– Можно я на десять ударов отбегу? – вдруг спросил мальчишка.

– Отбеги.

Парень, мелькая грязными пятками, подбежал к сидевшему у забора мужику без ноги, плетущему корзинку. Отдал ему монеты, что сжимал в кулаке, что-то проговорил и вновь подбежал к нам.

– Кто это? – спросил я мальчишку.

– Отец. Он по дереву режет. Мебель делает. Стекло может поставить. За лошадьми ухаживать. Вдруг вам надо будет. Недорого.

– А мать где?

– Убили, – как-то слишком просто ответил мальчишка.

– Это как? – заинтересовался Зарук.

– Балзон снасильничал и убил. Это давно было.

– Вон мужик стоит… – указал я на вроде нормального внешне парня.

– Как кличут, не помню, но он без семьи. Семья в селе осталась. Он на выкуп копит.

– А отец твой где ногу потерял?

– На орочьей границе.

– В Халайском?

– Не знаю, – пожал плечами мальчишка. – Ну все, дальше прислуга, – и он помахал довольно симпатичной девушке лет так четырнадцати.

Та, переложив три пустых корзинки из одной руки в другую, помахала в ответ.

– Подружка? – спросил я.

– Не-а. Сестра.

Мы с Заруком переглянулись.

– Тоже работу ищет? – спросил тот.

– Не-а. Отец не разрешает. Говорит, снасильничают. Она корзинки продает.

– Почему здесь, а не на базаре?

– Так в рядах платить надо за место.

– А живете где?

– В рабском бараке. Там днем нельзя, а на ночь стража пускает, когда место есть.

– Пойдем-ка к твоему отцу.

Мужик, понимая, что мы целенаправленно идем в его сторону, поднялся, опершись на сучковатую палку вместо костыля. Я остановился перед ним. Воины Зарука тут же встали по бокам, после чего все, кто был рядом из ищущих работу, незаметно постарались отойти, от греха подальше. Не любят тут военных или, как говорят в этих кругах, воёвых. Местным обывателям что стражник, что воин – все едино. Я оглядел мужика. На вид около пятидесяти. Довольно опрятен, хоть одежда и не первой свежести. Ноги нет чуть ниже колена.

– В Халайском? – указал я на ногу.

– Нет, в Ханырокском, сотник.

Я поглядел на ленту сотника, повязанную на ножны моего клинка, – надо поменять.

– Орки?

– Нет. Дитипун разорвал. Пришлось отнять, сотник.

Дитипун – это как раз тот серый комок шерсти, что напал на нас с дерева во время сопровождения северного обоза.

– Дочь готовить умеет?

– Она не нанимается, сотник.

– Я знаю. Так умеет?

– Нет, сотник.

– А ты?

– Что простое если. Не знатные блюда, сотник.

Пришлось минут пять объяснять Юмиру, отцу мальчонки, что же нам, вернее мне, нужно.

– Предложение, конечно, стоящее, сотник. Но я не могу.

– Почему? – Если честно, то он меня удивил. Я предлагал не такие уж плохие условия. Жилье, плюс трое башок за десятину на тот период, пока я живу в доме. От него же требуется только следить за домом, ну и делать мелкий ремонт, стоимость которого обговаривается отдельно. По сравнению с теми условиями, в которых он сейчас, – просто рай.

– Дочь у меня на выданье… – опустив голову, тихо произнес Юмир.

– И что? Боишься, испорчу? – дошло до меня.

– Нет, сотник, – несколько испуганно ответил мужик.

Еще бы он ответил, что да. Можно и за оскорбление принять.

– Так, Юмир. За дочь не бойся, не трону.

Собеседник исподлобья глянул на мое окружение.

– Они тоже. Слово даю.

Старый воин отвечать не спешил.

– Ладно, сам решай. Если надумаешь, то вот адрес: Прибрежный квартал, вторая от залива улица, третий левый от центра тупик, дом прямо.

Адресок у меня, конечно, был еще тот. Ну нет тут упорядоченной нумерации домов…

Обратно решили не колесить между фургонов, а обойти вокруг, вдоль конного ряда. Я по привычке разглядывал лошадей, ища достойную замену Резвому, но понимая, что на этом базаре вряд ли есть стоящий жеребец. А зря…

Вокруг белоснежного красавца собралась толпа зевак, обсуждая достоинства животного.

– Ильнас, спроси сколько, – кивнул я в ту сторону, не желая толкаться.

Парень неспешно направился к толпе. Толкаться и пролазить между мужиками он не стал. Просто что-то говорил, после чего ему уступали дорогу. Кого-то хлопал по плечу. В общем, с таким темпом он вернулся только минут через десять, когда я уже сам намеревался подойти.

– Пятнадцать империалов, договорился на тринадцать. Но жеребец хромает.

Пришлось все-таки идти самому. Цена хоть и не смешна, но тем не менее более чем вдвое ниже настоящей. Жаба внутри меня заклокотала, считая выгоду от такой покупки.

Довольно красивый конь. Почти полностью белоснежный. Грива, хвост и низ ног, то есть от копыта до запястья, черные с сероватым оттенком.

Не совсем то, что я искал, скорее парадно-выходной вариант. Тонкие ноги. И донельзя благородная стать. Он даже переступал с ноги на ногу с некой грацией, сгибая путовый сустав. Если взгромоздиться полностью в боевом облачении, да еще на круп вещи положить – выдохнется моментом. Но мне сейчас в походы и не надо, так что даже лучше.

Распустив магическое зрение, я осмотрел животное. Нити жизни яростно полыхали – однозначно опоили каким-то зельем.

– Что с ним? – спросил я хозяина, присев у ноги, на которую прихрамывал жеребец.

В трех местах, точечно, даже цвет сил был другой. В эти места особенно стягивались нити. Жеребец затих, ощущая потоки магии, струившиеся из моих ладоней. Я ощутил теплый нос жеребца, нюхающего мою шею. Неожиданно он слегка прикусил меня за плечо. Я понимаю, что ласково, но больно!

– Пока перегоняли, споткнулся. Слегка повредил ногу. Целитель сказал, через руки заживет, просто мне ехать надо. Поэтому дешево.

Купец врал. Врал профессионально, с интонацией.

– Он обманывает, – раздался шепот в ухо нашего юного провожатого. – Он местный.

– Знаю… – прошептал я в ответ. – Следишь за мной, что ли?

– Нет. Отец послал. Сказал, что согласен.

– Чего тогда шепчешь? Идите к выходу с рынка. Мы сейчас подойдем, – уже нормальной громкости голосом ответил я ему. – Давай я тебе буду задавать вопросы, – обратился я к продавцу, – а ты мне на них отвечай. Жеребец умрет?

– Нет, либалзон. Что вы? Нормальный жеребец…

Я остановил жестом красноречие мужика. Хорошо быть магом и уметь определять ложь. В первой фразе не соврал.

– К алтырю водил?

– Нет, дорого же. Да и времени нет. Завтра уезжать пора.

Врал. Значит, серьезно, раз даже алтырь не смог помочь.

– Сколько сам отдал за него?

– Десять. Никакого навара.

Врал. Значит, еще серьезнее.

– За пять возьму.

Надо было узнать реальную стоимость.

– Не могу, либалзон. Это же себе в убыток.

В этот раз ответил честно. Встав с корточек, я отошел к своим.

– Как думаете, стоит?

– С виду красив. А так… Продавец очень уж елейно поет, – высказался Зарук.

– Врать умет, согласен.

– Купец! – крикнул вдруг Лумм, подзывая того к себе. – Что с жеребцом?

– Я же сказал… – начал было мужик.

– Я тебя спрашиваю, – перебил Лумм, при этом поправив воротник рубахи, – что с жеребцом?

– Так я и говорю… – Купец вдруг замер, глядя на Лумма, и слегка побледнел. – Резница в ногу залезла.

– Что за резница? – заинтересовался я.

– Насекомое, – ответил Зарук. – Яйца в животных откладывает. Лошадей обычно после такого – на убой. Причем даже мясо не едят – может перейти. Людей лечат. У кого денег хватает. У кого нет – ждут, пока личинки сами выйдут. Бывает, если много личинок, так уродует, что потом рука или нога отсыхает.

– Сам вчера за девять на центральном купил… Не знал… – запричитал купец. – Алтыри говорят, что не знают, где сидит, не смогут вырезать. Говорят, если бы человек был, достали бы. Его спросить можно. А тут лошадь… К магам – дорого. Да и здесь, в Дувараке, лошадь лечить не будут. Только если в орден вести, там молодые маги могут помочь. Причем не очень дорого. Только как его вести – не дойдет ведь. Да и вылечат если… кому он потом резаный нужен будет?