- Видели бы тебя сейчас твои кореша, - заметил Сампса.

  Действительно, Попович весьма напоминал лицом какого-нибудь чернеца. Или негра, на худой конец. Или углежога.

  - А нет у меня никаких корешей, - ответил тот.

  - Ну, это ты, брат, загнул, - возразил суоми. - Садко - кореш, братья Петровы - братья, а я - почти сестра.

  - И то верно, - позволил себе улыбнуться Алеша. Он как-то в суете забыл о своей болезни и слабости, вновь возвращалась былая уверенность в движениях, дрожь и потливость же, наоборот, пропала. - Аллилуйя.

  Почти всю ночь вокруг дома скреблись и пихались в стены какие-то существа, невидимые обычному человеческому взору. Они шипели и подвывали, ругаясь на разные голоса, костеря и в хвост и в гриву Сампсу Колыбановича. Алешу Поповича же игнорировали в своих тирадах, будто его тут и не стояло. Хвоста у суоми отродясь не было, а гривы он только что лишился, поэтому хозяин дома выслушивал ругань с философским спокойствием.

  Алеша пригрелся возле печки и даже незаметно для себя заснул. Спал он крепко и без сновидений, и не просыпался бы, пожалуй, еще долго, да Сампса его разбудил.

  Ночь перевалила за половину, в доме было тепло и почему-то тихо. Только где-то на улице похрапывали кони, бряцая время от времени сбруей.

  - Вот что, Алеша, - сказал Сампса. - Снеси-ка ты все серебро в подпол. Да еще кое-что я тебе дам.

  - Уже можно? - спросонок поинтересовался тот.

  - Уже нужно, - как-то странно торжественно проговорил суоми. - Ты сиди там, а я тебе все подам. Светильник там где-то масляный стоит, потом зажги его.

  - Когда - потом? - бездумно спросил Попович.

  - Ну, потом, не сейчас. Лезь, давай.

  Алеша собрал обратно в котомку серебро, открыл люк в полу и спустился вниз. Тотчас же Сампса передал парню какой-то легкий сверток. Пока его глаза привыкали к темноте, в подпол были спущены все его вещи, в том числе и лыжи, а потом крышка закрылась. Да не просто люк захлопнулся, а сверху на него была вновь затащена та тяжеленая скамья, служившая одновременно и ложем. Стало совсем темно.

  Алеша сначала пришел в полное недоумение: он оказался запертым в погребе? Но потом все мысли вытеснились шумом наверху. Кто-то с грохотом выбил входную дверь так, что она, пожалуй, и с петель-то слетела. Сразу несколько голосов закричало что-то угрожающее, несколько пар ног заплясали по полу, и одно тело грузно обвалилось на доски настила.

  Возня продолжалась еще некоторое время, перемежаясь глухими ударами и яростными криками ненависти. Кого-то отчаянно били, руками, ногами - чем придется. Алеша вспомнил конский храп и тотчас же отпрянул в дальний угол подпола. В доме у Сампсы сейчас находились враги, их было много, и они били хозяина.

   Попович понимал, что даже если бы он попытался выбраться из своего убежища, это привело бы к тому, что начали бы бить и его. Суоми не запер его, он укрыл его. Можно сказать, спас во второй раз. Алеша вспомнил слова о светильнике, но пока еще не совсем рассвело, зажигать его было небезопасно. Хотя, если иметь склонность к суициду, то - можно. Но самоубийцей Попович не был, поэтому замер, весь обратившись в слух.

  Бить Сампсу перестали, видать, умаялись. Начались разговоры.

  - Какая-то дурная у нас выдалась осень. То в Новгороде Казимировича жечь, то за волхвами охотиться, то мчаться, сломя голову, этого Колыбановича отлавливать.

  - Так уже зима. А за Сампсу князь вдвое платить обещал. Да и чего его ловить-то? Вон, лежит и не шелохнется.

  - Это сейчас он такой смирный. Говорили, одолеть его никому не под силу.

  - Баба его одолела, волос срезала - и бери его тепленьким. А с волосом он был могуч. Не взяли бы мы его.

  - Нас две дюжины, он - один, неужто не справились бы со стариком?

  - Так потому он и старик, что прежде никто справиться не мог.

  - Ладно, парни, потащили-ка его в сарай, свяжем там и потолкуем по душам.

  - Чего с ним говорить-то? Вон, и глаза совсем заплыли - не открываются. Кому нужен слепой старик?

  - Есть люди, обещали подъехать, так что будем в доме отдыхать, в ночь опять в дорогу.

  Алеша решил для себя, что сидеть, как мышь под веником в подполье - удел подпольщиков. Не верилось ему, что этот подвал не имеет другого выхода, выбраться - а там уже можно сориентироваться по обстановке. Князевы люди, вполне возможно, что среди них и русы имеются, о его существовании не догадываются, а чуть более двадцати человек - это не самая великая беда. Это просто беда. Одолеть их в честном бою, конечно, не получится. Но можно быть нечестным, да и биться необязательно. Главное - Сампсу выкрасть и вывести в укромное место. Где оно находится, это место, Алеша уже знал.

  Он осторожно обшарил руками все пространство вокруг себя, нашел и запасы соленых грибов в ушатах, и малосольную капусту в бочонках, и замоченную клюкву и бруснику, и даже завернутую в тряпицу полоску сала, а потом и светильник обнаружился.

  Когда щели в полу подали сигнальный огонь - рассвет - Попович выбил из кресала на фитиль искру и осмотрелся еще тщательнее. Нету подземных ходов, только полки. Но тем ходы и примечательны, что ведут они не куда-нибудь в бок, или наверх, а обязательно вниз. И должны они быть в состоянии доступности, а иначе в чем их смысл? Алеша осмотрел для порядка выложенный каркасный пол под ногами, но имел при этом уверенность: смотреть надо под бочками.

  Ход имелся под ушатами. Попович не выдержал и выловил себе белый и крепкий груздь. Это не еда - это праздник. Хруст от гриба был такой же сочный, как и он сам, захотелось продолжения. Но он открыл крышку потайного люка, больше не отвлекаясь на деликатесы, и спустился на один уровень ниже.

  Он очутился в небольшой комнате, где пол был отделан камнями, увязанных между собой застывшим раствором. Здесь был и стол, и стул, и даже колодец. Похоже, Сампса потрудился, оборудуя себе настоящее убежище. Алеша обнаружил, что до сих пор сжимает в руках сверток, переданный ему Сампсой незадолго до того, как закрылся люк. Он его развернул и нашел там волосы, мягкие и шелковистые, а также колечко белого металла, годившееся только для женских пальцев. Попович вздохнул и положил оба предмета на стол (об их судьбе см также мою книгу "Радуга 1", примечание автора). Волосы Сампсы и свадебный подарок Синице. Вот, стало быть, что было богатством суоми.

  Алеша пошел дальше - проход это позволял - и достиг развилки: прямо и налево. Он выбрал почему-то ход налево. Но спустя некоторое время понял, что ошибся: проход оказался достаточно длинным и уперся в некую залу, где можно было, к примеру, танцевать сразу нескольким парам, или устроить книгохранилище. Правда, между этим помещением и ответвлением располагалась совсем маленькая комнатка, но ею можно было пренебречь - она была пуста и служила всего лишь промежуточной точкой. Вероятно, ее функция была чисто конструктивная, когда делался этот ход: хранить инструмент, либо вываливать грунт. Поэтому в ней ничего не было, даже стенная ниша не содержала ничего, кроме себя самой.

  Зато зала - она была великолепна! Здесь было гораздо теплее, чем под домом Сампсы, да и выглядела она гораздо древнее. По стенам - подставки для светильников, по центру - громоздкие стеллажи, в которых покоились свитки и обернутые в кожу обложек книги. Их было много, и это приводило в трепет. Алеша, оглядываясь, даже дышать перестал. Здесь можно провести не один месяц, разбираясь с этими древностями. То, что и это помещение, и сами фолианты были куда древней, чем новгородские хранилища рукописей, не вызывало у Алеши никакого сомнения.

  Из залы выходила прочь, в сторону Ладоги, достаточно широкая дорога: можно было и тележку катить, и на лошади мчаться - волосы по ветру. Если лошадь, конечно, что-то типа пони. Ветра здесь, разумеется, никакого не было, но лететь с его скоростью никому не возбранялось, тем более что дорога шла под уклон.