– Нет, – удивился Толикам.

– Я взгляд не научился еще прятать, – объяснил нам парень.

– В смысле? – посмотрел я на него.

– Ну у магов зрение такое, что другие чувствуют. Его прятать надо. Я не умею.

К вечеру стало не до Огарика – Клопа все еще не было. Ларк даже не присаживался – постоит, посмотрит в сторону, откуда должен прийти Клоп, сядет. Не пройдет минуты, снова вскакивает. Мы с Толикамом сходили проверили лошадей, вернее, перевязали, а то мы для перестраховки привязали их вожжами к дереву, а они обожрали редкую лесную траву по кругу. Наконец Ларк закричал:

– Идет!

За что тут же получил легонько от Чустама древком копья по голени:

– Не ори ты!

– Да чтоб я еще раз пошел туда пешком? Всю обувь стер! – Клоп показал недавно залатанную подошву, сквозь которую просвечивала грязная пятка.

– Фу, Клоп, убери. На день отправили тебя в город, а ты уже плохому научился, – скривился я.

Огарик засмеялся.

– Все-таки это он был? Привет! – Клоп пожал мальчишке руку, после чего с легкостью поднял его вверх.

Интересно, кто из них сильнее, Клоп или Чустам. Надо стравить их в армрестлинге.

– Рассказывай! – потребовал Чустам.

Клоп расплылся в улыбке:

– Нашел! Я нашел парней, которые нам помогут. За два империала готовы сделать документы Хромому.

– Кто такие?

– Обслуга загона. Я им объяснил, что потерял документы на раба. Они сказали, что можно сделать, просили три империала, но я договорился на два.

Судя по всему, торговля для Клопа не является коньком. Я иллюзий не строил, но я в своем нынешнем виде стоил максимум два империала. С учетом башок вознаграждения за мою поимку еще дешевле получится, если сдать меня официально. Правда, в этом случае надо хозяина дней десять ждать, вдруг найдется, а потом на аукцион выходить… А если кто на меня позарится?

– Откуда такая цена? – спросил я.

– Говорю ж, договорился. На меньшее не соглашаются. Надо, говорят, и алтырю денег дать, и писарю.

– Почему я?

– Так… они вначале стали говорить, смотря какой раб, я и решил тебя – дешевле-то среди нас никого нету.

Пахло от этой затеи плохо, очень плохо.

– Ну да, – произнес Чустам.

Хреновина получается, право слово. Теперь еще и все считают, что Клоп меня по дружбе проталкивает.

– Я не пойду, – заявил я. – Пусть вон Ларк или Толикам хромают.

– А чего не я? – съехидничал Чустам.

– Ты дорогой.

– Толикам тоже.

Сквозь черную печать Толикама просвечивала, как ни крути, голубизна прежней.

– Тогда Ларк. Если надо, я ему ногу сломаю.

– Догонять умаешься, – фыркнул Ларк.

Я улыбнулся – чувство юмора у затюканного судьбой раба это, знаете ли…

– Дорого, конечно, очень дорого, – хмуро взглянув на меня, сказал корм, – но идти придется тебе. Толикама нельзя. Ларка… так двоих с ветром в голове…

– Умники нашлись, – огрызнулся Клоп.

– Клоп, сколько осьмушек в дне?

– Восемь.

– А в дне и ночи?

Клоп завис.

– Вот и ответ.

– Так… Десять и шесть! – Процессор бывшего раба наконец справился с задачей, при этом Клоп помогал себе, сгибая пальцы за спиной.

Корм покачал головой:

– Молодец. Что скажешь, Хромой?

– Понял я.

Клоп насупился.

– Возьмете Серебрушку. Тебе, Хромой, пешком придется.

– Не нравится мне все это.

– Мне тоже, Хромой. – От слов Чустама легче не становилось, но хоть с душой сказаны.

Отправились мы утром. До дороги доехали втроем, мы с Клопом на Серебрушке и Чустам на Звезданутом. Мне пришлось слезть, не может раб ехать с хозяином на одной лошади, даже если он инвалид.

– Ну давайте. Пусть у вас все получится! – слез с жеребца Чустам.

– Ладно. Ты не светись здесь, езжай. И за Огариком присмотри, а то может и город захотеть посмотреть.

Чустам кивнул:

– Кинжальчик-то сними.

Я, отвязав самодельный пояс из ремней сбруи, снял ножны и хотел положить в седельную сумку.

– Давай сюда, – вздохнул корм. – Клоп – селянин. Остановят, найдут в сумке, к страже попадет.

– Он же короткий! – возмутился Клоп.

– Ты знаешь разрешенную длину в этом балзонстве?

Колопот промолчал.

Ношение оружия, кстати, строго регламентировано местными законами. Селянам разрешена одна длина, городским – другая, знати – третья, но… никто кроме войск и стражи не имел права носить иного оружия, кроме кинжалов и мечей. Копья, алебарды, кистени и прочее – строго при поступлении на службу. Исключение составлял лук за пределами городских стен – его могли носить все, получив разрешение в канцелярии.

– И помни, он, – ткнул в Клопа корм, – хозяин.

– Да понял я, понял. – Мне уже четвертый раз за утро проводили этот инструктаж. – Потопали, хозяин! – Я хлопнул себя по рукаву, проверив привязанную туда вчера заточку – вооружился, так сказать, как мог.

Минут через десять после того, как выдвинулись, мы с Клопом сообразили свернуть с дороги и поехать по лесу. Как назло, лес здесь был довольно частый, и постоянно приходилось пригибаться, чтобы не задело веткой, но получалось значительно быстрее, чем если бы я шел пешком. Город появился в нашем поле зрения через час. Лес перед ним был вырублен, поэтому последних два километра мне пришлось ковылять на своих полутора.

Поскольку город находился на пологом холме, часть его прекрасно просматривалась с дороги. Когда-то Лотукк, судя по остаткам каменных стен, был крепостью, потом значительно расширился и был обнесен еще одной крепостной стеной. Сейчас же он вновь вырос из стесняющих его рамок, и теперь внешняя, наверняка нищая, часть города оккупировала подходы к нему, становясь совершенно не защищенной от нападения врагов. Исключение составляло пространство русла полноводной реки, не очень удобное для застройки. Река дугообразно подкралась справа к серокаменному второму кругу крепости и словно вытянула из стен три деревянных причала.

– У тебя деньги где? – спросил я Клопа, как только мимо нас проехала очередная телега.

– Два за поясом и один в сапоге.

Про мелочь я спрашивать не стал.

– А где рынок?

– Сразу за первой стеной.

Мандраж охватывал меня все больше. Казалось, что кто-нибудь вдруг подойдет к Клопу и спросит: «А ну-ка, сударь, покажите-ка медальончик вашего раба!»

Медальон – это медная круглая бляха, прилагавшаяся к документам на раба. Сами документы никто при себе не носил. Сословие купцов, да и местная знать не брезговала цеплять эти медальоны в качестве украшений. Кто на пояс, как висюльки, кто на специальную декоративную плеть, мол, смотрите, какой я богатый и сколько у меня рабов. Многие даже мертвые души использовали – раба уже нет, а медальончик-то, вот он. Понятно, что сопоставление соответствия раба медальону проходило через идентичность рисунка. Но некоторые, у кого рабов много, могли по ошибке взять с собой медальон другого раба. Поэтому стража особо не сверялась, хотя какого-нибудь незнатного могли и промурыжить, чтобы откупился. Только вот у нас никакого медальона не было. На входе в город рабов редко проверяли на причастность к хозяину, а вот на выходе… вероятность зашкаливала за девять из десяти. Если, конечно, раб с хозяином. Без хозяина можно вообще не пытаться выйти. Я, сбежав от сапожника и поплутав по городу пару дней, попался именно на выходе.

– Да не верти ты головой, – шикнул на меня Клоп. – Под ноги смотри.

Раб, смотрящий нагло в глаза, – нонсенс. За это можно и палкой получить. Хотя «золотая молодежь» этого мира, бывает, развлекается так. Оденут своего раба похуже и заставляют разглядывать купца или его спутницу. Мужик соответственно не выдерживает и отвешивает люлей, тут и появляются лигранды или либалзоны кучкой и предъявляют счет за порчу имущества.

Перед воротами повернули к навесу слева, под которым стояли лошади.

– Сколько? – спросил Клоп.

– Два медяка – осьмушка, десять – день, пятнадцать до утра. Если надо кормить и поить, то еще пять медяков, – несколько высокомерно взглянул на него мужик у навеса.