– За все время, что вы провели здесь, – она остановилась ступенькой выше меня и повернулась ко мне лицом, – вы ни разу не покидали имения, за исключением странных утренних перебираний ногами. А это значит, что либо вы уже постарели до такой степени, либо чего-то боитесь.
– Ошибочное мнение и несколько вызывающе звучит в устах лары.
– Хм. Вы… Мне непривычно говорить тебе «вы», тем более что мы дважды… вернее, я дважды видела вас без… камзола и остальных частей гардероба; в связи с этим я, когда мы вдвоем, буду обращаться к тебе на «ты». Ну а ты можешь мне говорить «вы», поскольку не помнишь меня в купальне. Так вот, Элидар: а ты ударился головой сильнее, чем я полагала. Во-первых, ты отказываешься выехать из имения, хотя раньше тебе достаточно было намекнуть, во-вторых, прежний Элидар только из-за одной мысли о том, что его могут посчитать трусом, согласился бы, в-третьих, ты бы никогда не прикрылся дедом.
Она резко повернулась, едва не попав мне взметнувшимися волосами по лицу, и стала подниматься по ступенькам. Достигнув верхней, вновь развернулась и хотела еще что-то сказать, но, передумав, порывистыми движениями исчезла за хлопнувшими затем дверями. «Ребенок, право слово. Пусть уже большой, но ребенок», – улыбнулся я.
В бальный зал я обычно слегка запаздывал, поскольку первых минут десять Отта не танцевала со мной, а смотрела за более молодым поколением. Сегодня я решил не изменять традиции и привычно пришел несколько позже. Я, разумеется, понимал, что лара Альяна будет ждать, но хотелось ее позлить. Детский поступок, но я не удержался.
Как бы не так! Она почти одновременно, точнее – с легким, словно вымеренным упреждением, появилась из женского крыла на втором этаже.
– Элидар, смотрю, привычки вы совсем не изменили после того как упали.
– Альяна, ты уж определись – на «вы» ты со мной или на «ты», – абсолютно ровным голосом заметил я, предоставляя локоть для ее руки.
Она улыбнулась. Насколько знаю, их этому приему учили на занятиях по этикету: «Если ларе сказали что-то не требующее ответа, можно просто слегка улыбнуться…» – бубнила как-то Симара, сидя у меня в комнате с листками, старательно испещренными ее почерком. До такой роскоши, как тетради, здесь еще не дошли, и дети писали на обычных (не для нашего мира, разумеется) кожаных листах. Надо сказать, система многоразовая, то есть опускают в раствор исписанный листок – и на следующий день можно снова писать. Но тем не менее глупостей детям писать не разрешали – только сугубо нужные для учебы вещи. То есть изначально приучали к использованию не самого дешевого расходного материала – бумаги.
Лара Альяна решила, похоже, удивить меня. Или соблазнить. Платье ее великолепно. Разумеется, почти до пят. Тяжелая ткань голубоватого оттенка, ниспадающая по юному телу. Лиф в обтяжку и свободная снизу юбка. По плечам – несколько широковатые лямки с кружевами, проходящими по линии декольте. Вырез для одной из самых соблазнительных частей тела девушки – не очень глубокий и без всяких изысков. Тем не менее легкое подобие груди, как и ложбинку, видно. Особенно с высоты моего роста. Руки почти полностью открыты. Я бы на ее месте выбрал платье с длинным рукавом – слишком уж торчали локотки… худоба. По нижней части юбки, дублируя круг в области колен, проходили кружева, подобные расположенным на декольте. По тем образцам женского туалета, что я встречал в этом мире, это очень эротичное платье в стиле: «Остальное он додумает сам». Мне, в мои девятнадцать, хватало ложбинки в декольте и облегающего верха попки. Зная, что под юбкой ничего нет, кроме подъюбника… Фантазия у меня была на высоте. Собственно, как и покрой юбки этого платья – выделялись обе половинки прекрасной части тела: хоть и мелковатой, но пропорциональной и наверняка упругой.
Все эти мысли пролетели в голове, пока я пропускал Лару впереди себя в бальный зал, откуда уже доносились из-под пальцев Тотуса аккорды местной мандолины.
А танцевала Лара совсем даже неплохо. Местные танцы делились на некое подобие вальса и более оживленный, в особенности для женской части пары, лататос. Лататос был нескольких видов, причем они могли очень разниться, опять же для лар. Мне в данном танце надо было лишь гордо и в такт вовремя подойти к партнерше или отойти от нее, изредка провести девушку круг-два или притопнуть ногой. А вот партнерше… там и реверансы, и очень скромные покачивания бедрами при некоторых па, и прохождение вокруг партнера – и все это в определенном порядке. Хотя был один вид лататоса, когда партнерша могла импровизировать, он так и назывался: свободный лататос. Со стороны все виды этого танца смотрелись так, будто девушка показывает, в меру стеснительности и этикета, партнеру все свои лучшие стороны. А он при этом восторгается своей дамой и изредка порывается подойти. В некоторых случаях ему это удавалось, согласно заложенному сценарию, и он кружил лару. Такой танец символизировал ухаживания лары за объектом своего внимания, как объясняла нам Отта, и в связи с этим танец был доступен только ларам. Мужской части полагалось в основном восторгаться. Замужняя девушка, танцующая лататос, – это даже не моветон, это нонсенс.
Альяна то отходила, то приближалась ко мне, кружа в танце. Движения ее были легки и грациозны. Изредка, когда Отта отвлекалась на пары младших, лара, нарушая все нормы танца, прижималась ко мне то грудью, то спиной, вернее – тем, что пониже оной. Как бы объяснить… Это равнозначно тому, что во время вальса партнерша тебя схватит за ягодицы. Расстояние между нашими телами должно быть не менее ладони, причем в любом па любого танца. Альяна явно заигрывала, хитро улыбаясь. И, наверное, я должен был радоваться такому вниманию со стороны молоденькой девушки. «Наверное» – потому что я совсем не был рад, так как в тесноватых штанах становилось еще теснее. Благо что полы камзола несколько прикрывали мой конфуз.
Я держался сколько мог. Думал о магии, о гнусности рабов, о том, что надо дать распоряжение Пасоту посмотреть подковы моего жеребца… Обо всем, что могло бы хоть как-то отвлечь меня от фигуры этой малолетней пигалицы. Но во время медленного танца я не сдержался и отомстил Альяне. Когда она в очередной раз слегка прикоснулась бедром к моему бедру, я опустил на пару секунд руку ниже ее талии. Слово даю, нет там под юбкой ничего, даже подъюбника. Брови лары удивленно выгнулись, а губы тут же тронула улыбка, так как она в этот момент ощутила мою тягу к ее телу.
– Отта, – Альяна, опустив руки с моих плеч, развернулась, при этом прикрыв меня от взглядов окружающих, – я прошу прощения, но мы обещали балзону Пионату прийти к нему.
– Некрасиво прерывать танец до его окончания, а уж тем более – громко говорить во время танца, – строго ответила преподавательница. – Либалзон Элидар, лара Альяна, можете идти.
– Либалзон, – как только мы вышли из зала, слегка улыбнулась лара, – по-моему, вам надо охладиться, – и быстро, как она умеет, развернувшись, зашагала по коридору.
Я же, постояв некоторое время и несколько остыв после интерпретации диких танцев, направился действительно к деду.
– Присаживайся. – Пионат указал мне на стул, после того как Ратс закрыл дверь, и опустил взгляд на бумаги, лежащие на столе. – Как тебе лара Альяна?
– Слишком юна, дерзка и несерьезна.
Дед одобрительно кивнул головой:
– Значит, нравится.
Я уже подбирал слова, чтобы вежливо возмутиться, когда дед продолжил:
– Близко к себе не подпускай, вы все равно не пара. У лары есть веские причины быть взбалмошной, я тебе потом расскажу, когда она уедет. Сейчас тебе общение с ней только на пользу, поскольку то, что рассказывают Тотус и Отта о нормах и правилах поведения в обществе знати, – всего лишь теория, идеальное представление о том, как это должно быть. В действительности же полно вот таких… ну, может, не совсем таких, лар, стремящихся поставить молодого человека в неловкое положение. И зачастую им это удается. Ты свет действительно научился не видеть?
