Кто бы мог подумать, что безобидный спарринг в «Воине» закончится тем, что на моей совести повиснут три трупа, двоих из которых я еще и осквернил после смерти, сделав послушными марионетками…
Опираясь на перила балкона, я уже готовился к тому, что перебинтованные запястья вновь прострелит болью, однако так ее и не дождался. Ненадолго отвлекшись от самокопания, я начал разматывать наложенные только минувшим днем повязки. И когда на пол упал последний виток бинта, я с удивлением стал рассматривать побагровевшую вздутость грубого шрама, который еще сегодня был глубокой раной, рассекающей плоть до самой кости.
Пошевелив пальцами, я отметил, что их подвижность теперь тоже в полном порядке. По крайней мере, особой разницы я не заметил с тем, что было до моего пленения. Невероятно… значит, я правда могу восстанавливаться, убивая других? Боже… да что же это за дьявольщина свила во мне гнездо?!
Захотелось напиться до бессознательного состояния, но я все же не рискнул. Мной давно было замечено, что именно от алкоголя из меня Сила начинала истекать сильнее. А сейчас, когда мой резерв настолько вырос, я не мог себе позволить терять над этой энергией контроль. Теперь, когда я научился своим даром причинять смерть, я просто не имею права на подобную халатность. Теперь я всегда должен помнить, что несу в себе настоящее оружие.
Кстати, после убийства Борова я не почувствовал хоть сколь-нибудь значимого увеличения своего потенциала. Более того, тьма, которая излилась из тела Дерзюка, когда я дотянулся до его удаляющейся спины упругим жгутом концентрированной Силы, едва покрыла мои затраты на создание этой атаки. Определенно, мне было чем занять свои мысли, помимо угрызений совести…
* * *
Стук в дверь прервал размышления самого влиятельного, без каких-либо преувеличений и условностей, в московской преступной среде авторитета.
— Да-да, заходи.
— Здравствуйте, Владимир Палыч, надеюсь, не сильно помешаю?
— Не беспокойся, Саша, если тебя сюда пустили, значит, не помешаешь. С чем пожаловал?
— Кхм, вы позволите? — Мужчина с совершенно невыразительной внешностью немного помялся перед стулом, не решаясь опуститься на него без разрешения, и сел на него только после утвердительного кивка. Он прекрасно знал, к кому пришел, и понимал, что здесь наглость и дерзость не прощаются. Особенно таким, как он. — Меня, как всегда, послало начальство. Возможно, вы еще не в курсе, но со Штырём приключилась… небольшая беда. Вот, посмотрите.
На стол лег небольшой конверт, в котором хозяин апартаментов обнаружил несколько фотографий.
— Хм… да уж, беда так беда, — пробормотал Владимир Павлович, а для друзей просто Хан. — И я бы не сказал, что небольшая. Это было ночью?
— Как вы догадались?
— Еще вечером я с ним говорил по телефону. А если б его грохнули утром, то до ваших шакальих носов не успел бв дойти запах падали.
— Э-э-эм… несмотря на обидную прямоту, вы правы, Владимир Павлович. Это произошло прошлой ночью.
— Это сделал он? — Хан повернул к посетителю лицевой стороной фотокарточку с изображением трупа Бори Дерзюка.
— И снова в яблочко. Поражаюсь вашей прозорливости…
— Жопу не лижи мне, Саш. Ты не у себя в ФСБ, тут можно без этого.
Гость в ответ только промолчал, не позволив себе спорить.
— Это все, что ты мне хотел сообщить?
— Не совсем… есть еще кое-что…
— Ну так не тяни, выкладывай. Ты же знаешь, какие у меня натянутые отношения с вашим ведомством, так что не рискуй находиться в моем обществе дольше, чем это необходимо.
— Да, конечно, — визитер явно взбледнул, но больше ничем не показал, что угрозу принял всерьез, — начальство хочет передать, что оно не очень довольно тем, как движется дело по устранению Секирина. А точнее, что оно не движется вообще никак. Он жив, о чем свидетельствуют информаторы в полиции, а главный исполнитель вчера был застрелен своим же человеком… и… это…
Говоривший начинал терять мысль под пронзительным взглядом сидящего перед ним человека и в конце концов окончательно замолк, боясь вымолвить еще хоть слово.
— Знаешь, Саша, — голос Хана звучал как обычно, спокойно и почти дружелюбно, но от него все равно бросало в дрожь, — не был бы ты простым парламентером, я б не выпустил тебя отсюда. Целиком, по крайней мере.
Громко сглотнувший после этих слов посетитель заметно съежился на кресле.
— Ты своему дорогому начальству передай, что я за эту услугу от них пока еще не получил ничего. А они уже, как ты там сказал, не очень довольны? Да? Так вот, Саша, последнее, что меня волнует в этой жизни, это недовольство твоих хозяев. И заруби себе на носу, если ты еще раз ко мне придешь с чем-то подобным, то обратно уже не выйдешь. Ты все понял?
— Д-да, конечн-но…
— Тогда не смею больше задерживать. Фотографии оставь, мне нравится общая экспозиция, порассматриваю еще на досуге.
— Да, как скажете. Всего доброго, Владимир Палыч…
— И тебе не хворать, Саша.
Когда перепуганный посетитель чуть ли не пулей выскочил за дверь, благодаря всех богов, что покидает этот кабинет на своих двоих, Хан взял позолоченную латунную трубку старомодного дискового телефона.
— Собирай всех, — коротко распорядился авторитет, — у меня федеральные шавки были, Штырь действительно отправился в лучший из миров. Пора делить его наследство…
Глава 10
Наконец наступило утро. За всю ночь мне так и не удалось сомкнуть глаз. В голову лезли разные тяжелые мысли и вставали перед глазами самые неприглядные картины, которые я видел глазами мной убитых людей. Единственный раз, когда мне все же удалось задремать, закончился дерганым пробуждением. Мне привиделось, что я в теле Вагона, лечу во тьму старого коллектора. Встрепенувшись и безрезультатно пытаясь унять бешено стучащее сердце, я понял, что поспать сегодня мне вряд ли удастся. Так что я потопал на кухню, заварил себе кружку тошнотворного, но крепкого растворимого кофе и принялся неспешно его прихлебывать, попутно размышляя, можно ли мне сейчас выходить из тени или еще рано? Как минимум оставался еще интерес генерал-майора Сухова к моей персоне, который был связан либо со Штырём, либо касался мутного дела с покойным заместителем председателя Следственного комитета. А выяснять опытным путем мне этого ой как не хотелось.
Ближе к рассвету короткой трелью дзинькнул мой новый телефон. Это на электронную почту, предназначенную исключительно для личной переписки, упало письмо. Хм, интересно, и кто же додумался писать в такое время?
Открыв почтовый клиент и увидев отправителя, я невольно затаил дыхание. Писала Вика Стрельцова. Та самая дочь олигарха, роман с которой закончился для меня… собственно, вы уже знаете чем. Тогда, чтобы ее отец оставил меня в покое, ей пришлось пойти на очень серьезный шаг. И я не мог себя до сих пор простить за то, что позволил ей его сделать. Прошел почти год с тех пор, как мы не то что виделись, а даже просто разговаривали в последний раз. И вот сейчас от нее приходит письмо…
С замиранием сердца открываю сообщение, а там всего одна строчка: «Серёж, позвони, пожалуйста, ты мне очень нужен», и всё, больше никаких объяснений или пояснений. Отправлено две минуты назад, значит, она уже не спит. Надеюсь, у нее не стряслось ничего серьезного…
Я принялся настойчиво ковыряться в телефонной книге, потому что не мог быстро в новом телефоне найти нужный контакт. Все никак не привыкну к другому меню и интерфейсу. Но наконец-то отыскал. Пошли волнующие гудки, с каждым из которых желание бросить трубку только нарастало. Когда же решил, что подождал достаточно и мне уже не ответят, в динамике раздался такой знакомый чуть низковатый, но невероятно женственный голос.
— Алло?
— Здравствуй, Вика.
— Серёж, это ты? — Ее тембр неуловимо изменился и даже немного дрогнул.
— Я.