- Да. И это, наверное, самый тяжкий из моих грехов,- я на секунду замолчал, думая, стоит ли говорить о таких вещах совсем незнакомому человеку, но все же решился. - Но, чтобы ты понял, о чем я говорю, мне придется рассказать немного больше. Все дело в том, что я - незаконнорожденный сын князя Кирилла. Того самого Великого Князя, что объединил под своей властью Пять Княжеств, и умер, не оставив наследников. Для этого я собрал дружину, поэтому мы и путешествовали, набирая новых бойцов и заручаясь верными сторонниками.

- То, что ты говоришь мне, правда? - спросил священник.

- Правда, - кивнул я. - Но дело не в этом. В начале лета мы столкнулись с дружиной одного из бояр, и понесли тяжкие потери. Тогда погибло много моих людей, в том числе мой наставник - Игнат. Я пытался найти утешение, в последние минуты жизни Игната мы разговаривали с ним о вере, тогда-то я и решил принять христианство. Но это было не все. Меня обуревала гордыня, я вообразил, что могу поступить как Иисус, и отправился в Брянск, чтобы сдаться наместникам. Думал, что если они покончат со мной, то не станут преследовать всех остальных.

- Нет, - качнул головой священник. - Это совсем не грех. Пожертвовать собой ради ближних, стремясь уподобиться при этом Иисусу Христу - это великое благо. Ты рассказал все, что хотел?

Я на секунду задумался. Пожалуй, самые тяжкие из своих грехов я уже перечислил. Хотя, осталось еще кое-что.

- Я впал в уныние, когда умерла моя мать, - вспомнил я. - Ее загрыз волкулак, и я ничего не смог сделать. Сейчас я наверняка сумел бы защитить матушку, но сейчас я совсем другой человек. Раньше-то я ей и слова поперек сказать не мог, а теперь под моим началом целая дружина.

- Пережить такую утрату, не впав в уныние, очень сложно, - священник кивнул мне. - Но я вижу, тебе удалось с ним справиться. Может быть, это было испытание, которое Господь отправил тебе, а возможно, он сделал это специально, чтобы ты переродился.

- Тогда все, - сказал я. - Я вроде бы все сказал.

- Тогда перекрестись, поцелуй крест и возложи голову на Евангелие, - сказал священник.

Я исполнил его указания, положил голову на книжицу, лежавшую на подставке, после чего священник закрыл мою голову куском полотна, и принялся читать молитву. Скоро он закончил, снял тряпицу, сложил ее и убрал.

- Благослови, отче, - повинуясь непонятному душевному порыву, я снова сложил руки одна на другую и обратился к священнику.

- Бог благословит, - снова перекрестил меня он, посмотрел мне в глаза и качнул головой. - Я вижу, что тебя ждет непростой путь. Много испытаний приготовил для тебя Господь, много деяний тебе предстоит совершить. Я тебе кое-что дам, может быть, это поможет.

Он отошел в сторону и скоро вернулся с небольшой книжицей, явно написанной и сшитой вручную. Я открыл ее, и принялся листать страницы, на каждой из которых аккуратным убористым почерком было написано по молитве.

- Это молитвослов, - сказал священник. - Тут написаны молитвы, их немного, но тебе на твоем пути помощь Господа может очень пригодиться. Так что бери.

Не знаю почему, но я вдруг почувствовал себя, будто окунулся в глубокую пуховую перину. Пусть я и не знал этого чувства, потому что в перине мне никогда спать и не приходилось, обычно довольствуясь жестким соломенных тюфяком, но по телу побежали мурашки от удовольствия. А на душе после исповеди действительно стало легче. Выговорился перед Богом, и все стало проще и понятнее.

- Благодарю, отче, - я кивнул, аккуратно закрыл книжицу, но убрать ее было некуда: придется нести в руке. Потом вложу ее в справочник травника, никуда оттуда не денется, не помнется, да и не зальешь случайно ничем.

Запустил руку в карман, вытащил из него все имеющееся серебро: две гривны, да один рубль, и протянул их священнику.

- Тут немного, но возьми, - сказал я. - Тебе эти деньги понадобятся больше, чем мне.

- Уверен? - спросил священник. - Две гривны — это немало денег, на них можно месяц жить.

- Уверен, - решительно сказал я. - Мы все равно завтра подписываем договор с мэром Григорием и переходим на казенный кошт. Да и негде мне скоро будет эти деньги тратить, там, куда мы едем, все равно торговать особо не с кем и ничем.

- Что, на заставу отправляетесь? - с пониманием спросил священник.

- Да, - подтвердил я его догадку.

- В Крым? - теперь в его голосе звучало сочувствие.

- Нет, Бог миловал, - качнул я головой. - В Молдавию.

- В Молдавии тоже не сахар, - вздохнул поп. - Местные смерды не любят наемников. Кое-где они смирные, кое-где сбиваются в шайки и ничем не отличаются от разбойников. Но все лучше, чем в Крым.

- А тебе-то откуда знать? - удивился я.

- Ну, я же не всю жизнь был священником, - улыбнулся тот. - Пришлось и мне, знаешь, в свое время понаемничать, мечом помахать, да.

- А, - я на секунду задумался. - Знаешь, я спросить хотел. Как так вышло, что здесь, в Киеве есть целая община христиан? У нас дома их совсем немного, держаться они привыкли порознь друг от друга, и пусть их обычно и не обижают, но все равно не любят. Есть только одно место, где христиане живут все вместе, но это монастырь.

- Ты о Николо-Одринской обители? - спросил священник.

- Да, - кивнул я.

- Хотел бы я там побывать, - поп вздохнул. - Говорят, что ее охраняют множество святых воинов, а внутри есть библиотеки, полные книг, причем некоторые из них написаны еще до Последней Войны.

- Это правда.

- А ты откуда знаешь? - удивился священник. - Неужели тебе приходилось бывать там? И тебя впустили внутрь? Расскажи!

- Да. Тот воин, что крестил меня, Игнат, он был родом из селения, расположенного у монастыря. Мы принесли им щедрые дары, купили красок для икон, чернила, еще чего-то, а потом отец-настоятель разговаривал со мной. Он долго расспрашивал меня о том, что я знаю о мире, а потом рассказал такие вещи, что перевернули для меня всю картину.

- Ты про великую державу, которой была Россия до Последней войны? - спросил священник.

- Да. Но больше о том, что с Последней Войны прошло не пятьдесят лет, а больше двухсот пятидесяти. Я никогда об этом не задумывался, но, когда об этом узнал, все стало логичнее. Проще.

- И что же было потом? - спросил священник.

- Мы прожили в деревне при монастыре всю зиму и весеннюю распутицу. Все это время нас учили разным вещам. Ты даже не представляешь, сколько книг хранится в стенах обители. И всей жизни не хватит, чтобы прочесть их все. А их главный храм… Я никогда не видел здания красивее: белый камень, черные купола, золотые кресты… А внутри…

- Теперь мне еще сильнее хочется отправиться туда, - грустно улыбнулся священник. - Жаль только, что я единственный священник здесь, и оставлять свою паству мне нельзя.

- Если честно, я думал, что ты сам оттуда, - пожал я плечами. - Мне говорили, что иногда люди из обители отправляются путешествовать по миру и проповедовать истинную веру.

- Так и есть, - кивнул поп и принялся рассказывать. - Только ты ошибся в том, что не я отправился проповедовать, а мне проповедовали. Когда-то меня вела дорога приключений, я был наемником. Звали меня Иваном Дятлом, а состоял в отряде Геннадия Холеры. Ватага наша несильно от банды отличалась, в узде нас держать мог только нас атаман. Крут он был, тремя десятками отморозков командовать. Но и его удача кончилась: взяли мы заказ шайку разбойников отвадить от одной деревни, да их в два раза больше почти оказалось. Перебили, конечно всех, но почти весь отряд полег. И я на том поле остался бы, если б не брат Сергей.

- Монах спас тебя? - спросил я, хоть и понимал, что ответ на этот вопрос очевиден.

- Спас, да. Выходил. На самом деле Ванька Дятел умер на том поле, а вместо него родился уже совсем другой человек - брат Илья. Я решил, что за оружие больше не возьмусь, не нужно оно мне. Решил новую жизнь начать, праведную. Брат Сергей научил меня, как правильно жить, а потом привел в эту общину. Общими силами мы церковь сладили, год вместе работали, он меня учил, как обряды совершаться должны, и что и как должен священник делать. А потом ушел дальше слово Божие нести. А я вот остался.