с рычагов трубку старого телефона, ткнул несколько кнопок и принялся ждать ответ.

— В очо! — Неожиданно рявкнул толстяк в динамик. Видимо, его там поприветствовали известным вопросом, к которому такой ответ вполне рифмуется. — Идите на проходную, тут вам новенького привели… а я знаю? Вот сам и спросишь! Все, мозги мне не делай, Толя, иди уже забирай!

Бросив трубку, усач развалился в жалобно скрипнувшем кресле и кивнул моим сопровождающим: «Ща всё будет!» после чего потерял к нам всякий интерес, вернувшись к листанию какого-то журнала.

Вскоре пискнул электромагнитный замок, что запирал массивную дверь, и к нам вышли еще двое тюремщиков, облаченные в абсолютно такую же форму, что и мои конвоиры.

— Че, этот что-ль?

Один из них, мелкий такой, чернявый, чем-то неуловимо похожий на цыгана, указал в мою сторону подбородком с таким апломбом и пренебрежением, будто я и не человек был вовсе, а какой-то бешеное животное, которое требовалось срочно усыпить. Разумеется мне подобное отношение совсем не понравилось, и я тут же воспылал к этому человеку стойкой неприязнью.

— Ага, забирайте! — Конвоиры подвели меня к новой парочке и передали из рук в руки. Напарник мелкого спокойно взял меня за плечо и почти дружелюбно потянул в недра воняющего сыростью коридора.

Этот второй фсиновец был тих и безмятежен, и даже его эмоции лились мерно и успокаивающе. Он не пытался никак меня задеть, сказать какую-либо грубость или самоутвердиться, показывая свою власть. А вот его мелкий коллега, напротив, из кожи вон лез, чтобы всем вокруг доказать, какой он здесь крутой, и как может испортить мне жизнь, если я вдруг вздумаю продолжить откалывать номера.

Вероятно, это был обычный психологический прессинг, и я, в принципе, ничего против него не имел, поскольку весь этот трёп пропускал мимо ушей. Однако коротышке подобное совсем не понравилось, и он явно злился на отсутствие реакции с моей стороны, так что очень скоро попытался придать весомости своим словам, отвесив мне поджопник.

Чуть повернув голову на гневную вспышку, которую я почувствовал позади себя, я краем глаза успел заметить, как мелкий отводит назад ногу, будто собирается пробить пенальти. В целом, конечно, я бы мог это стерпеть, ведь никакой существенной угрозы для меня это не представляло. Но я вдруг осознал, что всю свою жизнь я только и делал, что терпел. Начиная со школьных насмешек и гонений, заканчивая моим бизнесом, где я был вынужден общаться с людьми, большинство из которых мне были противны и отвратительны. Но сейчас, лишившись всего материального, оставшись один против множества врагов, я понял, что терпеть больше не буду. На любую агрессию в мою сторону, я буду отвечать стократной агрессией. И буду так делать до тех пор, пока желающие не переведутся вовсе.

Я резко развернулся, вырываясь из мягкой хватки конвоира, и выставил навстречу летящему пинку свое колено. Должен сказать, удар, что летел в меня, был очень даже увесистым. Прибавьте к этому тяжелые форменные берцы, и получится что подобный подарочек легко мог превратить мою задницу в карту звездного неба.

Голень мелкого вертухая влетела в мое колено с таким глухим стуком, что мне аж захотелось поморщиться. Коротышка резко поменялся в лице, выплескивая в пространство болезненную волну, и, раззявив рот в немом крике, ухватился за пострадавшую конечность. Я уже было порывался сделать к нему еще один шаг, чтобы коротким, но жестким мидл-киком навсегда отбить желание у этого прыща поднимать на меня свои грабли, но тут на моей руке сомкнулась стальная хватка второго охранника. В этот раз он уже действовал куда более твердо и решительно, и я уже даже собрался пустить в ход Силу.