…Смятый, покрытый капельками влаги папирус шмякнулся у самого носа Маркуса. С почтительностью в движениях тот схватил его, быстро развернув. Свежие цифры внушали реальный ужас. Сам пятикратно пресветлый цезарь опережал Кудесника по популярности в Иудее лишь на ОДИН процент. То есть, его рейтинг находился в пределах статистической погрешности.

– Из этого папируса мне ясно одно, – проскрипел из белого облака domine. – Миллион денариев тебе уже не нужен. Очевидно, как и твоя глупая голова.

Маркус впечатал лоб во влажный мрамор пола.

– Великий господин! – воззвал он. – Если желаете – бросьте меня львам. Но сперва дайте мне объяснить, я сделал все, на что только был способен.

…Посчитав молчание за разрешение, он выхватил из-за пазухи свиток, и начал громко зачитывать – ломающимся от волнения и испуга голосом:

«Пункт первый: выплачено 10 ауреусов. Пять раз Мария из Магдалы обнимала и целовала Кудесника при всем честном народе. Еще 24 золотых я уплатил восьми художникам, с близкого расстояния зарисовавшим сцены поцелуев. Народ на базаре расхватывает картинки, как свежие кокосы

Пункт второй: выплачен 1 ауреус плюс кулек сахару. Сегодня, во время широко разрекламированного воскрешения Кудесником покойника Лазаря, семилетний мальчик публично втоптал в грязь действо, скомкав церемонию. Он сумел объяснить, что восставшие из могил мертвецы – плотоядные убийцы, и обратил толпу против воскрешенного. Младенец, а каков талант! Негодяй Лазарь скрылся, пробежав через виноградники и бросившись с холма в реку.

Пункт третий: выплачено 500 серебряных денариев. Специально нанятые агенты распространяют во всех городах Иудеи слухи об ужасных отравлениях и многократных желудочных расстройствах, случившихся после потребления воды, лживо превращенной Кудесником в низкопробное вино».

…В руках Маркуса, словно по мановению волшебной палочки, эффектно развернулся тонкий папирусный свиток красочная картинка изображала искривленные в судороге рты, остановившиеся мертвые глаза, пальцы, раздирающие животы, откуда вываливались дымящиеся внутренности.

– Еще сто денариев, – бухгалтерским тоном сообщил он. – «Зарисовка якобы с натуры мирной семьи, скончавшейся под Назаретом после вкушения того самого вина. Обращает на себя внимание мертвый младенец, бедное тельце которого сжимает в неживых объятиях залитая кровью молодая мать».

– Младенец тоже пил вино? – донеслось из клубов пара.

– Нет, – нашелся Маркус. – Да кому какая разница? Главное – распространить слух, а там уже все идет, как по накатанной. Люди сами додумают, что дитя скончалось, испив отраву через молоко умерщвленной Кудесником мамаши.

Из бассейна с благовониями послышался недовольный всплеск

– Это еще не все, domine, – поспешно заявил Маркус. – Слушайте дальше. «Пункт четвертый: выплачено 200 ауреусов. Сорок самых сексуальных городских блудниц, привлеченных к сотрудничеству Марией из Магдалы, подписали папирусы с заявлением, что развратный Кудесник овладел ими с помощью колдовских чар, раздел догола, хлестал плеткой и заковал в цепи».

– Сорок? – скрипнул domine. – Обалдеть можно. Когда же он успел?

Маркус впервые с начала разговора позволил себе улыбнуться.

– К чему достоверность? – с нескрываемой иронией сказал он. – Мы же статистику не ведем. Основное в моей работе – вброс любой негативной информации, и чем больше, тем лучше. Заляпавшись, отмыться не удается никому Помните старого сенатора Вергилия Бальбина, уважаемый domine?

– Хм… – булькая благовониями, задумался domine. – Это неудавшийся консул, которого озверевшая толпа голым протащила по улицам Рима, а затем бросила в Тибр его изуродованный труп? Да, что– то припоминаю.

– Он пытался отмыться, – тонко усмехнулся Маркус. – Я вбросил на римские базарные площади компромат, что Бальбин переспал с мальчиком– инвалидом. Сенатор вышел к бушующему народу со справкой от лекаря, подтверждающей его импотенцию… однако, как видите, ему не помогло.

Раздалось шипение ароматной воды, выплеснутой банщиком на камни.

– Почему же не получается с Кудесником? – голос утонул в кашле.

– Я сам в шоке, domine, – обронил слезу Маркус. – Все мои лучшие методы приносят пользы не больше, чем козел молока. Даже проверенные годами обвинения в извращенном сексе и то не подействовали – скорее наоборот. Со вчерашнего дня грот у Масличной горы осаждают юные вдовы и разведенные матроны, желающие испытать экстаз от плетки. Я уже начал подумывать, не прав ли Каиафа, подозревавший царедворцев Артабана[87] в финансовом влиянии на успехи Кудесника? Ему же сам черт ворожит.

…Между мокрыми стенами тепидариума заклубился медовый пар.

– По неизвестной тебе причине черт не может помогать Кудеснику, – давясь, прохрипел обладатель скрипучего голоса. – Знаешь, этого– то я и опасался, Маркус. Мы, подобно двум обезумевшим охотникам, пытались с помощью притупившейся иголки завалить слона. А на самом деле все, что нам подвластно – лишь оттянуть время до того момента, когда Земля окажется в полной власти Кудесника… Неужели лучший выход – бездействие? Увы, да. Остается только стоять на осколках гранитных бюстов великих богов, веками служивших для нас кумирами, и равнодушно созерцать крушение империи.

Маркус понял – domine очень расстроен, и это чревато последствиями.

– Не стоит отчаиваться, – распрямился он, становясь на ноги и роняя из– за пазухи свитки. – Вот тут… у нас еще запланированы акции на два ближайших дня… Уличение в кровосмешении, кража хромого ослика у слепого мальчика, поедание свинины на могиле раввина, любовные отношения с прокуратором Пилатом… Отдельным пунктом – папирус с чертежом строительства виллы на острове Кипр. Разумеется, на деньги, подло украденные у безногой вдовы.

– Звучит славно, – прервал его domine, вылезая из бассейна. – Но видишь ли, ты забыл предположить одно. А что, если и это в конце концов не сработает?

Маркус подхалимски, но все же отрицательно покачал головой.

– Простите, великий domine, но такого не может случиться, – твердо заявил он. – Я много повидал на этом свете, посему позволю себе утверждать: кража ослика у слепого ребенка и шикарная вилла на Кипре на деньги безногой вдовы способны угробить карьеру любого политика. Даже такого, которому население легко простит развлечение с блудницами в престижных термах.

…Клубы пара заколыхались. Сначала из схожих с сахарной ватой облаков показалась сморщенная рука – на среднем пальце тускло блестел перстень, украшенный золотым орлом. Тога с пурпурной оторочкой, выполненная из лучшего шелка, небрежным узлом стянулась на плече человека, обрюзгшее лицо которого было покрыто морщинами, словно пахотное поле бороздами. Domine подошел вплотную к Маркусу, лениво шлепая по мокрым плитам ногами, облаченными в пятнистые сандалии из кожи жирафа. На плешивой голове с редкими остатками влажных волос красовался желтый обруч, напоминающий девичий венок, сходство усиливали изящные завитки по краям, выполненные ювелиром в виде листьев. Ноги отказались держать Маркуса, из него словно разом выдернули кости – он мешком повалился на колени, судорожно ловя руку с золотым кольцом. Его губы коснулись затуманенного паром изображения орла.

– Ave, – прошептал он, не находя других слов. – Ave…

– Я не могу обрести способность нормально спать, – с мукой признался domine, глядя на Маркуса сверху вниз. – Как только я смыкаю веки, меня охватывает тяжелое забытье. Раз за разом я вижу во сне полный триумф Кудесника, счастливого от осознания своей победы. Можно ли сказать, что он умер – если этот фокусник с ослом заполучил вечную жизнь? Мое сердце заполняет холод, хребет грызут африканские гиены, а взор застилает черная пелена горчайших слез. Передо мной разверзлась бездна ужаса. Падение Рима, пресытившиеся кровью и золотом бронзовые лица пьяных варваров на улицах «вечного города». Каменные лица цезарей, разбитые вдребезги обезумевшей толпой. Лежащие в руинах храмы, и сияющий над развалинами его символ – деревянный крест… Рим, переполненный изображениями Кудесника – гранитными, мраморными, золотыми. Им уже несть числа, а жрецы воздвигают все новые и новые, славя его сладкими песнопениями среди миллионов сторонников. Отчего я вижу все это? Потому что тупые чиновники Ерушалаима – и первосвященники, и римский наместник – осуществили мечту Кудесника, дали ему умереть.