- Где твоё знамя, боярин? - вопросом на вопрос ответил я. - Я не вижу твоего медведя на гербе, а вижу только тряпку наместника, безродного пса, который посчитал, что может захватить престол моего отца.

Называть наместника безродным псом было рискованно, но в ситуации, в которую мы умудрились угодить, можно было уже все. По его лицу и голосу уже понял, что без драки мы не разойдемся. Хотя, жаль, конечно, присоединись к нам его люди, нам с натяжкой хватило бы сил, чтобы осадить Брянск.

- Я прибыл сюда волей наместника, и как его человек, - не отреагировал на дерзость Сергей. - Так ответь на вопрос, поедешь ли ты добром, или нам придется забрать тебя силой?

- Я должен явиться на суд одного из убийц моего отца? - я усмехнулся самой мерзкой и наглой из своих ухмылок. - Чтобы они и меня убили?

- Этого не доказано, - боярин снова проявил терпение.

- Зря ты так, Сергей, - проговорил Лука. Я заметил, что он обратился к княжьему мытарю просто по имени, упустив титул. - Княжич правду говорит, не враги мы тебе.

- Он не княжич, - мотнул головой боярин. - У князя Кирилла не осталось потомков… Лука, он ведь не похож даже на Кирилла совсем. Почему ты-то с ним?

- Он Никиту из Орловских застенков спас, - ответил Лука. - Да и вообще, люди за ним идти готовы. Даже селюки его поддерживают, сам знаешь.

- Верю, - Сергей кивнул. - Всегда уверен был, что кем бы его отец не был бы, кровь у него в венах добрая. И об истории этой слышал, что он именем моим прикрылся… Ты хоть думал, чем это для меня обернуться может?

- Что, лучше было бы, если б боярича в темнице сгноили? - спросил я. - Он до казни не дожил б, от болезни бы умер.

- Подумай, боярин, - вступил в разговор и Игнат. - Князь Кирилл объединил пять княжеств под своей властью. Мы вместе бились за это, вместе проливали свою и чужую кровь. Мы построили все это, а наместники планируют разорить, сделать из наместничеств свои вотчины. Неужели тебя, одного из ближников Великого Князя и великого человека, устраивает то, что происходит?

- Я понимаю тебя, Игнат, - вздохнул боярин Сергей. - Но устраивать усобицу сейчас, когда литовцы только этого и ждут, нельзя. Если бы Олег сразу пришёл ко мне, сразу рассказал обо всем… Я, может быть, помог бы. Но теперь уже поздно.

- Значит, будем биться? - спросил я.

- Значит, будем биться, - ответил боярин Сергей и опустил на лицо личину.

- Чего так мало народа-то привёл? - спросил я. - Сорок человек всего. Неужели не знали, что нас тут почти полусотня?

- Смерды, которым велено было за дорогой следить, напутали, - ответил он, кажется слегка усмехнувшись. - Считать не умеют, сказали, много, больше десятка, но меньше сотни. Но тебя всегда видели с мелкими отрядами, никто ж не думал, что ты целую дружину себе сколотил. Уж больно ловок ты, парень, я это ещё прошлой осенью заметил.

- Дружину, ты прав, - снова вступил в разговор Лука. - Именно дружину, которая идёт за ним, как за князем. Ты, я вижу, хоть и не под своим знаменем, но, судя по тому, что Егор с тобой, со своей дружиной. Зачем их губить зазря, давай поединком наши разногласия решим?

- Я готов, - тут же сказал я, хоть и понимал, что скорее всего боярин в качестве поединщика имел в виду себя.

Да, боярин Сергей - опытный воин, за плечами которого множество схваток. Но и я за этот год, как поединщик подрос, так что был уверен, что при определенной доле везения у меня все может получиться.

- Я приехал сюда как человек наместника, - ответил Сергей. - И дружину привел не чтобы решать разногласия, а чтобы схватить преступника и сопроводить его в Брянск на суд. Так что о поединке не может идти и речи. Последний раз спрашиваю, поедешь ли ты со мной добровольно, Олег?

- Нет, - ответил я. - И судить нужно не меня, а тех, кто предал и убил моего отца.

- Значит, на этом наши переговоры заканчиваются, - княжий мытарь пожал плечами. - Дальше будет говорить железо.

И больше ничего не сказав, он развернул коня и двинулся обратно, к выстроившимся в шеренгу ратникам. Спутники его последовали за ним. Нам не оставалось ничего другого, кроме как поехать обратно, туда, где выстроились наши воины.

- Упертый он, - сказал Лука. - Всегда упертый был, а сейчас вообще ничего слушать не захотел.

- Может он и прав по-своему, что усобицу устраивать нельзя, - пожал я плечами. - Но куда денешься-то. Добровольно-то наместники стола не отдадут. Придется воевать.

Неспокойно мне было. Вроде бы понимал, что воевать рано или поздно жизнь заставит, так же, как придется и осаждать города, но это все было там, в далеком и туманном будущем. Все бои, что я прошел раньше, и войной было назвать нельзя, так, мелкие стычки. Что с разбойниками, что с татарами.

Сейчас же мы должны были схватиться с совсем другим противником - не бандитами, которые тиранили селян, а с такими же честными воинами. Может быть даже более честными, чем мы.

И когда мы доехали до своих и влились в наш строй, я обернулся и увидел, как ряд воинов двинулся вперед на наши позиции. Страх, от которого в груди только что что-то тревожно сжималось, внезапно ушел, будто его и не было. Наоборот, я ощутил облегчение: наконец-то началось.

- Рать, за мной! - заорал я и пришпорил своего коня, погнав его навстречу надвигающемуся врагу.

- За князя! - ревом луженых глоток ответила мне дружина.

И в этот миг я почувствовал, будто невидимые крылья несут меня вперед. Я ощущал себя, будто могу абсолютно все, будто нет в мире дела, которое окажется мне не по плечу. Вскинув копье правой рукой, я прикрылся щитом, который держал в левой, прицелился в одного из вражеских воинов.

Две конные лавины столкнулись, на землю упали первые трупы, над поляной разнеслось жалобное лошадиное ржание, людские крики и звон железа. Я принял копье совсем молодого паренька, одетого в стеганый поддоспешник, на щит, а сам ударил его в грудь. Лезвие рогатины вошло на всю длину в его грудь и увязло среди ребер. Изо рта паренька полилась кровь, он стал медленно заваливаться на бок.

Копье пришлось отпустить, я тут же выхватил отцовский меч и прикрылся им от удара следующего противника. Отбил его меч в сторону, рубанул его по плечу, но лезвие только бессильно проскрежетало о кольчугу. Подтягивая меч обратно, я резанул коня по загривку, и тот от резкой боли взвился на дыбы, выбрасывая всадника из седла.

А я уже резанул по ноге того из ратников, что стоял правее. Хорошо получилось, глубоко, кровь бодрой струей пролилась по моему клинку, и парень громко закричал от боли.

Но крика его я не слышал, только видел, как раскрывается рот.

И тогда я осознал, что сам все это время что-то кричу, но мне было уже не до того: откуда-то из заднего ряда вражеского войска вылетело копье и угодило точно в грудь моей лошади. Конь жалобно заржал и завалился на землю, зажимая мою ногу между своим грузным телом и землей.

Я дернулся один раз, второй, с третьего раза все же смог освободить ногу из стремени и подняться на ноги, как раз вовремя, чтобы принять второй удар копья на щит. Деревянная основа не выдержала и раскололась, руку пронзило вспышкой боли, но я, стиснув зубы, рванулся вперед.

Махнул рукой, сбрасывая остатки щита в сторону врага, а когда тот отпрянул, кончиком своего клинка прочертил кровавую полосу, поперек его живота. Дружинник схватился за живот и, скрючившись, завалился на землю, пытаясь удержать собственные кишки.

Только сейчас я смог оглядеться и понял, что бой давно превратился в свалку. Кони, люди, раненые и убитые, все смешалось и только на правом фланге, где рубились воины боярина Луки, сохранился какой-то порядок. Монолитным строем, стремя в стремя, они медленно теснили врага.

Повернув голову в другую сторону, я увидел Игната, который рубился с рослым воином, лицо которого было прикрыто личиной. Старый воин, как и я лишился щита, левая рука у него висела плетью вдоль тела, и он явно отбивался из последних сил.

Рванувшись в его сторону, я перескочил через лежавшего на земле коня, поднырнул под брюхо еще одного, резанув всадника по ноге, увернулся от ответного удара...