— Обычный учебник. По любой магии. Какой только окажется в наличии. Я учиться хочу, а все учебники, что в наличии были, уже перечитал.

— А-а! Ну, если по любой, то может, и сыщем. У меня самого где-то книжка по бытовой магии завалялась. Только учти, что без сродства к соответствующим разделам и стихиям там девять из десяти конструктов тебе повторить не удастся. Я вот, два часа к ряду пытался стакан водой заполнить. Чуть на донышке, на один глоток только и получил.

— Бытовая? Идеально! А про ограничения я и сам знаю. Выучу то, что будет хоть как-то получаться.

После заключения устного договора пришлось все-таки с остальными лошадьми разбираться. В результате у меня магия смерти внутри организма до 0,8 условной единицы возросла. Стра-ашно! А ну, как она у меня внутри чего-нибудь не того сотворит.

Ночевать все же пришлось у дяди. Покупатели на первых трех лошадей только уже совсем поздно вечером смогли подойти. Но расплатились, честь по чести. Впрочем, в том, что лошади придутся ко двору, мы с дядей не сомневались. После двукратной обработки зоны бывшего тавра лечебным заклинанием там даже и не понятно толком стало, имелось ли вообще на этом месте тавро когда-нибудь. Так, какие-то отдельные неровности, скрытые шерстью животного.

Хм. Про то, что моя доля составит четыре лошади, выраженные в денежном эквиваленте, я сильно погорячился. Оказывается, степные приземистые лошадки, способные исключительно ходить под седлом, у крестьян не очень-то и ценились. Ну, и при срочной продаже, конечно, полной цены покупатели не дали. Так что в среднем, одна лошадь принесла примерно тридцать червонцев дохода (не золотых монет с сеятелем, которых на руках у населения практически и не было, а бумажек с точно таким же наименованием), тогда как за нормальную, приученную к пахоте молодую лошадку на рынке меньше пятидесяти червонцев цены и не бывало. Всю эту кухню мне дядя разъяснил, чтобы потом между нами обид не было.

Короче, рано поутру я уже на своих двоих поспешил в сторону дома. Недостающую до полной моей доли сумму мне дядя Сидор из своих выдал, в их селе больше покупателей не отыскалось, и ему предстоял дальний путь аж до Барнаула. Впрочем, там и цену за животных он сможет взять повыше, так что особого расстройства на его лице я как-то не заметил. И да, учебник для меня тоже отыскался. Я даже опробовал. Действительно, пока стакан водой наполняешь, не один стакан пота прольешь.

Дома все было по-прежнему. В смысле, мать расцеловала и за стол усадила, Дашка поинтересовалась, не привез ли я ей чего, а отец рассказал свежие новости. Ничего особенного. Чека, усиленная отрядом чоновцев, из Рубцово, только-только из деревни уехали. Впрочем, меня даже и не спрашивали, взрослых для допроса им вполне хватило, а я к тому же еще несовершеннолетний, какой с меня вообще спрос. Кстати, и фургон с тройкой лошадей эти ответственные лица, уезжая, с собой прихватили. Сказали, будут наследников того погибшего нэпмана искать, который всю эту разъездную торговлю затеял. Ну,… может быть. Чоновцы — люди идейные, может, и не заберут тот фургон себе.

Зато деревенские родственники погибшего старосты, спихнув с рук фургон, вздохнули с облегчением. Им же тех лошадей еще и кормить требовалось. Ну, да ничего, зато им очень даже неплохой дом в наследство остался, говорят, на следующей неделе уже переезжать туда будут. Ага! А мне, значит, до следующей недели, пока новые жильцы в том доме не появились, надо выпотрошить заначки покойного Ивана Тимофеевича. Эх, не знала бабка хлопот, купила бабка порося!

На дело я самой ближайшей же ночью отправился. Ну, а чего затягивать-то? Еще и, помимо имевшейся в моем распоряжении сумки, два мешка с собой прихватил. Староста же так и не успел рассказать, что он там, на конюшне и в сеннике запрятал. Хорошо еще, не зарыл, а то, только ночных раскопок мне для полного счастья и не хватало.

Такое большое количество мешков не пригодилось. В одном месте вообще столовое серебро отыскалось. Металл хоть и тяжелый, но занимающий не так уж много места. Правда, сервиз там не один был, с полмешка посуда все же заняла. И вроде как, некоторые предметы сервиза там очень не простые присутствовали. Магией от них несло. Ну, тут, понятное дело, амулеты, позволяющие кофе без огня кипятить или уже готовый кофе долго горячим держать…. Или все же не амулеты, а артефакты то были? Амулеты же подзаряжать нельзя? Не резон такой одноразовый расходник в предмет длительного пользования встраивать. Долго голову над загадкой ломать не стал. Дома, если получится без Дашки остаться, поэкспериментирую, может быть. У меня же, вроде как, зарядник для накопителей в ларе в сенках валяется.

Второй клад, тот, что в сене был закопан, еще менее объемным вышел. Золотые и серебряные украшения, с десяток монет, орден с колющимися лучами, усыпанный мелкими бриллиантиками. Все это я, почти не глядя, прямо как было в узел завязанное, в сумку засунул.

Осталась последняя часть, в самом доме. Ну, не считая еще одного клада, четвертого, который на околице деревни под старой ивой был зарыт. И вот эта, третья часть ухоронок, меня особенно порадовала. Там, в кухне, под полом, банальные деньги оказались. Много! Причем, в новеньких, недавно выпущенных червонцах, на которых черным по бледно розовому обещался размен их на золото по первому требованию. Мой доход с продажи степных лошадей на фоне такого богатства смотрелся вообще бледно! Черт! Да тут на дом в столице, наверное, хватило бы! Одна небольшая проблема только, мне из всего этого всего одна треть принадлежит, остальное я пообещал в Москву, Степаниде доставить.

Разумеется, вот так сразу, я ни в какую Москву не поехал. Зима на дворе, не самое хорошее время для путешествий в наших условиях. Правда, отца о намеченной на теплое время года поездке все же предупредил. Родитель только рукой раздраженно махнул. Смирился, по-видимому, что продолжателя его дела из меня не получится.

Два месяца не прошло, пролетело. Новый 1923 год наступил! Что я там про то, что зимой в деревне делать особо нечего, говорил? В этот раз все не так однозначно оказалось. У нас же скота на подворье в разы прибавилось! И за всеми этими лошадками, да Буренками уход оказался нужен. Кормить, убирать отходы жизнедеятельности, доить, полученное молоко перерабатывать.

Ну, положим, доить, все же на матери, как и раньше, обязанностью повисло. А вот все прочее пришлось и мне постараться. Зато первому полученному сыру мы с отцом радовались, как самому лучшему подарку! И маслу радовались! Это же, считай, живые деньги. Ну, если их, понятное дело, до Рубцово вовремя доставить.

В этот раз я тоже в Рубцово с нашей продукцией поехал. Один ездил, дома тоже работы невпроворот было. В городе, как водится, на обратном пути на почту заглянул. Тут это, типа, такой обычай у сельских жителей был. Приехал в город, поинтересуйся, нет ли какой корреспонденции для односельчан. Почтальона то, чтобы в такие кругаля мотался, в здешних местах отродясь не держали.

— В Большие… Ебуны? — На последнем слове у почтальонши, молоденькой девчонки, что на городской почте с селянами работу вела, проступил яркий румянец. Видать, представила себе чего-то не того. — Есть! Есть письмо! — Объявила она через пару минут, просмотрев невеликую стопку корреспонденции, дожидавшейся своих адресатов.

За полученное в руки письмо пришлось еще дополнительно в журнале расписаться. В стране бумаги не хватает, а тут…! Бюрократия, понимаешь! Впрочем, все мое немного наигранное возмущение, словно водой смыло, едва я на конверте на адрес взглянул. Письмо то мне самому и предназначалось. О кого, понятное дело. Кроме Семена со Степой мне и писать-то на всем белом свете некому. Но, черт возьми, приятно-то как!

Прямо там же, в здании почты, под подозрительными взглядами почтальонши и вскрыл конверт.

— Да я это, я, Александр Жуков, собственной персоной. Мне это письмо от друзей пришло! — Не выдержал просто таки пронзительно недоверчивого женского взгляда.